«Смех» Анри Бергсона: Комплексный анализ философии комического, социальных функций и метафизических оснований

Представьте себе мир, где смех не просто развлекает, а формирует общественное сознание, корректирует поведение и даже служит тонким индикатором жизненной энергии. Именно такую, глубоко философскую роль отводит смеху Анри Бергсон в своём эссе «Смех: Эссе о значимости комичного» (1900 год). Эта работа занимает уникальное место в творчестве Нобелевского лауреата, будучи его единственным собственно эстетическим трудом, хотя, по признанию самого мыслителя, его философские изыскания всегда были пронизаны эстетикой, которую он считал высшей формой познания.

Актуальность изучения феномена смеха в философии неоспорима, поскольку смех – это не просто физиологическая реакция, но сложнейший социокультурный феномен, отражающий глубинные механизмы человеческого взаимодействия и мировосприятия. Бергсон не стремился дать простое определение комическим эффектам; его амбициозная цель заключалась в раскрытии способов производства комического, вскрывая его корни в человеческой природе и общественной жизни.

В рамках данного доклада мы предпримем комплексный анализ бергсоновской философии смеха, систематизируя его ключевые положения и помещая их в широкий контекст его общей философской системы. Наше исследование будет структурировано следующим образом: вначале мы углубимся в центральную концепцию смеха и комического, рассматривая его общечеловеческий характер и три основных измерения. Далее мы перейдем к механизмам возникновения комического, изучая принцип «механической закостенелости» и феномен «анестезии сердца». Следующий раздел будет посвящен социальным функциям смеха как регулятора и инструмента общественного контроля. Затем мы установим связь между теорией смеха и общей философией Бергсона, прослеживая её корни в интуитивизме и концепции «жизненного порыва». Наконец, мы представим критический обзор идей Бергсона, а также проанализируем их влияние и актуальность в современной культуре и философии.

Теория комического Бергсона: Сущность и основные аспекты

В своем фундаментальном эссе «Смех» Анри Бергсон бросает вызов традиционным представлениям о комическом, предлагая новаторский взгляд на его природу и функции. Его подход отличается стремлением не просто классифицировать виды смешного, а вскрыть универсальную формулу, определяющую процесс возникновения комического, показывая, как именно жизнь «имитирует» механическое. Он видит в смехе нечто большее, чем просто источник развлечения – это мощный социальный регулятор, способствующий адаптации и поддержанию гармонии в обществе. Для Бергсона, чтобы по-настоящему понять смех, необходимо вырвать его из уединенной сферы индивидуального переживания и поместить в его естественную среду – общество, где он обретает свою полезную, общественную функцию.

Общечеловеческий характер смеха и антропоморфность комического

Один из краеугольных камней теории Бергсона заключается в утверждении, что комическое не существует вне человеческого. Это означает, что смех всегда направлен на человека или на нечто, что приобретает человеческие черты. Пейзаж, например, никогда не может быть смешным сам по себе. Его красота или уродство могут вызывать восхищение или отвращение, но не смех.

Когда мы смеемся над животным или даже неодушевленным предметом, это происходит не из-за их собственной сущности, а исключительно благодаря их сходству с человеком, то есть их антропоморфности. Например, неуклюжая походка пингвина может показаться смешной, потому что она напоминает неуклюжесть человека. Машина, которая «кашляет» и «чихает», вызывает улыбку, потому что мы невольно приписываем ей человеческие недуги. В этих случаях наше сознание проецирует человеческие характеристики на нечеловеческий объект, и именно это несоответствие – человеческое проявление в нечеловеческом контексте – становится источником комического эффекта. Бергсон подчеркивает, что «смех всегда обращается к разуму, но к разуму, расположенному в стороне от эмоций».

Три измерения комического: общее, в речи и в характере

Стремясь к универсальной формуле смеха, Бергсон выделяет три ключевых аспекта, в которых проявляется комическое: общее комическое, комическое в речи и комическое в характере. Эти измерения позволяют ему построить целостную картину механизмов, вызывающих смех.

Общее комическое охватывает широкий спектр ситуаций, где проявляется общая механистичность или несоответствие, о которых мы поговорим подробнее в следующем разделе. Это тот фундамент, на котором строятся более специфические формы комического.

Пример: Комическое в речи как проявление «рассеянности» языка

Комическое в речи – это феномен, который возникает, когда сам язык, его структура или использование, подчеркивает свою «рассеянность», то есть отстранённость от живой, динамичной мысли. Это происходит, когда фразы или слова обладают независимой способностью вызывать смех, независимо от личности говорящего. Как отмечает Бергсон, «мы смеемся всякий раз, когда человек напоминает вещь». Комическое в речи может быть двух типов:

  • Остроумие: Когда смеются над третьим лицом, используя игру слов, неожиданные сопоставления или каламбуры, которые демонстрируют ловкость и остроту ума говорящего. Цель остроумия – высмеять кого-то другого.
  • Смешное: Когда смеются над самим говорящим, чья речь выдает его невнимательность, механистичность мышления, непонимание контекста или неспособность гибко реагировать на ситуацию. Это происходит, когда язык теряет свою живость и превращается в автоматический набор фраз.

Примером «рассеянности» языка может служить человек, который, отвечая на вопрос, машинально повторяет заученные фразы, совершенно не связанные с текущей беседой. Его слова, оторванные от живого контекста, создают эффект «механической закостенелости» в речи, вызывая смех.

Пример: Комическое в характере через «косность» Альцеста

Комическое в характере неразрывно связано с проявлением «косности» или «негибкости» в поведении человека, которую общество инстинктивно стремится устранить. Это отклонение от социальной нормы динамичности и адаптивности. Бергсон приводит в пример персонажа Альцеста из комедии Мольера «Мизантроп». Альцест – человек честный, принципиальный и бескомпромиссный, который отказывается льстить и приспосабливаться к обществу. Его косность заключается в абсолютной, механической приверженности своим идеалам, несмотря на социальные последствия и требования гибкости в межличностных отношениях.

Парадокс заключается в том, что, несмотря на моральную похвальность его честности, именно эта негибкость характера Альцеста вызывает смех. Общество, по Бергсону, воспринимает такую косность как препятствие для нормального функционирования и использует смех как «социальный жест» для её коррекции. Комическое здесь возникает из-за «неспособности живого тела следовать за движениями жизни». Альцест, будучи «механически» честным, неспособен к социальной пластичности, и именно эта механическая приверженность своим принципам, отрывая его от живого потока общественной жизни, делает его фигуру комичной. Таким образом, Бергсон закладывает основу для понимания смеха как глубоко социального и корректирующего механизма, который активируется в ответ на любое проявление косности, будь то в поведении, речи или общем мировосприятии. Ведь в конечном итоге, именно гибкость и адаптивность обеспечивают выживание и развитие.

Механизмы возникновения комического: От косности до «анестезии сердца»

Погружаясь в анатомию смеха, Бергсон не ограничивается лишь определением его аспектов, но досконально исследует условия и механизмы, которые приводят к возникновению комического эффекта. В центре его внимания оказываются такие понятия, как «механическая закостенелость» и парадоксальная «анестезия сердца» – эмоциональная бесчувственность, которая парадоксальным образом становится катализатором смеха.

Принцип «механической закостенелости»: Искусственное в природном

Основной принцип комического, по Бергсону, заключается в представлении естественного или природного явления или объекта как искусственного или механического. Смех возникает тогда, когда мы видим в живом – человеке, его движениях, мышлении, характере – черты негибкого, автоматического механизма. Человек, обладающий гибкостью и адаптивностью, перестаёт быть комичным. «Смех вызывает именно то, что в живом теле есть механического», – утверждает Бергсон.

Этот принцип реализуется посредством придания природному объекту (чаще всего человеку) свойств искусственного объекта. Комическое связано с проявлением косности характера, ума или даже тела, которую общество воспринимает как прекращение активности, своего рода «застывание» жизни в форме механического повторения. Смех возникает, когда наблюдается недостаток гибкости, рассеянность или неповоротливость, например, если мышцы продолжают движение, несмотря на препятствие.

Рассмотрим примеры, ярко иллюстрирующие этот принцип:

  • Человек, спотыкающийся и падающий из-за инерции движения: Представьте, что человек идёт по улице, спотыкается о камень, но его тело, вместо того чтобы гибко адаптироваться к изменению опоры, продолжает двигаться вперёд по инерции, словно марионетка, чьи нити запутались, приводя к нелепому падению. Эта «косность», отсутствие мгновенной реакции и гибкости, вызывает смех.
  • Жертва шутки, окунающая перо в испорченную чернильницу: В рабочем кабинете кто-то подменяет чернильницу. Жертва шутки, погруженная в свои мысли, машинально, по привычке, окунает перо в испорченную чернильницу, например, наполненную песком. Здесь комизм рождается из механического, автоматического действия, которое не соответствует изменившимся обстоятельствам. «Мечтатель, который действует логично в вымышленном контексте, но спотыкается о реальную жизнь» – еще одна комическая фигура, чья косность ума проявляется в неспособности гибко реагировать на реальность.

Бергсон широко трактовал понятия «косность», «механизм», «автоматичность», включая в них не только физические, но и психологические, интеллектуальные проявления.

Основные приемы создания комического

Бергсон выделяет ряд приемов, которые, будучи воплощением принципа механической закостенелости, порождают комический эффект. Эти приемы – это, по сути, инструменты, с помощью которых жизнь «имитирует» механическое.

  • Прием «инверсии»: Этот прием заключается в преобразовании положения в его противоположность или смене ролей персонажей, создавая эффект абсурда и неожиданности. Классический пример – сцена спасения в «Путешествии Перришона», где главный герой, которого спасают из беды, в итоге спасает своего спасителя, меняя привычную динамику отношений. Другой пример – ответ жильца, который, вместо извинений за сор, сбрасываемый с балкона, спрашивает: «Зачем вы подставляете свой балкон под мою трубку?». Здесь происходит переворачивание логики, нарушение ожиданий, что и вызывает смех.
  • Прием «снежного кома» или «нагнетания»: Этот прием работает, когда незначительная причина приводит к значительно эскалирующим последствиям, или когда одно и то же действие или конфликт многократно повторяется с усиливающейся интенсивностью. Например, маленькая ошибка, которая, как снежный ком, обрастает новыми проблемами, приводя к катастрофическим, но комичным результатам. Или персонаж, который снова и снова повторяет одну и ту же глупую фразу, и каждое повторение усиливает комический эффект.
  • «Чертик на пружине» и «картонный плясун»: Эти метафоры Бергсон использует для иллюстрации механической косности. «Чертик на пружине» – это образ внезапного, автоматического действия, которое происходит вопреки здравому смыслу или ожиданиям. «Картонный плясун» – это фигура, движения которой механичны, предсказуемы и лишены живой грации, словно кто-то дергает за ниточки. Оба образа подчеркивают отсутствие жизненной спонтанности и гибкости, присущей настоящему, динамичному бытию.

«Кратковременная анестезия сердца»: Эмоциональная дистанция смеющегося

Пожалуй, одним из наиболее парадоксальных и глубоких тезисов Бергсона является утверждение, что комическое для полноты своего действия требует «кратковременной анестезии сердца», то есть бесчувственности и безразличия. Это не означает, что смех – это проявление жестокости, а скорее указывает на специфическую психологическую установку, необходимую для его восприятия.

«Анестезия сердца» означает, что комическое обращается к «чистому разуму», требуя дистанцированной позиции зрителя. Чтобы смеяться, человек должен быть способен абстрагироваться от ситуации, наблюдая её со стороны. Любое переживание, будь то сострадание, страх, гнев или даже сильная радость, подавляет смех. Если мы слишком эмоционально вовлечены в ситуацию, будь то трагическая или глубоко личная, смех становится невозможным. Например, мы не смеемся над человеком, который споткнулся и упал, если он при этом серьезно пострадал. Наше сострадание «анестезирует» комический эффект.

Таким образом, смех возможен только тогда, когда наше сознание свободно от аффектов. Это позволяет «чистому разуму» сосредоточиться на механической косности, на отклонении от живой гибкости, не отвлекаясь на эмоциональные нюансы. Дистанция, создаваемая «анестезией сердца», является необходимым условием для того, чтобы увидеть в ситуации абсурд, нелепость, «механичность, наложенную на живое».

Социальная функция смеха: Регулятор, кара и «заговор»

Анри Бергсон, как мы уже убедились, отказывается рассматривать смех как чисто индивидуальное явление, укореняя его в самой сердцевине общественной жизни. Для него смех – это не просто физиологический акт или эмоциональная реакция, а сложный социальный механизм, обладающий глубокими функциями регуляции, наказания и даже формирования коллективной идентичности. Общество, по Бергсону, является естественной средой обитания смеха, и вне этой среды его истинное предназначение понять невозможно.

Смех как общественный регулятор и «кара» за косность

Одна из наиболее важных функций смеха, по Бергсону, заключается в его роли социального регулятора. Он способствует адаптации и гармонии в обществе, поддерживая необходимый уровень гибкости и общительности среди его членов. Смех становится своего рода ответом общества на проявления «косности» – негибкости характера, ума или тела, которая мешает естественному течению социальной жизни.

Общество использует смех как «кару» за косность, стремясь устранить те отклонения, которые его беспокоят. Эта «кара» действует бессознательно и часто нарушает требования морали, но преследует высшую, полезную цель – общее совершенствование. Смех не является результатом обдуманного морального суждения; он вырывается самопроизвольно, наказывая за недостатки приблизительно, без тщательного размышления, куда именно попадает удар. Это напоминает «оплату злом на зло», где индивидуальные страдания могут быть проигнорированы ради достижения общего социального результата.

Примером может служить высмеивание скупости, надменности или рассеянности. Эти черты, если они проявляются в чрезмерной степени, делают человека менее гибким, менее способным к продуктивному взаимодействию с другими. Общество, смеясь над ними, не столько осуждает, сколько побуждает к изменению, к большей адаптивности. Смех – это легкий укол, который напоминает индивиду о необходимости «быть начеку», быть внимательным к социальным нормам и ожиданиям, иначе он рискует стать объектом всеобщего веселья. «Смех — это род социального порицания. Он наказывает некоторые недостатки, чтобы предупредить их распространение».

Соглашение и «заговор» смеющихся: маркировка «свой — чужой»

Бергсон подчеркивает, что смех всегда нуждается в отклике. Человек не может смеяться в одиночестве, по крайней мере, не в том же смысле, в каком он смеется в обществе. Смешное не может быть по-настоящему оценено тем, кто чувствует себя одиноким. Смех стремится распространяться, подобно взрыву, который длится и распространяется всё дальше, захватывая всё больше людей.

Этот коллективный характер смеха приводит Бергсона к выводу, что смех всегда представляет собой соглашение или даже «заговор» с другими смеющимися. В момент смеха люди объединяются, создавая временное сообщество, которое разделяет общую точку зрения на высмеиваемый объект. Это «мысль о соглашении», которая мгновенно формирует общность между смеющимися.

Такое «соглашение» играет важную роль в маркировке пространства «свой – чужой». Те, кто смеются вместе, идентифицируют себя как «своих», разделяющих общие ценности и понимание социальной нормы. Объект смеха, будь то человек или ситуация, автоматически помещается в категорию «чужих» – тех, кто отклонился от нормы, кто нуждается в коррекции. Это позволяет обществу консолидироваться и подтвердить свои границы.

Комедия как инструмент изменения поведения

Если смех является социальным регулятором, то комедия, как искусство, направленное на создание комического, становится мощным инструментом для изменения поведения людей. Бергсон утверждает, что комедия стремится искоренить «рассеянность» – то есть несоответствия контексту, проявления косности и механичности в поведении человека.

Комедия, показывая нам высмеиваемые пороки и недостатки в преувеличенном или абсурдном виде, заставляет зрителя, с одной стороны, смеяться над персонажами, а с другой – узнавать в них самих себя или окружающих. Этот процесс узнавания способствует саморефлексии и, в идеале, корректировке собственного поведения. Цель комедии – не только развлечь, но и «исправить нравы смехом». Она служит своего рода зеркалом, в котором общество видит свои собственные недостатки, представленные в комическом ключе, и через смех получает возможность их осознать и преодолеть.

«Смех» в контексте общей философии Анри Бергсона

Эссе «Смех» (1900) часто воспринимается как отдельная работа Бергсона, посвящённая эстетике. Однако его концепция комического глубоко укоренена в более широкой и фундаментальной метафизической системе философа, развитой в таких трудах, как «Творческая эволюция» (1907). Понимание этой взаимосвязи позволяет раскрыть истинную глубину бергсоновского взгляда на смех, увидеть в нём не просто психологический или социальный феномен, а отражение его ключевых идей о длительности, интуиции и знаменитом «жизненном порыве» (élan vital).

Эстетика как «высшая форма познания» в системе Бергсона

Для Анри Бергсона философия – это не просто набор абстрактных идей, а живое, динамичное познание. В этой системе эстетика играет ключевую роль, фактически выступая как «высшая форма познания». Бергсон полагал, что подлинное понимание реальности, её непрерывного потока и изменчивости, невозможно через аналитический, рассудочный интеллект, который склонен «расчленять» и «останавливать» жизнь. Искусство же, с его способностью к интуитивному схватыванию сущности, становится тем мостом, который позволяет постичь мир в его непосредственной длительности.

Книга «Смех» органично вписывается в этот контекст. Хотя она посвящена анализу конкретного эстетического феномена, её методология и выводы демонстрируют применимость философско-методологических принципов Бергсона к интерпретации искусства. Исследуя смех, Бергсон не просто описывает его, но стремится проникнуть в его истоки, в те глубинные механизмы бытия, которые его порождают. Таким образом, анализ комического становится для него способом глубже понять природу жизни, её динамику и сопротивление косной материи.

«Косность» и «механичность» как проявление сопротивления материи жизненному порыву

Центральное место в философии Бергсона занимает идея противостояния между жизнью сознания, развертывающейся в длительности, и миром материи, которую он описывает как косную, инертную и мертвую, сферу механического детерминизма. Эволюция, по Бергсону, есть не что иное, как динамическое взаимодействие этого жизненного порыва (élan vital) – спонтанной, творческой силы, движущейся к развитию, – и косной материи, которая препятствует его движению, стремится его «закостенеть», «механизировать».

Именно здесь обнаруживается глубокая связь с теорией смеха. «Косность» и «механичность» в человеческом поведении, которые, согласно Бергсону, вызывают смех, могут быть интерпретированы как прямые проявления сопротивления материи жизненному порыву. Когда человек действует механически, по привычке, без спонтанности и гибкости, он уподобляется автомату, машине. Это означает, что в нём преобладает инертность материи, а не творческая динамика жизненного порыва. Смех в этом контексте – это реакция жизни на «застывание», на прерывание потока длительности, на механическое в живом. Он выступает как своеобразный сигнал тревоги, указывающий на отклонение от пути жизненной эволюции.

Концепция из «Смеха» Соответствие в общей философии Бергсона Объяснение
Комическое Механическое в живом Комическое возникает, когда живое (человек, его поведение) проявляет черты косного, инертного механизма, что является результатом сопротивления материи жизненному порыву.
Косность/Негибкость Инерция материи Прямое проявление инертности материи, тормозящей динамику и творчество élan vital.
Смех Реакция жизни на закостенелость Общественный механизм, который стремится «исправить» механическое, восстановить гибкость и динамику, то есть поддержать жизненный порыв.
Рассеянность Отсутствие интуитивного схватывания Неспособность индивида к гибкой адаптации и интуитивному пониманию ситуации, увлечённость абстракциями интеллекта, отрывающими от живой длительности.

Интуиция и интеллект в восприятии комического

Бергсон последовательно противопоставлял интеллект и интуицию как два принципиально разных способа познания. Познание реальности, согласно Бергсону, невозможно с помощью интеллекта, который расчленяет, анализирует и фиксирует, упуская из виду непрерывность и текучесть бытия. Истинное постижение мира может быть воссоздано только через интуицию – высшую форму познания, своего рода мистическое созерцание, полное слияние субъекта с динамической, духовной сущностью мира, с его жизненным порывом. Философская интуиция представляет собой глубокое проникновение внутрь себя, а сама философия – это порыв.

Как же это соотносится с теорией смеха? Феномен «анестезии сердца» – эмоциональной дистанции и обращения к «чистому разуму» – в восприятии комического можно рассматривать как своеобразный компромисс между интеллектом и интуицией. Чтобы смеяться, мы должны отключить эмоциональное сопереживание (интуитивное слияние с объектом), которое характерно для полноценного интуитивного познания. Вместо этого мы включаем аналитический, «чистый разум», который способен уловить механическую ошибку, нелепость, несоответствие.

Однако этот «чистый разум» не тождественен интеллекту, который Бергсон критиковал. Скорее, это некий интеллектуальный «взгляд со стороны», который, хотя и не является полноценной интуицией, тем не менее, улавливает отсутствие интуиции у объекта смеха. Смех над механическим в живом – это, по сути, интуитивное осознание провала интуитивного, то есть провала жизненного порыва, замещённого косным механизмом. Таким образом, даже в эстетическом феномене смеха Бергсон остается верен своей главной философской дихотомии, показывая, как отклонение от интуитивного пути жизни порождает абсурдность, на которую реагирует смех.

Критика и актуальность теории смеха Бергсона

Теория смеха Анри Бергсона, несмотря на свою новаторскую глубину и системность, с момента своего появления и на протяжении последующего века вызывала оживлённые дискуссии, критические замечания и различные интерпретации. Эта многогранная рецепция не только выявила потенциальные «слепые зоны» концепции, но и подтвердила её непреходящую актуальность, продемонстрировав влияние на широкий круг мыслителей, писателей и художников.

Ранняя критика и основные возражения

Первые рецензии на работу Бергсона, вышедшие в 1900-1901 годах, не заставили себя долго ждать, и некоторые из них уже тогда выражали несогласие с его ключевыми тезисами. Например, один из рецензентов в «Русской мысли» (1900) критиковал преувеличенное значение «автоматичности» в возникновении смеха. Критики указывали на то, что не всякое автоматическое или механическое действие вызывает смех, и что Бергсон не до конца объясняет этот селективный характер. Оспаривалось также неумение животных смеяться, утверждая, что некоторые животные демонстрируют поведенческие реакции, схожие со смехом. Кроме того, подчеркивалась необходимость временной симпатии, что противоречило бергсоновской «анестезии сердца», указывая на то, что в некоторых случаях для смеха необходима хотя бы минимальная эмоциональная вовлеченность.

Впоследствии эти и другие возражения были развиты ведущими исследователями философии смеха:

  • Б. Дземидок и А. Кёстлер указывали, что теория Бергсона не объясняет все случаи смешного. Например, почему солдатская муштра или работа суставов, будучи механистичными и автоматизированными, не вызывают смеха? Кёстлер также отмечал, что если автоматические повторы – это просто занимательный спектакль, то это не объясняет реакцию на припадок эпилепсии или прослушивание сердца – ситуации, где присутствует механичность, но отсутствует комический эффект. Эти примеры подчеркивают, что механичность сама по себе недостаточна для возникновения смеха; необходим еще некий контекст или намерение, которое Бергсон не всегда эксплицирует.
  • В.Я. Пропп, выдающийся отечественный фольклорист и исследователь комического, указывал на чрезмерную абстрактность теорий комического в целом, включая и бергсоновскую. Он критиковал их практическую неприменимость ко всему многообразию смешных ситуаций в реальной жизни, утверждая, что такие теории зачастую упрощают сложный феномен смеха, пытаясь свести его к одной универсальной формуле.

Влияние идей Бергсона на философию, литературу и искусство

Несмотря на критику, идеи Бергсона оказали значительное влияние на многих мыслителей и писателей XX века, подтверждая его статус как одной из ключевых фигур европейской философии. Его работы, в частности концепция интуитивизма и философия длительности, стали одной из ведущих парадигм и произвели революцию в интеллектуальной жизни на рубеже веков.

  • В философии: Бергсон повлиял на таких мыслителей, как П. Тейяр де Шарден, который развивал идеи эволюции и жизненного порыва, Э. Леруа, А. Тойнби, Дж. Сантаяна, А. Уайтхед. Его интуитивизм открыл новые горизонты для феноменологии и экзистенциализма, предлагая альтернативный рационалистическому подход к познанию.
  • В литературе: Интуитивизм Бергсона прослеживается в работах таких гигантов, как Марсель Пруст с его концепцией «непроизвольной памяти» и восприятием длительности, и Натали Саррот, чьи «тропизмы» отражают подсознательные движения души, улавливаемые интуицией. Бергсон также повлиял на модернистские литературные движения, выражаясь в «деформации реальности» как проявлении субъективности художника и стремлении передать «живой» опыт.
  • В искусстве: Интуитивистская эстетика Бергсона, оспаривающая роль интеллекта как инструмента познания искусства, является предшественницей современного неклассического взгляда на эстетическое. Отмеченные Бергсоном феномены, связанные с восприятием механического и живого, повлияли на развитие европейского кинематографа второй половины ХХ века. Например, в работах Ингмара Бергмана можно найти размышления о косности человеческой души и попытке преодолеть её, а в фильмах Карлоса Сауры – исследование ритуализованных, почти механических движений в танце, которые, тем не менее, не лишены жизненного порыва.

Соотношение с современными концепциями смеха

Теория Бергсона, несмотря на свой почтенный возраст, продолжает резонировать с современными исследованиями смеха, хотя и требует критического переосмысления. Она служит важным ориентиром для сравнительного анализа с другими подходами, такими как психоаналитическая теория смеха Зигмунда Фрейда (связывающая смех с высвобождением психической энергии и подавленных желаний) или экзистенциалистские размышления Жана-Поля Сартра (видящего в смехе акт дистанцирования и отчуждения).

Особый интерес представляет концепция юмора и смеха, предложенная Леонидом Карасевым. Карасев, в отличие от Бергсона, рассматривает смех как целостный культурно-исторический и психофизиологический феномен, смысл которого раскрывается при сопоставлении с окружающими его символами. Он утверждает, что смех возникает «мгновенно» и «сразу» вместе с другими важнейшими элементами человеческой культуры, такими как язык, мышление, ритуал и миф. Если Бергсон фокусируется на «механичности» как причине смеха, то Карасев видит в смехе более фундаментальный, архаичный и символический акт, который пронизывает всю человеческую культуру с момента её зарождения.

Тем не менее, некоторые идеи Бергсона остаются актуальными. В современной культуре стремление к установлению превосходства остается актуальным, и смех продолжает быть одним из мирных способов его достижения (высмеивание оппонента). Теория смеха как выражения превосходства, предложенная Т. Гоббсом и развитая Бергсоном в его понимании смеха как «кары» за косность, находит современных последователей, среди которых отечественный исследователь М.Т. Рюмина. Однако существуют и иные точки зрения: например, в юморе, в отличие от других видов комического, «смех превосходства» не характерен, а объект смеха часто симпатичен автору, что указывает на нюансы, которые теория Бергсона могла бы дополнить. В целом, теория Бергсона, хотя и не является исчерпывающей, служит мощным фундаментом для дальнейших исследований смеха, побуждая нас к более глубокому осмыслению его метафизических корней, социальных функций и сложной взаимосвязи с человеческим бытием.

Заключение

Эссе Анри Бергсона «Смех: Эссе о значимости комичного», несмотря на свою относительную компактность, представляет собой произведение исключительной глубины и аналитической мощи. Наше исследование показало, что Бергсон не просто предложил одну из многочисленных теорий смеха, но создал цельную философскую систему, в которой комическое выступает как многогранный феномен, неразрывно связанный с природой человека, динамикой общества и метафизическими основаниями бытия.

Центральным открытием Бергсона стала идея о том, что смех возникает из «механической закостенелости» – проявления инертности и автоматизма в живом, человеческом. Будь то косность характера, речи или поведения, именно отступление от жизненной гибкости и спонтанности запускает механизм смеха. Этот принцип реализуется через различные приемы, такие как инверсия, нагнетание, а также метафоры «чертика на пружине» и «картонного плясуна». При этом для восприятия комического необходима особая психологическая установка – «кратковременная анестезия сердца», то есть эмоциональная дистанция, позволяющая «чистому разуму» уловить нелепость, не отвлекаясь на сопереживание.

Социальные функции смеха, по Бергсону, не менее важны. Он выступает как мощный регулятор, «кара» за косность, поддерживая адаптивность и гармонию в обществе. Смех сплачивает людей, создавая временное «соглашение» или «заговор» смеющихся, маркируя границы «свой — чужой» и способствуя изменению нежелательного поведения через комедию.

Наиболее глубоким аспектом теории является её связь с общей философией Бергсона. Комическое и смех здесь не случайны, а выступают как отражение фундаментального метафизического противостояния жизненного порыва (élan vital) и косной материи. «Механичность» в человеке – это проявление сопротивления материи жизненной энергии, а смех – это реакция жизни на это сопротивление, своего рода сигнал тревоги. Эстетика, в которую Бергсон помещает смех, для него — это высшая форма познания, позволяющая интуитивно уловить эти глубинные процессы.

Несмотря на критику, касающуюся чрезмерного акцента на автоматичности и неполноты объяснения некоторых случаев смеха, идеи Бергсона оказали колоссальное влияние на философию, литературу и искусство XX века, затронув таких мыслителей, как Пруст, Саррот, Бергман и Саура. Его концепция остаётся актуальной и в современном мире, продолжая вдохновлять исследователей, таких как Л.В. Карасев, на создание новых, комплексных теорий смеха.

В заключение, теория смеха Анри Бергсона – это не просто исторический артефакт, а живой, многослойный инструмент для понимания одной из самых загадочных и повсеместных человеческих реакций. Его прозрения о связи смеха с жизнью, обществом и глубинными механизмами бытия продолжают служить плодотворной почвой для дальнейших исследований, приглашая нас к более глубокому осмыслению человеческой природы и мира, в котором мы смеемся.

Список использованной литературы

  1. Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. Москва: Художественная литература, 1990.
  2. Бергсон, А. Смех. Москва, 1992.
  3. Богданов, А. Тайна смеха // Молодая гвардия. 1923. № 2.
  4. Дземидок, Б. О комическом. Москва, 1974.
  5. Дмитриев, А. В. Социология юмора: Очерки. Москва, 1996.
  6. Карасев, Л. В. Философия смеха. Москва, 1996.
  7. Пропп, В. Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне) // Собрание трудов В. Я. Проппа. Научная редакция, комментарии Ю. С. Рассказова. Москва: Лабиринт, 1999.
  8. Бергсон Анри. Смех. URL: http://az.lib.ru/b/bergson_a/text_1900_smeh.shtml (дата обращения: 21.10.2025).
  9. Особенности интерпретации феномена комического в историко-литературном и философском контексте // КиберЛенинка. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-interpretatsii-fenomena-komicheskogo-v-istoriko-literaturnom-i-filosofskom-kontekste (дата обращения: 21.10.2025).
  10. Философия смеха // Журнал Интроверта. URL: https://journal.introvert.ru/article/filosofiya-smeha/ (дата обращения: 21.10.2025).
  11. ЛЕОНИД АНДРЕЕВ И АНРИ БЕРГСОН: СМЕХ КАК МЫСЛЬ О СОГЛАШЕНИИ // КиберЛенинка. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/leonid-andreev-i-anri-bergson-smeh-kak-mysl-o-soglashenii (дата обращения: 21.10.2025).
  12. Гаврилова, О. В. Философские теории смеха. URL: https://elib.bspu.by/bitstream/doc/5267/1/%D0%93%D0%B0%D0%B2%D1%80%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0_%D0%9E.%D0%92._%D0%A4%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%BE%D1%84%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D1%82%D0%B5%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B8_%D1%81%D0%BC%D0%B5%D1%85%D0%B0.pdf (дата обращения: 21.10.2025).
  13. Иррационалистическое направление. Интуитивизм А. Бергсона // Институт философии РАН. URL: https://iphras.ru/page50592881.htm (дата обращения: 21.10.2025).
  14. Л. В. Карасев. Философия смеха // Новый мир. 1997. № 2. URL: https://magazines.gorky.media/novyi_mi/1997/2/l-v-karasev-filosofiya-smeha.html (дата обращения: 21.10.2025).
  15. ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ АНРИ БЕРГСОНА В КОНТЕКСТЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ГУМАНИСТИКИ // Вестник Воронежского государственного университета. 2017. № 2. URL: https://www.vestnik.vsu.ru/pdf/phylosophy/2017/02/2017-02-09.pdf (дата обращения: 21.10.2025).

Похожие записи