Народный городской праздник как русский карнавал: Историко-культурологический анализ и методология исследования (план дипломной работы)

В мире, где до 70% населения в отдельных регионах до сих пор следует традиционным верованиям и праздникам, понимание феномена народного гуляния как живого отражения коллективного сознания становится не просто академическим интересом, но и ключом к разгадке культурного кода. Именно эта цифра, демонстрирующая глубокую укорененность традиций в повседневной жизни, подводит нас к уникальной возможности деконструкции темы «Народный городской праздник как русский карнавал». Это исследование, предназначенное для дипломной работы выпускника гуманитарного вуза, призвано не только осветить историко-культурологические аспекты этого явления, но и предоставить прочную методологическую базу для сбора и анализа фактов, что гарантирует достоверность и глубину полученных выводов.

В настоящей работе мы ставим своей целью формирование исчерпывающего и методологически выверенного плана исследования, который позволит детально рассмотреть эволюцию, специфику и трансформации русского городского праздника в контексте карнавальной культуры. Объектом исследования выступает народный городской праздник в России, а предметом – его специфические черты, функции и трансформации как русского карнавала в историко-культурном контексте. Хронологические рамки охватывают период от допетровской Руси до середины XX века, что позволяет проследить многовековую динамику. Географические рамки ориентированы на крупные городские центры России, где праздничные традиции приобретали особую выразительность и подвергались наиболее интенсивным изменениям.

Задачи исследования включают: определение ключевых теоретических понятий; анализ исторических этапов развития русского народного городского праздника; выявление специфических черт русского карнавала и их трансформаций; изучение факторов, обусловивших консервацию и упадок праздничных традиций; а также сравнительный анализ с европейскими карнавальными традициями для выделения национальной специфики. В качестве источников будут использоваться научные монографии, статьи из рецензируемых журналов, работы классиков (М.М. Бахтин, В.Я. Пропп, Ю.М. Лотман) и современных исследователей, а также первоисточники (хроники, мемуары). Методология исследования будет включать историко-генетический, сравнительно-исторический, типологический и системный подходы, что обеспечит всесторонность и глубину анализа. Структура дипломной работы будет соответствовать данному плану, состоящему из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы, а также приложений.

Теоретико-методологические основы изучения праздничной культуры и карнавала

Любое глубокое культурологическое исследование начинается с четкого определения понятийного аппарата. Без этого фундамента невозможно построить прочную аналитическую конструкцию. В данной главе мы погрузимся в мир терминов, которые станут нашими проводниками по лабиринтам русского городского праздника, а затем осмыслим, как концепция карнавального культурогенеза Михаила Бахтина позволяет нам интерпретировать этот сложный феномен, предоставляя ценные инструменты для анализа.

Определение ключевых терминов: «народный праздник», «карнавал», «городская культура», «праздничная традиция», «праздничная смеховая культура»

Чтобы говорить о народном городском празднике как русском карнавале, необходимо прежде всего договориться о «правилах игры», то есть о значении ключевых терминов. Каждый из них несет в себе богатый пласт смыслов, формируя сложный и многогранный образ исследуемого явления.

Начнем с карнавала. Это слово, пропитанное атмосферой беззаботного веселья и буйства красок, имеет несколько этимологических версий. Согласно одной из них, оно происходит от латинского carnem levare, что означает «освобождение от мяса» или «мясо, прощай!», указывая на его связь с периодом перед Великим постом. Другая версия связывает его с carrus navalis — «повозка-корабль», символизирующая переход и обновление. Генезис карнавала уходит корнями в глубокую древность, предположительно к римским сатурналиям, и его первые масштабные проявления были зафиксированы в Венеции, откуда он распространился по всей Европе. Суть карнавала заключается в особом состоянии, когда привычные рамки стираются, нормы переворачиваются с ног на голову, а люди получают свободу от повседневных условностей. Это праздник, связанный с костюмированными шествиями, переодеваниями и масками, где преобладают шутки, насмешки и безудержное веселье. Михаил Бахтин, один из величайших мыслителей XX века, видел в карнавале «саму жизнь, играющую» – свободную форму осуществления, возрождения и обновления, где зрители не просто наблюдатели, а полноправные участники, вовлеченные в игру в невозможное.

Далее рассмотрим народный праздник. В отличие от будней, это день торжества, установленный в честь или память какого-либо значимого события или явления, будь то религиозное, историческое или аграрное. Он представляет собой культурно-массовое действо, которое значимо как для отдельной личности, так и для общества в целом. Народный праздник – это не просто набор ритуалов, а феномен коллективного творчества, в котором возникают групповые положительные эмоции, настроения и переживания. Именно в праздничной атмосфере формируются важные общественные представления и идеалы. А.И. Мазаев точно подметил, что праздник – это «древний и постоянно воспроизводимый элемент культуры, который в отдельные периоды истории способен переживать упадок, но не может исчезнуть совсем». Его ключевая функция – сохранение культурных традиций, обычаев и обрядов, которые передаются из поколения в поколение, обеспечивая связь времен и поколений.

Термин городская культура описывает культурный ландшафт крупных и средних несельскохозяйственных поселений, которые, как правило, являются индустриальными и административными центрами. Городская культура часто рассматривается как вершина того, что было заимствовано и переосмыслено из народной культуры, но при этом она характеризуется глубокой персонификацией через талантливых людей, которые формируют её облик. Отличительная черта городской культуры – плюрализм, обеспечивающий взаимообогащение и новаторство. Она представляет собой сложную структуру, состоящую из множества взаимодействующих субкультур, формирующих уникальный социальный уклад и поведение населения, а также объекты, созданные в городской среде.

Праздничная традиция, или традиционная праздничная культура, это совокупность обычаев, церемоний, ритуалов, символов и проявлений искусства, которые связаны с отмечанием праздников и имеют устоявшееся значение в определенной культурной или национальной общности. Праздник в этом контексте выступает как антитеза будням – это специфически кратковременная форма человеческого бытия, где акцент смещается на эстетическую составляющую. Чувственно-эмоциональная насыщенность, выразительность, зрелищность, а также элементы карнавальности и театрализации становятся доминирующими. Эта традиция является неотъемлемой частью культуры в целом, формируя социокультурную ситуацию и развиваясь в соответствии с ней. Она представляет собой синтез понятий «праздник», «традиционная культура», «праздничная культура» и «традиция», подчеркивая их неразрывную связь.

Наконец, праздничная смеховая культура по Бахтину тесно связана со свободными и неофициальными народными традициями. Она выполняет важнейшую социально-психологическую функцию – преодоления страхов и фобий, которые возникают в общественном сознании в условиях социальных потрясений. Эта культура включает в себя отголоски римских сатурналий, античного фольклора, традиций античных мимов и западноевропейского средневекового фольклора. Бахтин отмечал, что смеховая культура в основном ограничена «островками» праздников и рекреаций и противостоит официальной серьезной культуре. Она представляет собой прежде всего праздничный смех, коллективную реакцию, а не индивидуальное проявление, и имеет глубокое миросозерцательное значение, являясь универсальной точкой зрения на мир. Смеховая культура Бахтина связана с материально-телесным низом и гротескным реализмом, представленным во всенародном, праздничном и утопическом аспекте, где карнавальная пародия, отрицая, одновременно возрождает и обновляет.

Таким образом, эти понятия образуют взаимосвязанную систему, позволяющую нам всесторонне анализировать русский народный городской праздник как сложное культурное явление, пропитанное духом карнавальности.

Концепция карнавального культурогенеза М.М. Бахтина как объяснительная модель

В изучении народного городского праздника как русского карнавала мы неизбежно приходим к фигуре Михаила Михайловича Бахтина – мыслителя, чье имя неразрывно связано с концепцией карнавала и народной смеховой культуры. Его работы стали фундаментом для осмысления феноменов, где границы между обыденным и исключительным, официальным и неофициальным размываются, а мир переворачивается с ног на голову.

Основная теоретическая модель, которую предлагает Бахтин, заключается в идее «инверсии двоичных противопоставлений». Это значит, что в карнавальном пространстве привычные иерархии и ценности меняются местами: шут может быть объявлен королем, сквернослов – епископом, верх становится низом, а голова – задом и половыми органами, что Бахтин называл «материально-телесным низом». Эта инверсия несет в себе не просто элемент игры, но глубокий философский смысл – преодоление страхов, связанных со смертью, обновлением и возрождением. По сути, карнавал, согласно Бахтину, является исключительно наглядным воплощением смеховой концепции культуры, феноменом на грани реальности и игры, рассеивающим всякие рамки.

Бахтин выделил три основные формы народной смеховой культуры, которые взаимосвязаны и образуют единое целое:

1. Обрядово-зрелищные формы: К ним относятся празднества карнавального типа, различные площадные смеховые действа, такие как представления скоморохов, кукольные театры, гуляния с ряжеными. Именно здесь проявляется наиболее ярко визуальная и интерактивная составляющая карнавала, где каждый участник становится актером.
2. Словесные смеховые произведения: Это пародии, устные и письменные шутки, анекдоты, поговорки, которые разрушают официальный пафос и обнажают комичность обыденности или власти.
3. Различные формы фамильярно-площадной речи: Ругательства, клятвы, народные блазоны – все это проявления неформального языка, который в обычное время был бы неприемлем, но в карнавальном контексте становится нормой, освобождая от социальных ограничений.

По Бахтину, карнавал – это не столько исторический факт, сколько карнавализация как становящаяся сила в историко-культурном процессе. Эта сила народной культуры проявляется в непрерывном процессе становления и самоизменения. Она не статична, а постоянно динамична, способна к адаптации и переосмыслению. Например, Гоголевский смех в его рассказах Бахтин описывал как чистый народно-праздничный смех, амбивалентный и стихийно-материалистичный, который сохраняет свою народную основу, несмотря на последующую литературную эволюцию.

Важно отметить, что Бахтин не был единственным, кто занимался этой проблематикой. Наряду с ним, значительный вклад в изучение народной смеховой культуры и карнавала внесли такие исследователи, как Адриан Пиотровский, Ольга Фрейденберг, Владимир Пропп, Петр Богатырев и Сергей Эйзенштейн. Их работы дополняют и расширяют бахтинскую концепцию, позволяя более полно осмыслить многообразие проявлений карнавальности в различных культурах и эпохах. Так, Пропп в своих исследованиях подчеркивал глубокую связь праздников с аграрными циклами и магическими обрядами, что находит отклик и в русском карнавале.

Таким образом, бахтинская концепция является не просто теоретическим инструментом, а живой матрицей для анализа русского городского праздника. Она позволяет увидеть за внешним весельем глубокие культурологические процессы, понять социальные функции смеха и ритуалов, а также проследить, как «сама жизнь играет» в культурном пространстве, постоянно обновляясь и трансформируясь.

Историческая динамика русского народного городского праздника: От язычества до советской эпохи

Русский народный городской праздник – это не застывшая форма, а живой организм, который дышит, меняется и адаптируется к каждому новому историческому вызову. Чтобы понять его сущность как русского карнавала, необходимо проследить его эволюцию сквозь века, отголоски языческих верований до идеологизированных советских торжеств. Эта глава станет нашим хронологическим путеводителем по удивительному и многоликому миру русских праздничных традиций.

Допетровская Русь: Симбиоз языческих и христианских традиций

Прежде чем говорить о русском городском празднике, необходимо окунуться в допетровскую Русь, где корни многих современных традиций переплетаются с древними верованиями. Восточные славянские племена, появившиеся в Восточной Европе около VI века нашей эры, жили в тесной гармонии с природой, поклоняясь языческим богам. Их праздники были неразрывно связаны с циклами земледелия, солнцем и сменой времен года.

С принятием христианства в X веке на Руси произошло не полное вытеснение языческих пластов, а скорее их удивительный симбиоз с новой верой. Христианские праздники часто накладывались на древние языческие обряды, вбирая в себя их символику и формы. «Шумные и буйные гуляния», осуждаемые «Домостроем», с их пирами, пьянством, плясками и «бесовскими песнями», были неотъемлемой частью этих торжеств. Вероятно, именно в этих развлечениях кроются истоки «игрищ» скоморохов – предшественников будущих уличных театров и карнавальных действ.

Особое место в зимнем цикле занимало Рождество, пришедшее с христианством. Однако оно не просто заменило, а слилось с древнеславянским зимним праздником Святок или Коляды. Святки представляли собой многодневные гуляния, охватывающие период с конца декабря по первую неделю января. Это было время радости, безудержного веселья, активного общения, сопровождавшегося песнями и обильными трапезами. В этот период широко были распространены гадания, обрядовые колядования и посевания, ряженье и хождение в гости. Люди верили в сильное присутствие духов и совершали обряды на благополучие и плодородие. Русское Рождество приобрело уникальные славянские черты, включая обычаи заключения новых годовых договоров между купцами (с Рождества до Масленицы) и сжигания лучшего снопа урожая как символа надежды на будущие урожаи. Из Европы на Русь пришел обычай театрализованных представлений – вертепов, связанных с рождением Христа, и коляды. Эти формы, сочетающие религиозное содержание с народным действом, стали важной частью праздничной культуры, демонстрируя способность к адаптации и обогащению.

Таким образом, допетровская Русь, несмотря на попытки церкви и власти регламентировать праздничную жизнь, сохраняла яркие элементы языческого мировоззрения, которые, сливаясь с христианскими традициями, создавали уникальный сплав, ставший основой для развития русского карнавала.

Российская империя (XVIII – начало XX века): Модернизация и сохранение традиций

XVIII век ознаменовал собой переломный момент в истории России, став отправной точкой для формирования нового облика городского праздника. Эпоха Петра I принесла не только глубокие экономические и политические перемены, но и кардинально изменила мировоззрение и психологию людей, что не могло не сказаться на социокультурной сфере. Развитие промышленности и стремительный рост городов привели к оживлению внутренней торговли и формированию единого общероссийского рынка, а вместе с тем – к значительному увеличению количества ярмарок и их товарооборота. К началу 1830-х годов в России насчитывалось уже более 1700 ярмарок, которые становились центрами общественной жизни и развлечений.

Городской досуг XVIII века был разнообразен и включал в себя традиционные игры, увеселения, а также массовые катания с ледяных гор, особенно популярные зимой. Не обходилось и без зрелищных, порой жестоких, забав, таких как борьба и кулачные бои, которые собирали множество зрителей. Масленица в этот период оставалась одним из самых любимых и массовых праздников. В столицах, особенно при дворе в Санкт-Петербурге, «благородные» устраивали пышные балы, иногда по два ежедневно в течение всей масленичной недели, что демонстрировало синтез народных гуляний и европейских маскарадов, введенных Петром I.

В XIX веке исследования праздничной культуры приобрели академический характер. И.М. Снегирев в своем фундаментальном труде «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» (1837) впервые предложил теоретическое определение праздника и классифицировал их по месту проведения (сельские и городские), подвижности в календаре и происхождению. Это стало важным шагом в систематизации и осмыслении богатого праздничного наследия России.

К рубежу XIX-XX веков в дореволюционной России сформировался четкий праздничный календарь, включавший государ��твенные, религиозные и семейные праздники. Нерабочие дни, обозначавшиеся в календаре красным цветом, к 1896 году насчитывали 42 дня. Государственные праздники были тесно связаны с жизнью царствующего дома Романовых – рождениями, крещениями, совершеннолетиями, бракосочетаниями и коронациями наследников. Церковные праздники, такие как Пасхальная неделя и двунадесятые праздники, были многочисленны и служили важными вехами повседневной жизни для православного населения, составлявшего около 70% жителей. Они не только регулировали ритм жизни, но и формировали мировоззрение, становясь основой для многих народных гуляний, которые, хоть и имели церковный «фасад», сохраняли глубокие языческие корни.

Таким образом, Российская империя стала свидетелем сложного процесса модернизации, который, с одной стороны, привносил новые формы досуга и развлечений, а с другой – сохранял и переосмысливал древние народные традиции, создавая уникальный культурный ландшафт городского праздника. Эти изменения подготовили почву для радикальных трансформаций, которые произойдут в следующем столетии, что, несомненно, требует дальнейшего осмысления.

Советский период (начало – середина XX века): Идеологическая трансформация и «осовечивание»

Октябрьская революция 1917 года стала водоразделом в истории России, кардинально изменив все сферы жизни общества, включая праздничную культуру. Дореволюционный праздничный календарь, основанный на государственных, церковных и народных праздниках, был подвергнут тотальной перестройке. Советская власть, стремясь внедрить коммунистические ценности в массы, целенаправленно заменяла традиционные праздники новыми, идеологически окрашенными торжествами.

В первое время после революции, в 1918 году, некоторые «народные» церковные праздники, такие как Пасха, Рождество, Благовещение и Успение, еще сохраняли статус нерабочих дней. Это свидетельствовало о глубокой укорененности православной традиции в народном сознании, которую новая власть не могла игнорировать сразу. Однако уже тогда были введены новые, революционные праздники, например, 1 Мая – День Интернационала, и 27 февраля – День низвержения самодержавия. В июле 1928 года СНК РСФСР официально установил новые общероссийские праздники: Новый год (1 января), День 9 января 1905 года (22 января, позднее объединенный с днем памяти В.И. Ленина), День низвержения самодержавия (12 марта), День Парижской коммуны (18 марта), День Интернационала (1-2 мая) и годовщина Октябрьской революции (7-8 ноября).

Несмотря на эти нововведения, в 1920-е годы в центрах традиционной культуры старинные праздники, такие как Иван Купала и Петров день, продолжали отмечаться, иногда под видом новых советских праздников. Например, Иван Купала мог проводиться как Международный день кооперации, что демонстрировало гибкость народного сознания и его способность к мимикрии. Новые праздники активно наполнялись содержанием, соответствующим советской эпохе и кардинальным изменениям во всех сферах жизни общества. Массовые торжества стали важным средством коммунистического воспитания, формируя новую коллективную идентичность. Праздник Нового года, лишенный религиозного контекста, начал оформляться как государственный праздник новолетия в 1930-е годы, приобретая знакомые нам атрибуты – елка, Дед Мороз и Снегурочка.

Политика «осовечивания» праздников включала в себя не только введение новых дат, но и изменение статуса традиционных торжеств, наделение их новым идеологическим смыслом. Ярким примером является трансформация Сабантуя – традиционного праздника завершения сельскохозяйственных работ у татар. Он был превращен в день образования Татарской АССР, став фактически днем татарской культуры, но под строгим контролем идеологии.

Раннесоветские карнавалы (до середины 1930-х годов) использовались большевиками как мощные политические и агитационные мероприятия, механизмы легитимации новой власти. Они были частью антирелигиозной кампании; так, в декабре 1923 года антирелигиозные карнавалы прошли в 184 городах, включая «Комсомольское рождество», организованное В. Мейерхольдом. Эти мероприятия стремились «уничтожить исторически сложившийся облик города», заслоняя его «картонно-фанерным, расписным городом-имитантом Учения, городом будущего», который должен был явить собой сплошной текст утопии.

Однако после фазы относительно свободного художественного оформления, к середине 1930-х годов, советская карнавальная культура трансформировалась: сатира, бывшая центральным элементом карнавалов 1920-х, полностью исчезла из программы, а тон юмора сменился на доброжелательно-иронический. Карнавал превратился в средство представления концептов о «будущей жизни в СССР», демонстрацию «веселья ради веселья», призванную создать ощущение материального благополучия после голода 1931-1934 годов и прекращения продразверстки.

После Второй мировой войны карнавал утратил свое выдающееся положение в праздничном каноне, а его апофеоз в Советском Союзе пришелся на VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов в 1957 году, когда «хрущевская оттепель» на время возродила карнавал, охвативший весь город. Однако затем стандартизованные, монотонные шествия стали предпочтительнее. В середине XX века фольклорный характер Масленицы и ассоциации с проводами зимы были включены в советский праздничный календарь, чтобы лишить праздник религиозных привязок. Концепция политического карнавала подразумевает его возникновение, когда управляют непрофессиональные политики, и характеризуется непрерывной инверсией смыслов и значений бинарных оппозиций, смещением акцентов и отходом от признанных норм. Такая карнавальная политическая культура может рассматриваться как разновидность элитарной культуры, использующая карнавальные технологии при недостатке традиционных средств.

Таким образом, советский период стал временем радикальной перестройки праздничной культуры, где традиционные формы были либо вытеснены, либо идеологически переосмыслены, превращаясь в инструмент формирования нового, советского человека.

Специфика русского карнавала в контексте городского праздника и его трансформация

Русский карнавал – это не просто набор обрядов, а живое, пульсирующее явление, глубоко укорененное в народной памяти и одновременно подверженное постоянным трансформациям. В этой главе мы сосредоточимся на его сердце – Масленице, рассмотрим ее ключевые символы и ритуалы, а затем проследим, как всенародное гуляние постепенно превращалось в элитарный маскарад.

Масленица как квинтэссенция русского городского карнавала

Если и есть праздник, который наиболее полно воплощает идею русского карнавала, то это, безусловно, Масленица. Этот народный праздник, хотя и определяется по церковному календарю относительно Пасхи, по своей сути не связан напрямую с церковными обрядами. Он является ярким примером языческого наследия, интегрированного в христианскую культуру, и характеризуется удивительной атмосферой радости, безудержного веселья и полной свободы поведения и выражения чувств, которая пронизывает всю его обрядность.

Масленица была уникальным временем в году, когда поощрялось то, что в обычные дни считалось предосудительным: объедание, бражничество и даже драки. Это был период, когда мир как бы переворачивался, и дозволялось многое из того, что было запрещено. В дореволюционном Петербурге Масленица была поистине разгульным праздником, предвещающим долгий период воздержания в еде и весельях Великого поста. Вся неделя проходила в озорном веселье, охватывавшем все слои населения.

Традиционные забавы Масленицы были многочисленны и зрелищны:

• Катание с ледяных гор: Это была не просто забава, а старинный обряд, имеющий глубокие аграрно-магические корни. Считалось, что «чем дальше поедешь, тем длиннее уродится лён», что напрямую связывало веселье с надеждой на будущий урожай. Некоторые горки достигали внушительных размеров – 12-18 метров в высоту, превращая катание в настоящее приключение.
• Кулачные бои: Эти зрелищные схватки, порой довольно жестокие, были формой выражения мужской силы и удали, а также выплеска накопившейся энергии.
• Штурм снежного городка: Увлекательная игра, часто с участием конных всадников, символизировавшая победу над зимой и злыми силами.
• Представления «раёк»: Небольшие передвижные театры, демонстрировавшие картинки с назидательными или комическими сюжетами, которые пользовались большой популярностью.

Вся масленичная неделя традиционно делилась на две части: «Узкую Масленицу» (понедельник, вторник, среда), когда еще можно было заниматься хозяйственными работами, и «Широкую Масленицу» (четверг, пятница, суббота, воскресенье), когда все работы прекращались, и начиналось настоящее разгулье. Каждый день имел свое название и особые ритуалы:

• Понедельник — «Встреча»: Начало праздника, встреча Масленицы, сооружение чучела.
• Вторник — «Заигрыши»: Начало гуляний, смотрины невест, катание на санях.
• Среда — «Лакомка»: Главный день для угощений, особенно блинов, и визитов к теще.
• Четверг — «Разгуляй» или «Широкий четверг»: Кульминация веселья, массовые гуляния, кулачные бои, катания.
• Пятница — «Тёщины вечерки»: Теща приходила в гости к зятю.
• Суббота — «Золовкины посиделки»: Молодые невестки приглашали к себе родственников мужа.
• Воскресенье — «Проводы» или «Прощеное воскресенье»: Завершение праздника, сжигание чучела, прощение обид.

Эта детальная структура, сочетающая в себе бытовые, обрядовые и развлекательные элементы, делает Масленицу не просто праздником, а сложным культурным феноменом, который является квинтэссенцией русского городского карнавала.

Карнавальные символы и ритуалы: Чучело Масленицы и ряженые

В основе русского карнавала лежат мощные символы и ритуалы, которые несут в себе глубокие значения, уходящие корнями в языческие верования. Два из них являются наиболее яркими и узнаваемыми: чучело Масленицы и ряженые.

Центральной фигурой, без которой невозможно представить Масленицу, является чучело Масленицы. Оно олицетворяет уходящую зиму и ее смерть, а также древнеславянскую богиню Морену – покровительницу мороза, стужи и ночи, поэтому традиционно всегда имеет женский облик. Чучело изготавливалось из подручных материалов: старых вещей, тряпок, соломы или сена, а затем украшалось яркими лентами и платками, придавая ему праздничный, но одновременно гротескный вид.

Кульминационным моментом всего праздника является сжигание чучела. Этот ритуал имеет глубокие языческие корни и является мощным символическим актом. Он означает прощание с зимой, встречу весны, обновление природы и начало нового жизненного цикла. Считалось, что с дымом сгорающего чучела уходят все беды, болезни и неудачи, накопившиеся за зиму, очищая пространство для нового, благоприятного периода. Пепел от сожженного чучела часто развеивали по полям, чтобы обеспечить хороший урожай, еще раз подчеркивая аграрно-магический характер праздника. Иногда обряд проводился и без чучела: например, в Пошехонском уезде Ярославской губернии собирали дрова для гигантского костра, что и называлось «сжечь Масленицу».

Другим важнейшим элементом русского карнавала были ряженые. Это были люди, скрытые под масками и необычными нарядами, которые чувствовали себя абсолютно раскованными и могли позволить себе то, что было невозможно в обычные дни. Ряженые олицетворяли временное нарушение социальных норм, свободу от условностей и возможность воплощать различные образы. Их персонажи были разнообразны:

• Люди: Старцы, высокие старухи, нищие, жених с невестой, а также представители некрестьянской среды – барыня, барин, фельдшер, цыган, татарин, еврей. Это позволяло пародировать различные социальные роли и явления.
• Животные: Медведь, коза, лось, волк, лисица, журавль – символы плодородия, силы или хитрости. Особенно популярен был медведь (человек в вывернутой шубе), вокруг которого водили хороводы и танцевали, считая, что попасть к нему в лапы – к удаче.
• Мифологические существа: Черти и другие потусторонние образы, олицетворявшие силы хаоса и нечисти, которые в праздничное время могли быть осмеяны и изгнаны.

Мужчины часто надевали тулуп мехом наружу, мазали лицо сажей, привешивали хвосты и гривы из мочала, создавая гротескные и устрашающие образы. Ряженые занимались шуточными действиями, пародировали повседневную жизнь: «пекли блины», «сбивали масло», «молотили горох», «мололи муку», «женили молодых», обливали водой. Они были желанными гостями, с ними взаимодействовали, и в народе укоренилось поверье, что худо сулит тому, кого ряженые обойдут своим вниманием. Обычай рядиться на Масленицу был особенно распространен в центральных губерниях Европейской России и в Сибири.

В дореволюционной Москве на Масленицу разрешали ставить балаганы и карусели на центральных улицах, где выступали фокусники, наездники и иллюзионисты. Главным местом весенних гуляний был район Новинского бульвара. На улицах также расхаживали скоморохи и кукольные театры во главе с Петрушкой, а медвежья потеха была очень популярна среди всех слоев населения.

Таким образом, чучело Масленицы и ряженые являются не просто атрибутами праздника, а мощными символами, через которые народная культура выражала свои представления о мире, смерти, возрождении, а также свою способность к самоосмеянию и обновлению.

Трансформация народного карнавала в элитарный маскарад

Историческая динамика русского праздника демонстрирует интересный переход от всенародного карнавала, пропитанного духом свободы и гротеска, к более регламентированным, а порой и элитарным формам досуга и развлечений. Этот процесс можно описать как трансформацию «карнавала» в «маскарад».

Под «карнавалом» мы подразумеваем широкое, общенародное действо, где нет четких границ между участниками и зрителями, где каждый вовлечен в общее веселье и инверсию норм. Это стихийное, низовое проявление культуры. В то время как «маскарад» – это, скорее, элитарное событие, часто проводящееся в закрытых помещениях, с четко определенными ролями, костюмами и правилами поведения. Маскарад может быть пышным и роскошным, но он редко обладает той же степенью свободы и народного разгулья, что и карнавал.

Важную роль в этой трансформации сыграли реформы Петра I. В XVIII веке, стремясь «европеизировать» Россию, Петр I активно внедрял европейские формы досуга и развлечений, в том числе и маскарады. Эти маскарады, изначально элитарные, проводились при дворе и в дворянских кругах, привнося в русскую праздничную культуру новые элементы – изысканные костюмы, танцы, более утонченные развлечения.

В дореволюционном Петербурге, особенно в период Масленицы, наблюдалось интересное наложение народной традиции ряжений, которая существовала еще в допетровской Руси, на эти европейские маскарады и карнавалы. То есть, с одной стороны, народ продолжал рядиться и гулять на площадях, сохраняя элементы карнавальной культуры. С другой стороны, эти народные традиции начинали переплетаться с более «цивилизованными» формами досуга, вдохновленными европейскими образцами. Так, «благородные» устраивали масленичные балы, которые, хоть и были приурочены к народному празднику, но по своей сути были маскарадами – более упорядоченными и соответствующими нормам светского общества.

Таким образом, произошло своеобразное расслоение: народный карнавал продолжал существовать, сохраняя свою архаичную энергию, но параллельно с ним развивался и элитарный маскарад, который, заимствуя внешние атрибуты карнавала (костюмы, маски), лишался его глубинной, инверсивной и освобождающей сути. Этот процесс трансформации отражал общую тенденцию к модернизации и «европеизации» русской культуры, а также социальное расслоение общества, когда каждый класс формировал свои собственные формы досуга и развлечений.

Факторы консервации и упадка русского городского карнавала к концу XIX века

Конец XIX века стал переломным моментом для традиционной праздничной культуры в России. То, что веками казалось незыблемым, начало стремительно меняться под давлением новых реалий. Чтобы понять, почему русский городской карнавал, когда-то столь буйный и всеобъемлющий, постепенно угас, необходимо рассмотреть комплекс факторов: от глобальных социально-экономических процессов до конкретных административных решений.

Влияние урбанизации и индустриализации на праздничную культуру

Конец XIX века в России ознаменовался бурным ростом городов, который был прямым следствием промышленного переворота и ускоренной индустриализации. Этот процесс оказал глубочайшее влияние на все сферы жизни общества, включая и праздничную культуру. Городская среда, с ее фабриками, заводами и стремительным ритмом жизни, диктовала новые условия существования и досуга.

Одним из ключевых последствий стало возникновение современного представления о досуге как о «времени отдыха», «праздном времени», которое противопоставлялось времени труда. Это явление было тесно связано с технологическими, экономическими и культурными изменениями XIX века, повлекшими переход к индустриальной эпохе. В традиционных аграрных обществах труд и отдых были переплетены в едином временном цикле, где праздники были органично вписаны в ритм сельскохозяйственных работ. Индустриализация же разрушила эту монополию, стимулируя четкое разграничение труда и отдыха.

Основной тенденцией развития городской культуры на про��яжении последних 100-150 лет стал переход от преимущественно традиционных (доиндустриальных) к урбанистическим (индустриальным и постиндустриальным) формам. Этот переход является ключевой частью процесса модернизации. Влияние индустриализации и урбанизации выражалось не только в изменении рабочего графика, но и в появлении новых, более доступных форм развлечений, которые начали активно конкурировать с традиционными народными гуляниями. Люди, измотанные однообразным фабричным трудом, искали новые, менее энергозатратные и более стандартизированные способы проведения досуга. Каков же реальный масштаб этих изменений для человека, привыкшего к традиционному укладу?

Таким образом, урбанизация и индустриализация не просто изменили облик городов, но и перестроили саму ткань общественной жизни, создав новые условия, в которых традиционный карнавал, с его стихийностью и физической активностью, начал терять свою привлекательность.

Изменение форм досуга и конкуренция с новыми развлечениями

Стремительные социоэкономические изменения, вызванные урбанизацией и индустриализацией, привели к появлению целого спектра новых форм досуга. Эти развлечения, часто более доступные, менее затратные по времени и физическим усилиям, начали активно конкурировать с традиционными народными гуляниями, вытесняя их на периферию городского пространства и общественного интереса.

К концу XIX – началу XX века традиционные масленичные забавы, такие как катания с ледяных гор, кулачные бои и шумные гуляния, начали терять интерес горожан. Их место стали занимать новые виды досуга:

• Профессиональный цирк: С его яркими представлениями, акробатами, клоунами и дрессированными животными, цирк предлагал организованное и зрелищное развлечение.
• Кинематограф: Появление движущихся картинок стало настоящей сенсацией, предлагая совершенно новый опыт восприятия и возможность погружения в вымышленные миры.
• Театры и кабаре: Эти учреждения культуры предлагали более утонченные развлечения, от классических постановок до легких музыкальных номеров и сатирических скетчей, привлекая как элиту, так и растущий средний класс.
• Литература и музыкальные выступления: Распространение грамотности и доступность печатных изданий, а также развитие музыкальных школ и оркестров создавали новые возможности для интеллектуального и эстетического досуга.
• Балы: В высшем обществе и среди интеллигенции балы продолжали оставаться важной формой общения и развлечения.
• Спорт: Появление и развитие массовых видов спорта, таких как футбол, велоспорт, легкая атлетика, предлагало новые формы активного досуга и зрелищ.

Помимо конкуренции с новыми развлечениями, существенное влияние на упадок традиционных гуляний оказало и административное регулирование. В Петербурге, например, балаганы и ледяные горы, попавшие в ведение «Попечительства о народной трезвости», были перенесены из центра города на Семеновский плац, а впоследствии и вовсе на дальние окраины. Это решение, возможно, продиктованное желанием облагородить центр города и бороться с пьянством, привело к значительному снижению интереса публики к традиционным забавам. Утрата центрального места проведения лишала карнавал его всеобъемлющего характера и удобства для горожан.

Важным аспектом, влиявшим на «респектабельность» праздника, была проблема пьянства. Несмотря на размах масленичных гуляний, неописуемое пьянство, сопутствовавшее празднику, ужасало многих иностранцев и признавалось самими русскими. Этот фактор мог способствовать снижению престижа праздника в глазах интеллигенции и властей, которые стремились к созданию более «культурных» форм досуга. В результате, те элементы карнавала, которые были связаны с чрезмерностью и нарушением норм, начали восприниматься как анахронизм и проявление «дикости».

Исследования выявляют, что, несмотря на упадок, праздничные традиции в городской среде не исчезли полностью, а претерпели процессы как сохранения, так и видоизменения, адаптируясь к новым условиям. Однако исчезновение карнавалов как массовых, всеобъемлющих праздников городской среды стало неоспоримым фактом, и возможности их возрождения остаются предметом изучения.

Регулирование и контроль со стороны официальных властей

Роль официальных властей в трансформации и упадке русского городского карнавала к концу XIX века была значительной и многогранной. Государственные и городские структуры не только устанавливали правила, но и активно вмешивались в организацию праздников, пытаясь регулировать и контролировать народные гуляния.

Одним из примеров такого регулирования является политика московского генерал-губернатора Дмитрия Голицына в XIX веке. С целью привлечения большего числа арендаторов и зрителей на масленичные гуляния, он снизил плату за право торговать и ставить балаганные шатры. Это решение было направлено на стимулирование активности и поддержание традиционных форм досуга. Однако при этом чиновники строго следили за чистотой и порядком на массовых мероприятиях, что свидетельствует о стремлении властей к упорядочиванию и цивилизованности, даже в контексте карнавального разгулья.

В более поздний период, особенно в советскую эпоху, роль официальных властей в регулировании праздников стала доминирующей. Политика «осовечивания» праздников представляла собой целенаправленное политическое регулирование и наделение традиционных торжеств новым идеологическим смыслом. Этот процесс был частью более широкой кампании по формированию новой, советской идентичности и вытеснению «пережитков прошлого».

Как мы уже отмечали в Главе 2, ярким примером является трансформация Сабантуя, традиционного праздника завершения сельскохозяйственных работ. В советское время он был переосмыслен как день образования Татарской АССР, став фактически днем татарской культуры, но под строгим идеологическим контролем. Таким образом, праздник, имевший глубокие народные корни, был интегрирован в советский календарь, но его содержание и форма были существенно изменены в соответствии с государственной идеологией.

Эти примеры показывают, что власти не были пассивными наблюдателями за эволюцией праздничной культуры. Они активно формировали ее, пытаясь использовать праздники как инструмент для достижения своих целей – будь то поддержание порядка, стимулирование торговли или формирование идеологической лояльности. В конечном итоге, именно такое регулирование, в сочетании с другими социально-экономическими факторами, способствовало тому, что стихийный, народный карнавал постепенно уступил место более организованным, а порой и идеологически выверенным формам досуга, что привело к его упадку как всеобъемлющего городского явления.

Сравнительный анализ: Русский городской праздник и европейские карнавальные традиции

Чтобы по-настоящему понять уникальность русского городского праздника как карнавала, необходимо поместить его в более широкий контекст европейских традиций. Сравнительный анализ позволит нам выявить как универсальные черты карнавального феномена, так и те специфические особенности, которые делают русский карнавал неповторимым.

Общие черты европейских карнавалов

Карнавал – это не уникальное явление для России; его традиции известны практически всем народам Европы, хотя формы, сроки и продолжительность могут значительно различаться. Европейские карнавальные традиции, особенно те, что предшествуют Великому посту, обладают рядом общих характеристик, которые позволяют говорить о них как о едином культурном феномене.

Прежде всего, европейские карнавалы характеризуются безудержным весельем и полной свободой поведения. Это период, когда социальные иерархии временно отменяются, нормы приличия смягчаются, а люди получают возможность выразить себя вне повседневных ограничений. Маски и костюмы играют ключевую роль, позволяя участникам скрыть свою личность и принять на себя новые роли, что способствует раскрепощению.

Важной чертой является внерелигиозность ритуалов, а порой и их пародирование церковных культов. Хотя карнавалы часто приурочены к периоду перед Великим постом, их содержание редко носит глубоко религиозный характер. Напротив, в них часто прослеживается дух насмешки, инверсии и даже святотатства, что подчеркивает их народный, «низовой» характер. Это время, когда мир переворачивается с ног на голову, и даже священное может быть объектом смеха.

Многие исследователи возводят происхождение европейских карнавалов к римским сатурналиям – древним языческим праздникам, посвященным богу Сатурну, во время которых также происходила инверсия социальных ролей, а рабы и господа менялись местами. Античные мистерии, в частности дионисии, с их экстатическими ритуалами и культом плодородия, также рассматриваются как имеющие сравнительные параллели со средневековым карнавалом, устанавливая связь через сатировую драму и римские сатурналии. Это подчеркивает глубокие дохристианские корни карнавальной культуры.

Ранние карнавалы в таких городах, как Венеция, а затем во Франции и Германии, были тесно связаны с развитием независимых городов. Городская среда, с ее относительно более свободным населением и возможностью для самоорганизации, создавала благоприятные условия для расцвета карнавальных традиций. Эти городские центры становились площадками для массовых гуляний, театрализованных представлений и шествий.

В европейской народной культуре существует известная концепция «Битвы Карнавала и Поста». Эта аллегория, часто изображаемая в живописи и литературе, символизирует противостояние двух начал: плотского, мирского веселья и духовного, аскетического воздержания. Карнавал здесь выступает как воплощение изобилия, обжорства и разгула, а Пост – как символ самоограничения и благочестия. Эта «битва» отражает циклическую природу жизни и культурных ценностей.

Параллельно с изучением западноевропейской карнавализованной литературы велись работы и по русской праздничной культуре. В. Пропп в «Русских аграрных праздниках» (1963) отметил аграрно-магический характер русских календарных праздников и закономерную связь между формами труда и формами мышления, общую с европейскими аграрными обрядами. Это свидетельствует о том, что многие праздничные традиции тесно связаны и перетекли в Россию из Западной Европы, или имеют общие индоевропейские корни.

Таким образом, европейские карнавалы, несмотря на региональные различия, демонстрируют общие черты: универсальную потребность в временном нарушении порядка, коллективном веселье и символическом обновлении, что делает их важной точкой отсчета для анализа русского феномена.

Национальная специфика русского карнавала

Несмотря на очевидные параллели с европейскими карнавальными традициями, русский городской праздник, и в особенности Масленица, обладает целым рядом уникальных черт, которые формируют его национальную специфику. Эти особенности позволяют говорить о русском карнавале как о самобытном культурном феномене, интегрирующем как универсальные, так и сугубо отечественные элементы.

Прежде всего, Масленица является не просто аналогом европейских карнавалов (таких как «жирный вторник» или Мясопуст у католиков), а восточнославянским языческим традиционным праздником, отмечаемым перед Великим постом. Ее глубокие корни уходят в дохристианскую славянскую мифологию, что придает ей особый колорит и символическое наполнение. В отличие от многих европейских карнавалов, которые могли быть более «цивилизованными» или городскими по своему происхождению, Масленица сохраняла сильный аграрно-магический характер. Как отмечал В. Пропп в своих исследованиях, русские календарные праздники тесно связаны с сельскохозяйственным циклом, магическими обрядами, призванными обеспечить урожай и плодородие. Этот аспект является одной из ключевых национальных черт.

Одной из наиболее ярких и уникальных обрядовых форм является сжигание чучела Масленицы. Этот ритуал, как уже говорилось, имеет глубокие языческие корни и символизирует не только проводы зимы, но и смерть старого мира, очищение и возрождение. В европейских карнавалах, хотя и встречаются обряды сжигания символических фигур, именно сжигание чучела, олицетворяющего Морену – древнеславянскую богиню зимы, придает русскому ритуалу особую смысловую нагрузку и связь с национальным пантеоном.

Национальная специфика проявляется и в особых формах ряженья. Русские ряженые включали в себя персонажей, отражающих как традиционные народные образы (медведь, коза, лиса), так и представителей различных социальных слоев, пародирование которых носило сугубо местный характер (барыня, барин, цыган, еврей). Эти персонажи и их действия были глубоко вписаны в контекст русской крестьянской и городской жизни, что отличает их от европейских масок, которые могли иметь более универсальный или театральный характер.

Интересным аспектом является синтез народной традиции ряжений и европейских маскарадов, который наблюдался в петровскую эпоху. Петр I, активно внедряя европейские обычаи, принес в Россию и маскарады. В Петербурге, в период Масленицы, это привело к уникальному наложению: народные гуляния с ряжеными, идущие от глубокой древности, стали сочетаться с более регламентированными и изысканными европейскими маскарадами. Это создало своеобразный «диалог культур», где традиционные формы обогащались новыми элементами, но при этом сохраняли свою национальную основу.

Таким образом, феномен карнавала как формы праздничной культуры способствует не только преемственности самобытных традиций отдельных народов, но и полноценному диалогу культур разных стран и регионов. Русский городской праздник, будучи частью этого диалога, сохраняет свою уникальность благодаря глубокой связи с языческим прошлым, аграрно-магическим символизмом и специфическими обрядовыми формами, которые делают его неповторимым «русским карнавалом».

Заключение

Исследование «Народный городской праздник как русский карнавал» позволило нам пройти путь от теоретических основ до детального историко-культурологического анализа, демонстрируя сложность и многогранность этого феномена. Мы обосновали актуальность темы, определили объект и предмет, а также хронологические и географические рамки, заложив прочный фундамент для дипломной работы.

В первой главе были четко определены ключевые термины: «народный праздник», «карнавал», «городская культура», «праздничная традиция» и «праздничная смеховая культура». Мы увидели, как эти понятия переплетаются, формируя комплексное представление о предмете исследования. Концепция карнавального культурогенеза М.М. Бахтина стала центральной объяснительной моделью, показав, как «инверсия двоичных противопоставлений» и «материально-телесный низ» проявляются в народной смеховой культуре, выполняя социально-психологическую функцию преодоления страхов.

Вторая глава раскрыла историческую динамику русского народного городского праздника. Мы проследили его эволюцию от допетровской Руси, где языческие «шумные и буйные гуляния» слились с христианскими традициями, сформировав уникальные Святки и Коляду. В Российскую империю (XVIII – начало XX века) праздник претерпел модернизацию под влиянием петровских реформ, развития ярмарочной культуры и городской жизни, сохраняя при этом традиционные забавы Масленицы и классификацию Снегирева. Советский период (начало – середина XX века) стал эпохой радикальной идеологической трансформации, когда традиционные праздники либо вытеснялись новыми, либо «осовечивались», превращаясь в инструмент коммунистического воспитания.

Третья глава была посвящена специфике русского карнавала, где Масленица выступила как его квинтэссенция. Мы детально рассмотрели ее характеристики – безудержное веселье, свобода поведения, связь с урожаем, деление на «Узкую» и «Широкую» части, а также традиционные забавы. Глубокий анализ карнавальных символов, таких как чучело Масленицы (символ уходящей зимы, Морены, обновления) и ряженые (проводники свободы и пародии), выявил их языческие корни и социокультурные функции. Была также проанализирована трансформация народного карнавала в элитарный маскарад, где европейские влияния Петра I смешивались с народными традициями.

В четвертой главе мы рассмотрели факторы консервации и упадка русского городского карнавала к концу XIX века. Урбанизация и индустриализация привели к появлению концепции «праздного времени» и изменению форм досуга, а новые развлечения (цирк, кинематограф, театры) стали конкурировать с традиционными гуляниями. Влияние «Попечительства о народной трезвости» и перенос гуляний на окраины, а также проблема пьянства способствовали снижению интереса. Важную роль сыграло и регулирование со стороны официальных властей, которые пытались контролировать и идеологически переосмыслить праздники.

Наконец, пятая глава провела сравнительный анализ с европейскими карнавальными традициями, выявив общие черты (безудержное веселье, внерелигиозность, связь с сатурналиями и развитием городов, концепция «Битвы Карнавала и Поста») и подчеркнув национальную специфику русского карнавала. Это, прежде всего, Масленица как восточнославянский языческий праздник, его аграрно-магический характер, уникальные обряды сжигания чучела и специфические персонажи ряженых, а также синтез народных и европейских традиций в петровскую эпоху.

Таким образом, данная дипломная работа подтверждает гипотезу о том, что русский народный городской праздник является уника��ьным феноменом, глубоко укорененным в национальной культуре, но при этом подверженным историческим трансформациям и диалогу с европейскими традициями. Вклад работы заключается в систематизации и углублении понимания русского карнавала как сложного культурологического явления. Перспективы дальнейших исследований могут включать более детальное изучение региональных особенностей русского городского карнавала, его трансформации в постсоветский период, а также анализ влияния современных медиа на возрождение или видоизменение традиционных праздничных форм.

Список источников и литературы

Полный список использованных научных монографий, статей, первоисточников и электронных ресурсов, оформленный в соответствии с академическими стандартами, будет представлен в финальной версии дипломной работы.

Приложения (при необходимости)

Приложения могут включать:

• Иллюстративный материал: Исторические фотографии, гравюры, рисунки, изображающие народные гуляния, чучело Масленицы, ряженых.
• Архивные документы: Фрагменты законодательных актов, мемуаров, дневников, описывающих праздники.
• Схемы и таблицы: Визуализации хронологии праздников, сравнительные таблицы характеристик карнавальных традиций.
• Транскрипции интервью: При наличии полевых исследований или устных свидетельств.

Список использованной литературы

1. «Карнавал» — происхождение и значение слова. Культура.РФ. URL: https://www.culture.ru/s/slovo-karnaval/ (дата обращения: 13.10.2025).
2. Аверинцев С. С. Восточная поэтика: Специфика художественного образа. М., 1983. 320 с.
3. Андреев А. Н. Культурология. Личность и культура. Минск, 1998.
4. Аникеева Н. П. Педагогика и психология игры. М., 1986. 400 с.
5. Аничков Е. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. Ч. 2: От песни к поэзии. СПб., 1905.
6. Антология исследования культуры. СПб., 1997. Т. 1. 640 с.
7. Балухатый С. К поэтике мелодрамы // Поэтика. Сборник статей. Л., 1927. Вып. 3.
8. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. 400 с.
9. Белковец Л. П., Белковец В. В. История государства и права России. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2000. 216 с.
10. Бердяев Н. А. С. Хомяков. М., 1912.
11. Берлянд И. Е. Игра как феномен сознания. Кемерово, 1992. 320 с.
12. Библер В. С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика и культура. М.: Прогресс, 1991. 278 с.
13. Библер В. С. От наукоучения — к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М.: Политиздат, 1990. 400 с.
14. Богомолова Н. Н. Ситуационно – ролевая игра, как активный метод социально – психологической подготовки // Теоретические и методологические проблемы социальной психологии. М., 1977.
15. Булгаков С. Философия хозяйства. Нью-Йорк, 1982.
16. Викторова Л. Г. и др. Диалоговая концепция культуры М. М. Бахтина – В. С. Библера. Саранск, 1992. 128 с.
17. Выготский Л. С. Игра и её роль в психологическом развитии ребенка // Вопросы психологии. 1966. № 6.
18. Городская культура. Studfile.net. URL: https://studfile.net/preview/6078332/page:3/ (дата обращения: 13.10.2025).
19. Городская культура в России: определения и типологии. CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/gorodskaya-kultura-v-rossii-opredeleniya-i-tipologii/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
20. Гуревич П. С. Игра // Культурология. XX век. Словарь. СПб., 1997.
21. Гуревич П. С. Культурология. М., 1998. 224 с.
22. Дианова Е. В. Советские праздники 1920-х годов и центры традиционной культуры Карелии // Рябининские чтения – 2007. URL: https://kizhi.com/library/ryabinin-chteniya-2007/dianova-e-v-g-petrozavodsk-sovetskie-prazdniki-1920-h-godov-i-tsentry-traditsionnoy-kultury-karelii (дата обращения: 13.10.2025).
23. Дмитриев Ю. А. История русского драматического театра. Т. 1. Искусство. М., 1977.
24. Досуг и праздник в городской культуре России XVIII в. CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/dosug-i-prazdnik-v-gorodskoy-kulture-rossii-xviii-v/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
25. Евангулова О. Город и усадьба 2-й половины XVIII века в сознании современников // Русский город. М., 1984. Вып. 7.
26. Железнякова А. М., Яковлева Н. В. Праздники на основе вековых традиций как основа российской современной культуры // Молодой ученый. 2020. № 46 (336). С. 278-280. URL: https://moluch.ru/archive/336/75089/ (дата обращения: 13.10.2025).
27. Зайцева Е. В., Медведева В. А. Значение народных традиций и их сохранение в современных календарных обрядах и праздниках // Молодой ученый. 2020. № 46 (336). С. 273-275. URL: https://moluch.ru/archive/336/75087/ (дата обращения: 13.10.2025).
28. Зезина Е. История русской культуры. М.: Высшая школа, 1990.
29. Исаев И. А. История государства и права России. М.: Юристъ, 1996. 544 с.
30. Истоки праздничной культуры современной России. Студенческий электронный журнал «СтРИЖ». URL: https://strizh.science/article/istoki-prazdnichnoy-kultury-sovremennoy-rossii (дата обращения: 13.10.2025).
31. История отечественного государства и права: в 2 т. / под ред. О. И. Чистякова. М.: Юристъ, 2003. Т. 1. 544 с.
32. История праздничных дней в России. Гарант. URL: https://www.garant.ru/article/1141979/ (дата обращения: 13.10.2025).
33. История России от древнейших времен до начала XX в. / под ред. И. Я. Фроянова. М.: ИНФРА-М, 2004. 600 с.
34. История СССР: в 2 т. / под ред. Б. Д. Грекова, С. В. Бахрушина и В. И. Лебедева. М.: ОГИЗ-ГИПЛ, 1948. Т. 1: с древнейших времён до конца XVIII в. 744 с.
35. Казимирова Т. В. Традиционный календарный праздник в культуре России ХХ – начала XXI вв. // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2011. № 2 (3). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/traditsionnyy-kalendarnyy-prazdnik-v-kulture-rossii-hh-nachala-xxi-vv/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
36. Карнавал в современной культуре. CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/karnaval-v-sovremennoy-kulture/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
37. Карнавал как форма праздничной культуры: философско-культурологический анализ. Dslib.net. URL: http://www.dslib.net/kulturologia/karnaval-kak-forma-prazdnichnoj-kultury-filosofsko-kulturologicheskij-analiz.html (дата обращения: 13.10.2025).
38. Карнавал: История и современность. Культурная Эволюция. URL: https://kulturaprav.ru/articles/karnaval-istoriya-i-sovremennost/ (дата обращения: 13.10.2025).
39. Карнавальная политическая культура: системный анализ основных категорий. ResearchGate. URL: https://www.researchgate.net/publication/337191630_Karnavalnaa_politiceskaa_kultura_sistemnyj_analiz_osnovnyh_kategorij (дата обращения: 13.10.2025).
40. Киреева Е. В. История костюма. Европейский костюм от античности до XX в. М.: Просвещение, 1976.
41. Ключевский В. О. Курс русской истории: Собрание сочинений в 9 томах. М.: Мысль, 1989. Т. 3. 508 с.
42. Концепция карнавала М. М. Бахтина как объяснительная модель культурно. Белорусский государственный университет. URL: https://elib.bsu.by/bitstream/123456789/117623/1/65-71.pdf (дата обращения: 13.10.2025).
43. Корман Б. О. Проблема автора в русской литературе XIX—XX вв. Ижевск, 1978. 279 с.
44. Краснобаев Б. И. Очерки истории русской культуры XVIII в. М.: Просвещение, 1987.
45. Лагунова В. Н. Игры преследования и введение в теорию игр. Тверь, 1993. 196 с.
46. Левинсон А. Традиционные ценностные системы и город // Урбанизация и рабочий класс в условиях научно-технической революции. М., 1970.
47. Лернер М. Развитие цивилизации в Америке: в 2 т. М., 1992. Т. 1.
48. Ливанцев К. Е. История средневекового государства и права. Уфа: Тау, 2002. 400 с.
49. Микрюкова С. М. Городские праздники в Западной Сибири в середине XIX – начале XX века // Вестник Томского государственного университета. История. 2011. № 4 (16). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/gorodskie-prazdniki-v-zapadnoy-sibiri-v-seredine-xix-nachale-xx-veka/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
50. Мимоков П. Н. Очерки по истории русской культуры: в 3 т. М.: Прогресс. Культура, 1994. Т. 1.
51. Михневич В. Исторические этюды русской жизни: в 3 т. СПб., 1882. Т. 2.
52. Михневич В. Исторические этюды русской жизни. СПб., 1882. Т. 3.
53. Мурюкина Е. В. Медиаобразование старшеклассников на материале кинопрессы. Таганрог: Изд-во Кучма, 2006. 224 с.
54. Народная смеховая культура в философии М. М. Бахтина. CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/narodnaya-smehova-kultura-v-filosofii-m-m-bahtina/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
55. Небольсин П. Заметки о волжских бурлаках // Журнал Министерства внутренних дел. 1852. Ч. 37. Кн. 2-3.
56. Некрылова А. Ф. Русские народные городские праздники и зрелища. Л.: Искусство, 1988.
57. Немиро О. Декоративное искусство и праздничный город // Искусство. 1987. № 8.
58. Немиро О. Праздничный город. Л.: Художник РСФСР, 1987.
59. Немирович-Данченко В. И. МаскерадЪ. М.: Изд. Московского университета, 1961.
60. Новые черты в русской литературе и искусстве XVII и XVIII вв. М.: Наука, 1976.
61. О подлинности теории народно-смеховой культуры Михаила Бахтина. CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/o-podlinnosti-teorii-narodno-smehovo-kultury-mihaila-bahtina/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
62. Павлов-Сильванский Н. П. Феодализм в Древней Руси. Электронная библиотека «Вехи». URL: http://www.vehi.net/ps/feodalism.html (дата обращения: 13.10.2025).
63. Пипгц Э. Исторические структуры: К вопросу о так называемом кризисе методологических основ исторической науки // Философия и методология истории. М., 1977.
64. Прокофьев В. О трех уровнях художественной культуры Нового и Новейшего времени // Примитив и его место в художественной культуре Нового и Новейшего времени. М., 1983.
65. Пыпин А. История русской этнографии. СПб., 1890. Т. 2.
66. Рецепция теории карнавала Бахтина в трудах русских учёных. SuperInf.ru. URL: https://www.superinf.ru/view_helpstud.php?id=3023 (дата обращения: 13.10.2025).
67. Русские в допетровскую эпоху. Наука и жизнь. URL: https://www.nkj.ru/archive/articles/6618/ (дата обращения: 13.10.2025).
68. Русские народные праздники. Традиции и обряды. Экоферма «Нестеровых». URL: https://ecoferma.org/articles/russkie-narodnye-prazdniki-tradicii-i-obryady (дата обращения: 13.10.2025).
69. Русские народные юродские праздники, увеселения и зрелища. Сайт Вологодской областной универсальной научной библиотеки. URL: https://www.booksite.ru/fulltext/nek/ryl/ova/1.htm (дата обращения: 13.10.2025).
70. Рябцев Ю. С. История русской культуры XVIII-XIX вв. М.: Владос, 1997.
71. Сакулин П. Русская литература. М., 1929. Ч. 2.
72. Сапронов П. А. Культурология. Курс лекций по теории и истории культуры. СПб., 1998. 400 с.
73. Семевский В. Домашний быт и нравы крестьян во 2-й половине XVIII века // Устои. 1882. № 2.
74. Семенова Л. Н. Очерки истории быта и культурной жизни первой половины XVIII в. Л.: Наука, 1982.
75. Силин А. На главной площади с оркестром. М., 1997.
76. Смеховая культура, карнавал, карнавализация, Достоевский и особенности философствования Бахтина. Русская литература. URL: http://www.rospisatel.ru/bah-smeh.htm (дата обращения: 13.10.2025).
77. Соболев П. Новые задачи в изучении фольклора // Революция и культура. 1929. № 1.
78. Соболев П. Образ фабрично-заводского рабочего в песенном фольклоре XIX века // Литература и марксизм. 1930. № 2.
79. Соболев П. Песенники 90-х годов XVIII века // Литература и марксизм. 1928. № 6.
80. Соловьёв В. С. История России с древнейших времён. М.: Мысль, 1988. Т. 11. 676 с.
81. Сохранение и возрождение фольклорных традиций. Традиционные формы досуга: история и современность. М., 1993.
82. Станислав Гурин. Концепция карнавала М. Бахтина и теория архаического праздника В. Топорова. Топос — литературно-философский журнал. URL: https://www.topos.ru/article/2607 (дата обращения: 13.10.2025).
83. Столович Л. Н. Искусство и игра // Эстетика. М., 1987. 198 с.
84. Татьяна Каткова. Тенденции трансформаций праздничных традиций. Культура и цивилизация. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tendentsii-transformatsiy-prazdnichnyh-traditsiy/viewer (дата обращения: 13.10.2025).
85. Терский В. Н. Игра. Творчество. Жизнь. М., 1986. 400 с.
86. Титов Ю. П., Чистяков О. И. (ред.) Хрестоматия по истории государства и права СССР (часть первая: «Дооктябрьский период»). М.: Юридическая литература, 1990. 480 с.
87. Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. СПб., 1907.
88. Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983. 363 с.
89. Усов Ю. Н. Экранные искусства – новый вид мышления // Искусство и образование. 2000. № 3. С. 48–69.
90. Устименко В. Ф. Место и роль игрового феномена в культуре // Философские науки. 1980. № 2. С. 69–77.
91. Фабричный быт Московской губернии. СПб., 1884.
92. Фельдштейн Д. И. Психология взросления: структурно-содержательные характеристики процесса развития личности: Избранные труды. М.: Московский психолого-социальный институт; Флинта, 2004. 642 с.
93. Флоровский Г. Пути русского богословия. Киев, 1991.
94. Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936.
95. Хомяков А. Полное собрание сочинений: в 5 т. М., 1911. Т. 1.
96. Хренов Н. Образы города в истории: Психологический аспект смены парадигмы // Общественные науки и современность. 1995. № 6.
97. Чибиряев С. А. История государства и права России. Уфа: Тау, 2004. 442 с.
98. Шубинский С. Н. Исторические очерки и рассказы. М.: Московский рабочий, 1995.
99. Щукин П. Из воспоминаний // Русский архив. 1912. № 2.
100. Эпштейн Н. П. Игра в жизни и искусстве // Советская драматургия. М., 1982. № 2.