Международно-правовые основы контроля над бактериологическим оружием: Структура и содержание дипломного исследования

Введение

Актуальность исследования контроля над бактериологическим (биологическим) оружием в XXI веке обусловлена беспрецедентным обострением угроз международной биобезопасности. Стремительное развитие биотехнологий, особенно в области генной инженерии (например, технологии редактирования генома, такие как CRISPR), и синтетической биологии кардинально изменило ландшафт рисков. Эти достижения, неся в себе огромный потенциал для медицины и науки, одновременно породили острую проблему двойного назначения (dual-use), когда одни и те же знания, оборудование и материалы могут быть использованы как в мирных, так и во враждебных целях. Это размывает грань между легитимными исследованиями и разработкой запрещенных вооружений, бросая серьезный вызов существующему международно-правовому режиму нераспространения.

Ключевая научная проблема заключается в фундаментальном противоречии: с одной стороны, существует Конвенция о запрещении биологического и токсинного оружия (КБТО) 1972 года — краеугольный камень режима, полностью запрещающий данный вид оружия массового поражения (ОМП). С другой стороны, в отличие от договоров, регулирующих ядерное или химическое оружие, КБТО фактически лишена действенного механизма контроля и верификации за соблюдением ее положений государствами-участниками. Это создает опасную ситуацию, при которой обязательства носят декларативный характер, а их исполнение остается вопросом доброй воли и взаимного доверия, уровень которого в современных международных отношениях неуклонно снижается.

Степень научной изученности темы достаточно высока. Работы отечественных и зарубежных юристов-международников, политологов и экспертов в области биобезопасности заложили прочный фундамент для понимания КБТО. Однако, несмотря на наличие значительного корпуса литературы, ощущается нехватка комплексных исследований, которые бы анализировали современные вызовы (проблема двойного назначения, биотерроризм) в неразрывной связи с историческими причинами провала переговоров по созданию верификационного механизма в начале 2000-х годов.

Для проведения данного исследования необходимо четко определить его научный аппарат:

• Объект исследования: международно-правовые отношения, складывающиеся между государствами и другими субъектами международного права в сфере контроля над бактериологическим оружием.
• Предмет исследования: совокупность международно-правовых норм, регулирующих запрещение, нераспространение и уничтожение биологического оружия (прежде всего, положения КБТО и Женевского протокола 1925 г.), а также практика их применения, механизмы имплементации и системные проблемы правового режима.

Целью дипломной работы является выявление системных проблем и дефектов существующего международно-правового режима контроля над биооружием и разработка предложений по его укреплению в современных условиях. Для достижения этой цели ставятся следующие задачи:

1. Изучить историко-правовые предпосылки становления режима запрета биологического оружия.
2. Провести юридический анализ положений Конвенции 1972 года как центрального элемента режима.
3. Вскрыть и проанализировать фундаментальную проблему отсутствия механизма верификации в рамках КБТО.
4. Оценить современные вызовы режиму, связанные с научно-техническим прогрессом и угрозой биотерроризма.
5. Рассмотреть вопросы национально-правовой имплементации обязательств по Конвенции.
6. Сформулировать выводы и практические рекомендации по совершенствованию режима.

Методологическую основу исследования составит комплекс общенаучных и специальных юридических методов познания, включая историко-правовой, формально-юридический, сравнительно-правовой методы, а также системный анализ, который позволит рассмотреть режим КБТО как единую систему с ее внутренними и внешними связями.

Глава 1. Становление и развитие международно-правового режима запрещения бактериологического оружия

1.1. Исторические предпосылки и первые попытки правового регулирования

Запрет на использование биологического оружия не является изобретением современной эпохи; он имеет глубокие исторические корни, отражающие долгое и мучительное осознание человечеством его особой опасности. Примеры использования патогенов во враждебных целях, хоть и примитивные по сегодняшним меркам, встречаются еще в древности и Средневековье — от отравления колодцев трупами до катапультирования тел умерших от чумы в осажденные города. Однако именно XX век стал периодом систематизации угрозы, когда разработка биооружия была поставлена на промышленную и научную основу.

Особенно активно программы по созданию бактериологических вооружений велись в период Первой и Второй мировых войн. Чудовищным примером последствий отсутствия всеобъемлющего запрета стала деятельность японского «отряда 731». В рамках этой секретной программы проводились бесчеловечные эксперименты на живых людях с целью испытания различных патогенов в качестве оружия. Этот трагический опыт наглядно продемонстрировал, к каким чудовищным последствиям может привести санкционированная государством разработка биологического оружия.

Первым значимым шагом на пути к правовому ограничению стал Женевский протокол 1925 года. Этот документ явился реакцией мирового сообщества на массовое применение химического оружия в Первой мировой войне и распространил запрет также и на бактериологические средства ведения войны. Однако Протокол обладал фундаментальным и критическим недостатком: он запрещал исключительно применение биооружия, но никак не затрагивал его разработку, производство и накопление. Эта правовая лакуна создавала парадоксальную ситуацию, при которой государства могли легально создавать и складировать арсеналы смертоносных патогенов, обязуясь лишь не применять их первыми. Стало очевидно, что такой половинчатый подход неспособен обеспечить реальную безопасность и что для устранения угрозы необходим полный и всеобъемлющий запрет, который впоследствии и лег в основу КБТО.

1.2. Конвенция 1972 года как ядро современного режима контроля

Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении (КБТО), одобренная Генеральной Ассамблеей ООН в 1971 году и вступившая в силу 26 марта 1975 года, стала кульминацией многолетних усилий по полному искоренению этого вида ОМП. Она носит бессрочный характер и на сегодняшний день объединяет подавляющее большинство стран мира, насчитывая 183 государства-участника. Роль депозитариев Конвенции, то есть хранителей ее текста и официальной информации, была возложена на три государства: Россию (как правопреемницу СССР), США и Великобританию. Преамбула документа четко определяет его цель — полностью исключить возможность использования биологических агентов и токсинов в качестве оружия.

Центральное место в Конвенции занимают ее ключевые обязательства, сформулированные в первых статьях:

• Статья I является краеугольным камнем всего договора. Она устанавливает всеобъемлющий запрет для государств-участников «никогда, ни при каких обстоятельствах не разрабатывать, не производить, не накапливать, не приобретать каким-либо иным образом и не сохранять» биологическое и токсинное оружие. Юридическое определение такого оружия дается через так называемый «критерий цели»: под запрет подпадают биологические агенты или токсины, которые не предназначены для профилактических, защитных или других мирных целей, а также средства их доставки, предназначенные для использования во враждебных целях.
• Статья II логически дополняет первую и обязывает каждое государство-участника в кратчайшие сроки после вступления Конвенции в силу уничтожить или переключить на мирные цели все имеющиеся у него запасы запрещенных агентов, токсинов, оружия и средств доставки.
• Статья III носит ярко выраженный антипролиферационный характер. Она налагает на участников обязательство не передавать кому бы то ни было запрещенное оружие, а также никоим образом не помогать, не поощрять и не побуждать какое-либо государство или группу лиц к его производству или приобретению.

Несмотря на кажущуюся ясность, широта формулировок, особенно в определении «мирного назначения», стала как силой, так и слабостью Конвенции. Во время ее принятия такой подход был результатом необходимого политического компромисса, позволившего охватить будущие научные разработки. Однако сегодня, в эпоху стремительного развития биотехнологий, эта же широта создает значительные трудности в юридической квалификации потенциальных нарушений, особенно в контексте исследований двойного назначения.

Глава 2. Системные проблемы механизма КБТО и пути их преодоления

2.1. Проблема верификации как фундаментальный дефект Конвенции

Главной системной проблемой и, без преувеличения, «ахиллесовой пятой» всего режима КБТО является полное отсутствие механизма верификации. Это означает, что в рамках Конвенции не существует юридически обязательных процедур, позволяющих убедиться в том, что государства-участники добросовестно выполняют взятые на себя обязательства. Этот недостаток делает КБТО уникальной в негативном смысле: это единственный крупный международный договор в области разоружения и нераспространения ОМП, не имеющий системы контроля. Для сравнения, Конвенция о запрещении химического оружия (КЗХО) предусматривает сложную систему инспекций, проводимых Организацией по запрещению химического оружия (ОЗХО), а Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ), хоть и не вступил в силу, имеет детально проработанный верификационный механизм.

Причины такого положения дел носят как технический, так и политический характер. С технической точки зрения, проверки в биологической сфере крайне сложны. В отличие от ядерного или химического производства, биологические исследования и производство часто имеют двойное назначение. Одна и та же лаборатория или фармацевтический завод могут быть использованы как для создания вакцин, так и для наработки боевых патогенов, а оборудование является стандартным для многих биотехнологических предприятий. С политической точки зрения, в эпоху Холодной войны, когда разрабатывалась Конвенция, ведущие державы были категорически не готовы допускать международных инспекторов на свои объекты, опасаясь шпионажа и раскрытия военных и коммерческих секретов.

Последствия отсутствия верификации крайне разрушительны для режима:

1. Оно порождает атмосферу взаимных подозрений и недоверия между государствами.
2. Оно позволяет странам выступать с голословными обвинениями в адрес друг друга, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть объективными средствами.
3. Оно подрывает общую уверенность в надежности Конвенции, поскольку соблюдение ее положений остается исключительно на совести участников.

В итоге, этот врожденный дефект превращает КБТО из полноценного инструмента контроля в декларацию о намерениях, эффективность которой напрямую зависит от политической воли, а не от силы правовых механизмов.

2.2. Разработка Верификационного протокола и причины провала переговоров

Осознавая критическую слабость КБТО из-за отсутствия контроля, международное сообщество предприняло серьезную попытку исправить этот недостаток. В 1994 году государства-участники учредили Специальную группу с мандатом на разработку юридически обязывающего документа к Конвенции, который чаще всего называют Верификационным протоколом. Целью было создание надежного механизма, способного укрепить доверие и повысить эффективность КБТО.

Проект Протокола, который кропотливо согласовывался на протяжении почти семи лет, предполагал создание многоуровневой системы проверки, которая должна была включать в себя:

• Обязательные декларации: государства должны были регулярно и подробно отчитываться о потенциально релевантных объектах и видах деятельности (например, о лабораториях с высоким уровнем биологической изоляции, программах биозащиты, крупных фармацевтических производствах).
• Рутинные визиты: плановые посещения объявленных объектов для подтверждения заявленной информации и повышения транспарентности.
• Инспекции по запросу (challenge inspections): наиболее мощный инструмент, позволяющий одному государству запросить внеплановую инспекцию на территории другого для прояснения подозрений в нарушении Конвенции.

Переговоры достигли своей кульминации в 2001 году. Текст Протокола был практически готов, и казалось, что режим КБТО стоит на пороге исторического укрепления. Однако в июле 2001 года Соединенные Штаты в одностороннем порядке заявили о своем отказе от почти согласованного документа, что фактически торпедировало весь переговорный процесс. Официальная позиция Вашингтона сводилась к тому, что предложенный Протокол, с одной стороны, был недостаточно силен, чтобы гарантированно выявить нарушителя, но с другой — был достаточно интрузивен, чтобы представлять угрозу для коммерческих тайн американских фармацевтических компаний и для секретной информации на военных биологических объектах. Этот шаг стал фатальным для идеи создания «жесткого» механизма контроля и поверг режим КБТО в состояние глубокого кризиса, из которого он не вышел и по сей день.

2.3. Меры укрепления доверия как паллиативный механизм контроля

После провала переговоров по Верификационному протоколу государства-участники КБТО оказались перед выбором: либо допустить полный коллапс режима, либо найти альтернативные, «мягкие» способы его поддержания. Выбор был сделан в пользу второго пути, главной опорой которого стали Меры укрепления доверия (МУД). Эти меры, принимавшиеся на Обзорных конференциях, которые проводятся регулярно с 1980 года, представляют собой систему ежегодных добровольных докладов, которые государства представляют в ООН по согласованным формам.

Содержание этих докладов охватывает ряд чувствительных, но важных областей, призванных повысить прозрачность национальной деятельности в биологической сфере. Страны-участницы предоставляют следующую информацию:

• Данные о необычных вспышках инфекционных заболеваний.
• Сведения о национальных исследовательских программах в области биологической защиты.
• Информацию о центрах и лабораториях с максимальным уровнем биологической изоляции (BSL-4).
• Данные об объектах по производству вакцин.
• Информацию о национальном законодательстве, касающемся КБТО.

Анализ эффективности МУД показывает их двойственный, паллиативный характер. С одной стороны, они, несомненно, полезны. МУД повышают общую транспарентность, создают единственную существующую площадку для систематического обмена информацией и способствуют диалогу между экспертами. С другой стороны, их недостатки очевидны и весьма существенны:

1. Добровольность: участие в МУД не является юридически обязательным. Далеко не все государства ежегодно подают доклады, а некоторые не делают этого вовсе.
2. Отсутствие проверки: нет никакого механизма для верификации данных, представленных в докладах. Вся информация принимается на веру.
3. Неодинаковое качество: полнота и качество представляемой информации сильно варьируются от страны к стране.

Таким образом, следует сделать четкий вывод: Меры укрепления доверия — это не механизм контроля, а лишь механизм информирования. Они являются полезным, но недостаточным инструментом, который не способен заменить полноценную систему верификации и лишь смягчает, но не решает фундаментальную проблему Конвенции.

Глава 3. Современные вызовы режиму КБТО и национально-правовое измерение

3.1. Технологии двойного назначения и биотерроризм

Если в XX веке основной угрозой считались государственные военные программы, то в XXI веке научно-технический прогресс породил новые, более распределенные и трудно контролируемые вызовы. Главный из них — это проблема технологий двойного назначения (Dual-Use). Суть ее в том, что достижения в таких областях, как генная инженерия, синтетическая биология и геномика, кардинально размыли грань между мирными исследованиями и потенциальной разработкой оружия. Например, технология, позволяющая создать более устойчивый к засухе сорт пшеницы, может быть адаптирована для придания патогену устойчивости к антибиотикам. Исследования, направленные на создание новых лекарств, могут дать знания о том, как преодолеть иммунную систему человека.

Эта реальность создает колоссальную сложность для юридической квалификации действий в рамках Статьи I КБТО. Становится крайне трудно определить, нарушает ли то или иное фундаментальное исследование запрет «не для мирных целей». Где заканчивается легитимная наука и начинается создание компонентов биологического оружия? Однозначного ответа на этот вопрос часто не существует до тех пор, пока не проявлен враждебный умысел, а на этой стадии может быть уже слишком поздно.

Вторым следствием научно-технического прогресса является резкий рост угрозы биотерроризма. Если раньше для создания биологического оружия требовались ресурсы целого государства, включая специализированные институты и полигоны, то сегодня порог входа в эту сферу значительно снизился. Теоретически, небольшая террористическая ячейка с достаточным финансированием, доступом к научным публикациям в открытых источниках и несколькими квалифицированными специалистами может оборудовать подпольную лабораторию, способную производить опасные патогены. Доступность технологий превращает биотерроризм из гипотетической угрозы в реальную проблему безопасности, с которой неспособен справиться режим, изначально спроектированный для контроля над государствами, а не над негосударственными акторами.

3.2. Национально-правовая имплементация обязательств по КБТО

В условиях отсутствия международного верификационного механизма и перед лицом современных вызовов ключевое значение приобретает национально-правовая имплементация — то, как абстрактные нормы международного права воплощаются в конкретных законах и подзаконных актах каждого государства-участника. Согласно общему принципу, каждое государство обязано принять все необходимые национальные меры для выполнения положений Конвенции. Это включает в себя, как минимум, два ключевых направления:

• Криминализация запрещенных деяний: введение в национальное уголовное законодательство статей, устанавливающих ответственность за разработку, производство, приобретение или хранение биологического оружия.
• Экспортный контроль: создание и поддержание эффективной системы контроля за экспортом и передачей патогенов, токсинов, а также оборудования и технологий двойного назначения, которые могут быть использованы для создания биооружия.

Анализ законодательства разных стран показывает различные подходы к решению этой задачи. Например:

Соединенные Штаты Америки еще в 1991 году приняли комплексный Закон «О контроле над химическим и биологическим оружием и запрете их военного использования», который не только ввел строгие меры контроля внутри страны, но и предусмотрел механизм введения санкций против иностранных лиц и государств, причастных к распространению ОМП. Система регулирования работы с опасными биоагентами в США является одной из самых строгих в мире.

Российская Федерация также имплементировала обязательства по КБТО. Соответствующие составы преступлений включены в Уголовный кодекс РФ (в частности, ст. 355 «Разработка, производство, накопление, приобретение или сбыт оружия массового поражения»). Кроме того, в стране действует разветвленная система законодательства в области биологической и санитарно-эпидемиологической безопасности, а также федеральная система экспортного контроля в отношении патогенов и оборудования двойного назначения.

Важную вспомогательную роль в этом процессе играет Группа имплементационной поддержки (ГИП), функционирующая при Управлении ООН по вопросам разоружения с 2006 года. Она действует как своего рода технический секретариат КБТО, помогая государствам в разработке и совершенствовании национального законодательства, а также способствуя универсализации Конвенции.

Заключение

Проведенное исследование позволяет сделать ряд обобщающих выводов. Анализ истории вопроса показал, что международно-правовой режим запрещения биологического оружия, ядром которого является КБТО, стал логичным и необходимым итогом провала предыдущих, менее амбициозных подходов, в частности, Женевского протокола 1925 года, который оставлял лазейку для легальной разработки и накопления таких вооружений.

Однако, как было доказано во второй главе, созданный режим страдает от врожденного и фундаментального дефекта — полного отсутствия механизма верификации. Этот недостаток, обусловленный политическими реалиями Холодной войны и техническими сложностями контроля, подрывает доверие к Конвенции и ее реальную эффективность. Драматичный провал переговоров по созданию Верификационного протокола в 2001 году по политическим причинам надолго заморозил любую возможность исправить этот дефект, оставив режим в ослабленном состоянии.

Наконец, третья глава продемонстрировала, что современные вызовы, прежде всего связанные с развитием технологий двойного назначения и угрозой биотерроризма, еще больше ослабляют и без того несовершенный механизм. Режим, созданный для мира больших государственных программ, оказался плохо приспособлен к миру распределенных знаний и негосударственных угроз.

Возвращаясь к научной проблеме, заявленной во введении, можно сформулировать итоговый вывод: международно-правовой режим контроля над бактериологическим оружием в настоящее время находится в состоянии глубокой стагнации. Он не отвечает адекватно современным угрозам из-за отсутствия действенного механизма проверки и недостатка политической воли к его созданию у ключевых игроков. Существующие паллиативные меры, такие как МУД, полезны, но не могут служить заменой полноценному контролю.

В качестве практических рекомендаций по выходу из сложившегося кризиса, вместо нереалистичных призывов к возобновлению переговоров по Протоколу, можно предложить стратегию «малых шагов», направленную на постепенное укрепление режима:

1. Усиление механизма МУД: перевод его с добровольной на юридически обязательную основу.
2. Создание постоянно действующего Научного консультативного совета при КБТО для оценки угроз, исходящих от новых технологий.
3. Разработка модельных законов для содействия государствам в качественной национально-правовой имплементации положений Конвенции.

Прогноз на будущее остается осторожным. Без возрождения политического консенсуса между ведущими державами режим КБТО рискует и дальше терять свою релевантность, оставаясь скорее символом надежд эпохи разрядки, чем реальным инструментом обеспечения международной безопасности в XXI веке.

Список использованных источников и Приложения

Качественная дипломная работа немыслима без тщательно проработанной библиографии. Список использованных источников следует структурировать, разделив его на несколько логических блоков для удобства навигации и демонстрации глубины проработки материала. Рекомендуемая структура:

• Нормативно-правовые акты: сюда включаются международные договоры (КБТО, Женевский протокол) и национальное законодательство (федеральные законы, указы, выдержки из кодексов).
• Научная литература: этот раздел должен содержать монографии, учебники, диссертации и научные статьи из рецензируемых журналов, посвященные теме исследования.
• Материалы из сети Интернет: здесь указываются официальные документы ООН, доклады с Обзорных конференций, аналитические материалы профильных НПО и исследовательских центров.

Крайне важно обеспечить строгое соблюдение требований к оформлению, установленных вашим учебным заведением (например, по ГОСТу или иному релевантному стилю цитирования).

Раздел «Приложения» не является обязательным, но его наличие значительно повышает академическую ценность и наглядность работы. В приложения целесообразно вынести вспомогательные материалы, которые загромождали бы основной текст, например:

• Полные тексты или ключевые извлечения из международных договоров (КБТО, Женевский протокол).
• Статистические данные, например, по количеству государств-участников или по уровню их участия в Мерах укрепления доверия (МУД) за последние годы.
• Схемы или таблицы, иллюстрирующие сложные концепции, такие как предполагавшаяся структура Верификационного протокола или взаимодействие органов экспортного контроля.

Список использованной литературы

1. «Конституция Российской Федерации» (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 N 6-ФКЗ, от 30.12.2008 N 7-ФКЗ)// «Собрание законодательства РФ», 26.01.2009, N 4, ст. 445
2. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 N 63-ФЗ (принят ГД ФС РФ 24.05.1996) (ред. от 07.03.2011)// «Собрание законодательства РФ», 17.06.1996, N 25, ст. 2954
3. Федеральный конституционный закон от 30.05.2001 N 3-ФКЗ (ред. от 07.03.2005)»О чрезвычайном положении»// «Собрание законодательства РФ», 04.06.2001, N 23, ст. 2277.
4. Федеральный закон от 15.07.1995 N 101-ФЗ (ред. от 01.12.2007) «О международных договорах Российской Федерации» (принят ГД ФС РФ 16.06.1995)// «Собрание законодательства РФ», 17.07.1995, N 29, ст. 2757
5. Федеральный закон от 28.12.2010 N 390-ФЗ «О безопасности» (принят ГД ФС РФ 07.12.2010) // «Собрание законодательства РФ», 03.01.2011, N 1, ст. 2
6. Федеральный закон от 31.05.1996 N 61-ФЗ (ред. от 23.12.2010) «Об обороне»(принят ГД ФС РФ 24.04.1996)// «Собрание законодательства РФ», 03.06.1996, N 23, ст. 2750
7. Закон РФ от 01.04.1993 N 4730-1 (ред. от 07.02.2011) «О Государственной границе Российской Федерации»// «Российская газета», N 84, 04.05.1993.
8. Федеральный закон от 08.12.2003 N 164-ФЗ (ред. от 08.12.2010) «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности» (принят ГД ФС РФ 21.11.2003)// «Собрание законодательства РФ», 15.12.2003, N 50, ст. 4850
9. Федеральный закон от 18.07.1999 N 183-ФЗ (ред. от 07.05.2009) «Об экспортном контроле» (принят ГД ФС РФ 22.06.1999)// «Собрание законодательства РФ», 26.07.1999, N 30, ст. 3774
10. Федеральный закон от 29.11.2007 N 283-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об экспортном контроле» (принят ГД ФС РФ 09.11.2007)// «Собрание законодательства РФ», 03.12.2007, N 49, ст. 6044
11. Федеральный закон от 19.07.1997 N 109-ФЗ (ред. от 04.10.2010) «О безопасном обращении с пестицидами и агрохимикатами» (принят ГД ФС РФ 24.06.1997)// «Собрание законодательства РФ», 21.07.1997, N 29, ст. 3510
12. Указ Президента РФ от 20.08.2007 N 1083 (ред. от 16.06.2010) «Об утверждении Списка микроорганизмов, токсинов, оборудования и технологий, подлежащих экспортному контролю»// «Собрание законодательства РФ», 27.08.2007, N 35, ст. 4288
13. Указ Президиума ВС СССР от 17 апреля 1954 г. «О ратификации Женевских конвенций от 12 августа 1949 г. «О защите жертв войны» // Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938 – 1975. Т. 2. М., 1975.
14. Постановление Правительства РФ от 29 августа 2001 г. N 634 «Об утверждении Положения об осуществлении контроля за внешнеэкономической деятельностью в отношении микроорганизмов, токсинов, оборудования и технологий»// «Собрание законодательства РФ», 10.09.2001, N 37, ст. 3683
15. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31.10.1995 N 8 (ред. от 06.02.2007) «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия»// «Российская газета», N 247, 28.12.1995
16. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.10.2003 N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»// «Российская юстиция», N 12, 2003
17. «Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении» (Заключена в Париже 13.01.1993)// «Бюллетень международных договоров», N 4, 1998 (Конвенция ратифицирована Федеральным законом от 05.11.1997 N 138-ФЗ.// «Собрание законодательства РФ», 10.11.1997, N 45, ст. 5138)
18. «Венская Конвенция о праве международных договоров» (Заключена в Вене 23.05.1969)// «Сборник международных договоров СССР», выпуск XLII, 1988
19. Международный Пакт от 16.12.1966 «О гражданских и политических правах»// «Бюллетень Верховного Суда РФ», N 12, 1994
20. Дополнительный протокол I к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера, 8 июня 1977 г. // Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1989. N 9.
21. Антипенко В.Ф. Борьба с современным терроризмом. Международно-правовые подходы. Киев: Изд. «ЮНОНА-М», 2002. С.417
22. Вавилов А.М. Экологические последствия гонки вооружений. М., 1984. С. 307
23. Валеев Р.М. Историческая роль России в проведении Гаагских конференций мира // История государства и права. 2009. N 12.; N 13.
24. Василенко В.А. Ответственность государств за международные правонарушения. М., 1971. С. 332.
25. Гаврилов В.В. Понятие и взаимодействие международной и национальных правовых систем: Моногр. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2005. С. 395
26. Гетьман-Павлова И.В. Международное право: Учебник. М.: Юристъ, 2006. С.732.
27. Даниленко Г.М. Применение международного права во внутренней правовой системе России: практика Конституционного Суда // Государство и право. 1995. N 11.
28. Действующее международное право. Т. 1. М.: Московский независимый институт международного права, 1996. С. 465.
29. Елисеев Р.А. Зарождение и развитие науки международного уголовного права // Международное публичное и частное право. 2009. N 6.
30. Законы и обычаи войны: Сборник документов. М.: Юриздат, 1942. С. 720.
31. Ковалев А.А., Черниченко С.В. Международное право. М., 2006. С. 532.
32. Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 г .//Действующее международное право. Т. 2. М.: Московский независимый институт международного права, 1997. С. 587.
33. Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России (учебно-практическое пособие). М.: Спарк, 2007. С. 337.
34. Лукашук И.И. Внутреннее право государства и соблюдение международного договора // Юрист-международник — International Lawyer. 2004. N 3.
35. Марочкин С.Ю. Применение судами России норм международного права: десять лет после принятия Конституции РФ // Российский ежегодник международного права 2003. СПб., 2003. С. 367.
36. Маркс Дж. ЦРУ и контроль над разумом. Тайная история управления поведением человека / Пер. с англ. М.: Международные отношения, 2003.С 467
37. Международное право. Ведение военных действий: Сборник Гаагских конвенций и иных международных документов. 4-е изд., доп. М.: МККК, 2004. С. 455
38. Международное право: Учеб. / Отв. ред. В.И. Кузнецов. М.: Юристъ, 2001. С. 356.
39. Международное право: Учеб. для вузов / Отв. ред. Г.В. Игнатенко и О.И. Тиунов. М.: Норма, 2004. С. 461.
40. Международное право: Учеб. / Отв. ред. В.И. Кузнецов. М.: Юристъ, 2001. С. 457.
41. Международный терроризм: борьба за геополитическое господство: Монография / Под ред. А.В. Возженикова. М.: РАГС, 2005. С. 216.
42. Метка смерти // Эксперт. 2004. N 7(410).
43. Мильштейн М.А., Семейко Л.С. США и вопрос о новых видах оружия массового уничтожения // США: экономика, политика, идеология. 1976. N 5.
44. Осминин Б.И. Принятие и реализация государствами международных договорных обязательств: Монография. М.: Волтерс Клувер, 2006.С.467
45. Панов В.П. Международное уголовное право. М., 1997. С. 362.
46. Резолюции и решения Генеральной Ассамблеи ООН, принятые на XXII сессии. Нью-Йорк, 1968. С. 347.
47. Словарь терминов и понятий, связанных с охраной живой природы / Под ред. Н.Ф. Реймерса. М., 1982. С. 539.
48. Спирин А.Ф. Биологическая революция: угрозы мнимые и реальные // Химия и жизнь. 2000. N 9.
49. Скакунов Э.И. Система международно-правовых гарантий безопасности государств: Дис. … д-ра юрид. наук. М. С. 347.
50. Талалаев А.Н. Закон о международных договорах // Московский журнал международного права. 1996. N 2.
51. Терроризм — взгляд изнутри / Пер. с англ. М.: Ультра. Культура, 2003. С. 251
52. Тиунов О.И. Принцип соблюдения международных обязательств. М., 1979. С. 393.
53. Требин М.П. Терроризм в XXI веке. Минск: Харвест, 2003. С. 709
54. Тункин Г.И. Теория международного права. М., 1970. С. 479
55. Усенко Е.Т. Соотношение и взаимодействие международного и национального права и российская Конституция // Московский журнал международного права. 1995. N 2. С. 20.
56. Фокин А.В., Хозин А.Г. Экоцид в политике американского империализма. М., 1985. С. 394.
57. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. С. 83.
58. Хоффман Б. Арцибасов И.Н. Международное право: Учебное пособие. М., 1999.С.478
59. Четыре Женевских конвенций о законах и обычаях войны 1996 — 1997 гг. // Действующее международное право: В 3 т. Т. 3. М.: МНИМП. С. 423.
60. Ecological Consequenses of the Second Indochina War. Stockholm, 1976.
61. The Blue Helmets. A Review of United Nations Peace-keeping. 2nd ed. UN DPI. N.Y., 1990.
62. Ibid. Part I — Analytical report. P. 81.
63. de Wet E. The Chapter VII Powers of the Security Council, 2004.
64. Glennon M.J. Limits of Law, Prerogatives of Power: Interventionism after Kosovo. 2001. P. 98.