В 2024 году совокупный товарооборот между Китаем и странами Центральной Азии достиг беспрецедентных 94,82 млрд долларов США, что на 6,1% выше показателей предыдущего года. Эта цифра не просто отражает динамику региональной торговли; она служит ярким индикатором тектонических сдвигов в геоэкономическом ландшафте Евразии и, в частности, в стратегическом балансе сил внутри Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). После 2022 года, когда глобальная геополитическая турбулентность достигла своего пика, традиционная модель «стратегического компромисса» между Россией и Китаем на постсоветском пространстве, особенно в Центральной Азии, подвергается беспрецедентным испытаниям. Организация, задуманная как площадка для балансирования интересов и поиска консенсуса, сегодня становится ареной для формирования нового регионального порядка, где асимметрия влияния Пекина становится все более очевидной. Настоящее исследование посвящено системному анализу этой трансформации, выявляя, как изначально сбалансированная «двухколесная модель» ШОС (безопасность – Россия, экономика – Китай) смещается в сторону доминирования одного «колеса», ставя под вопрос жизнеспособность прежних договоренностей и порождая новый структурный дисбаланс, что имеет прямые последствия для стабильности и развития всего евразийского региона.
Введение: От «Шанхайской пятерки» к «лаборатории постзападного миропорядка»
Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) — это не просто очередной международный актор; это уникальное по своей природе межправительственное объединение, которое за сравнительно короткий период эволюционировало из механизма укрепления доверия в полномасштабный «гибридный институт». Его роль трансформировалась от регионального форума безопасности до «лаборатории постзападного миропорядка», где формируются новые нормы глобального управления. В условиях новой эпохи стратегического партнерства и глобальных геополитических изменений, особенно после 2022 года, критически важно переосмыслить функциональную роль ШОС. Мы утверждаем, что традиционная модель «стратегического компромисса» между Россией и Китаем, лежащая в основе организации, переживает глубокую трансформацию, постепенно сдвигаясь к структурному дисбалансу, обусловленному растущим экономическим доминированием Китая и объективным ослаблением российского влияния, что требует глубокого переосмысления региональных стратегий.
Для углубленного анализа необходимо четко определить ключевые термины. Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) представляет собой постоянно действующую межправительственную международную организацию, ориентированную на многостороннее сотрудничество в сфере безопасности, экономики и культуры. Постсоветское пространство в данном контексте относится к независимым государствам, возникшим после распада СССР, с особым акцентом на страны Центральной Азии (Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан), являющиеся традиционной зоной интересов как Москвы, так и Пекина. Стратегический компромисс — это основополагающий принцип взаимодействия России и Китая внутри ШОС, подразумевающий взаимное признание ключевых интересов и готовность идти на уступки для сохранения стабильности и баланса в регионе. До недавнего времени этот компромисс выражался в модели «Двуглавого орла», где Россия традиционно фокусировалась на вопросах безопасности (противодействие терроризму, сепаратизму, экстремизму), а Китай — на экономическом развитии и инфраструктурных проектах.
Наш методологический подход опирается на концепцию баланса сил в международных отношениях, которая позволяет анализировать динамику влияния ведущих акторов и выявлять моменты смещения равновесия. Мы также используем идею «гибридного института», под которой понимается организация, сочетающая элементы разных моделей (например, реализм в сфере безопасности и либерализм в экономике), и способная адаптироваться к изменяющимся геополитическим условиям. Применение этих концепций позволяет не только описать трансформацию ШОС, но и глубже понять внутренние механизмы и внешние факторы, влияющие на ее эволюцию и жизнеспособность, что критически важно для прогнозирования будущих региональных изменений.
Институциональная эволюция ШОС и ее функциональная роль
История ШОС — это история целенаправленного строительства многополярного порядка, где региональное сотрудничество становится краеугольным камнем глобальной стабильности. От скромных начал в качестве «Шанхайской пятерки» до ее нынешнего статуса ключевого игрока в Евразии, организация продемонстрировала удивительную способность к адаптации и расширению своего мандата. Изначально фокусируясь на вопросах демилитаризации границ и укрепления доверия, ШОС трансформировалась в многофункциональный «гибридный институт», чей уставной целью является «содействие построению нового демократического, справедливого и рационального политического и экономического международного порядка».
Эволюция и «шанхайский дух»
Корни ШОС уходят в 1996 год, когда было подписано Соглашение об укреплении доверия в военной области в районе границ между Казахстаном, Кыргызстаном, Россией, Таджикистаном и Китаем. Эта «Шанхайская пятерка» стала первой ступенью к более широкому сотрудничеству. Официально ШОС была учреждена Декларацией от 15 июня 2001 года, а ее Хартия, вступившая в силу 19 сентября 2003 года, закрепила юридический статус и основные принципы. С момента своего создания организация не позиционировала себя как военный блок в классическом понимании, избегая ассоциаций с НАТО. Вместо этого в основу ее деятельности был положен так называемый «шанхайский дух», который включает в себя взаимное доверие, взаимную выгоду, равенство, консультации, уважение многообразия культур и стремление к совместному развитию. Важно подчеркнуть, что ШОС строила свои внешние отношения на принципах открытости, непринадлежности к блокам и ненаправленности против третьих стран, что изначально отличало ее от традиционных военных альянсов и способствовало формированию уникальной модели взаимодействия.
Новое позиционирование в многополярном мире
После 2022 года, когда глобальные геополитические ландшафты претерпели существенные изменения, роль ШОС стала еще более значимой. В условиях нарастающей фрагментации мирового порядка и усиления конфронтации между Западом и Востоком, ШОС начала рассматриваться в аналитических кругах как «оазис стабильности» и «точка сборки» всего большого евразийского региона. Организация активно позиционируется как ключевая платформа для формирования «постзападного миропорядка», где многополярность и принцип суверенного равенства государств становятся определяющими. Этот сдвиг в риторике отражает не только стремление стран-участниц к большей автономии в международных делах, но и их общую заинтересованность в создании альтернативных механизмов глобального управления, способных эффективно реагировать на новые вызовы и угрозы. ШОС, таким образом, превращается в своеобразный «гибридный институт», который искусно балансирует между прагматизмом реалистической школы (обеспечение региональной безопасности) и идеалами либерализма (продвижение экономического развития и создание справедливого международного порядка), что позволяет ей оставаться релевантной в эпоху быстрых и непредсказуемых изменений.
Стратегический компромисс vs. Асимметричная синергия России и Китая
В основе функционирования ШОС долгое время лежал так называемый «стратегический компромисс» между Россией и Китаем. Этот компромисс выражался в негласном разделении сфер влияния и ответственности на постсоветском пространстве, особенно в Центральной Азии. Россия, опираясь на исторические связи и военное присутствие, брала на себя роль главного гаранта безопасности, в то время как Китай, обладая колоссальным экономическим потенциалом, фокусировался на развитии торговых и инвестиционных проектов. Эта «двухколесная модель» ШОС, где одно колесо символизировало безопасность (российский приоритет), а другое — экономическое развитие (китайский приоритет), обеспечивала стабильное, хотя и асимметричное, развитие организации. Однако после 2022 года этот баланс начал подвергаться серьезным испытаниям, превращаясь в своего рода «асимметричную синергию», где китайское экономическое влияние становится доминирующим, что ставит под угрозу принцип равного взаимодействия.
Пересечение и конфликт геополитических интересов РФ и КНР
Геополитические интересы России в Центральной Азии традиционно включают сохранение своего влияния, гарантирование региональной безопасности, а также борьбу с так называемыми «тремя силами зла»: терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Москва рассматривает регион как свою стратегическую зону ответственности, стремясь предотвратить распространение радикальных идеологий и обеспечить стабильность на своих южных рубежах. Инструментами российского влияния служат такие интеграционные проекты, как Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), которые призваны укрепить экономическую и военную кооперацию со странами региона.
В то же время, геоэкономические интересы Китая на постсоветском пространстве имеют несколько иную направленность, хотя и пересекаются с российскими. Пекин стремится обеспечить бесперебойный доступ к энергетическим и природным ресурсам Центральной Азии, расширить свои торговые и инвестиционные возможности, а также активно развивать инфраструктуру в рамках своей глобальной инициативы «Один пояс — один путь» (ОПОП). Страны Центральной Азии рассматриваются Китаем как важнейшее транзитное звено для сухопутных маршрутов в Европу и на Ближний Восток. Разница в подходах очевидна: Россия, прежде всего, исходит из необходимости обеспечения политической стабильности и безопасности, тогда как Китай — из экономических выгод и расширения торговых связей, что предопределяет различия в их стратегиях.
Институциональное давление на «экономическое колесо»
Именно в этом различии интересов кроется потенциал для разногласий и пересмотра «стратегического компромисса». Анализ последних лет показывает, что Россия традиционно настаивает на приоритете сотрудничества в области политики и безопасности, подчеркивая важность координации усилий в борьбе с угрозами. Однако Китай, при активной поддержке стран Центральной Азии, все более настойчиво выступает за одновременное, если не приоритетное, продвижение экономического сотрудничества. Пекин и его региональные партнеры призывают к «наполнению ШОС более серьезным экономическим содержанием», полагая, что устойчивая безопасность невозможна без экономического процветания, поскольку социально-экономическая стабильность является фундаментом любой надежной системы безопасности.
Это институциональное давление на «экономическое колесо» ШОС является не просто риторическим приемом, а отражает объективные реалии. Страны Центральной Азии, нуждающиеся в инвестициях и развитии инфраструктуры, видят в китайских проектах ОПОП мощный стимул для своей экономики. При этом они стремятся использовать ШОС как платформу для балансирования растущего китайского влияния, но уже не столько с российскими гарантиями безопасности, сколько с возможностями для диверсификации своих экономических и политических связей. Таким образом, традиционная «двухколесная модель» постепенно трансформируется: одно колесо (экономическое, китайское) набирает скорость, в то время как другое (безопасностное, российское) начинает замедляться, создавая заметный структурный дисбаланс, который требует от всех участников поиска новых механизмов взаимодействия.
Геоэкономическое доминирование Китая: Квантификация структурного дисбаланса
Экономическая асимметрия внутри ШОС перестает быть гипотезой и становится эмпирически подтвержденным фактом, особенно после 2022 года. Влияние Китая в Центральной Азии неуклонно растет, трансформируя региональную экономику и создавая новый баланс сил, который все больше склоняется в сторону Пекина. Это доминирование не просто фиксируется на уровне общих заявлений, но и подтверждается конкретными статистическими данными, которые наглядно демонстрируют структурный дисбаланс, требующий глубокого анализа и стратегического реагирования со стороны всех региональных акторов.
Сравнительный анализ товарооборота и инвестиций
Свежие данные красноречиво свидетельствуют о беспрецедентном росте торговых связей Китая со странами Центральной Азии. По итогам 2024 года, совокупный товарооборот между КНР и регионом достиг рекордных 94,82 млрд долларов США, продемонстрировав рост на 6,1% за год. Для сравнения, товарооборот России с Центральной Азией в 2023 году превысил 44 млрд долларов США. Этот разрыв почти в два раза подчеркивает существенную разницу в масштабах экономического взаимодействия и показывает, как быстро меняется экономический ландшафт региона.
Более того, доля Китая в общем торговом обороте стран Центральной Азии значительно выше, чем у России. В 2024 году на Китай приходилось от 20-22% (Казахстан, Узбекистан, Таджикистан) до впечатляющих 55% (Туркменистан) торгового оборота стран региона. В то же время, на Россию приходилось около 33% внешней торговли Центральной Азии в 2023 году. Эти цифры указывают на глубокую интеграцию центральноазиатских экономик в китайские производственные и торговые цепочки, что имеет долгосрочные последствия для их развития и независимости.
Страна ЦА | Доля Китая в ТО (2024) | Доля России в ТО (2023) |
---|---|---|
Казахстан | 20-22% | ~33% |
Кыргызстан | 20-22% | ~33% |
Таджикистан | 20-22% | ~33% |
Туркменистан | 55% | ~33% |
Узбекистан | 20-22% | ~33% |
Примечание: Данные по доле России являются усредненными для региона.
Динамика инвестиций также подтверждает эту тенденцию. Совокупный объем накопленных прямых инвестиций Китая в Центральную Азию по состоянию на конец первого полугодия 2024 года составил 27,7 млрд долларов США. Что особенно важно, наблюдается смещение фокуса китайских инвестиций из традиционного сырьевого сектора в более высокотехнологичные и инфраструктурные области. Например, инвестиции в электроэнергетику выросли в 2,1 раза за последние полтора года, причем 85% этих средств направлено в Узбекистан. Последний, в свою очередь, в январе 2024 года вывел отношения с Пекином на уровень «всепогодного стратегического партнерства», что свидетельствует об особой важности китайского вектора для ключевых игроков региона и их долгосрочных экономических планов.
Россия, в свою очередь, выстраивает экономические отношения преимущественно через многосторонние форматы, такие как ЕАЭС (Казахстан, Кыргызстан) или Зона свободной торговли СНГ. Хотя объем расчетов в национальных валютах с Казахстаном, Кыргызстаном и Таджикистаном достиг 80% в 2023 году, это не компенсирует общего инвестиционного и торгового отставания, что указывает на необходимость пересмотра российской экономической стратегии в регионе.
Сопряжение ОПОП и ЕАЭС в контексте «синоизации»
Вопрос сопряжения китайской инициативы «Один пояс — один путь» (ОПОП) и российских интеграционных проектов, таких как ЕАЭС, становится центральным для понимания геоэкономической динамики региона. Хотя сопряжение этих двух мегапроектов считается «неизбежным» и потенциально может стать мощным драйвером роста для ЕАЭС, оно сопряжено с серьезным риском «синоизации» экономики Центральной Азии. Это означает, что экономическая активность региона все больше будет ориентироваться на Китай, становясь его «сырьевым придатком» или частью производственных цепочек, контролируемых Пекином, что может привести к потере экономической суверенности.
Ярким примером этой тенденции является подписанный в 2023 году Меморандум о взаимопонимании между странами Центральной Азии и Китаем по укреплению сотрудничества в области строительства инфраструктуры. В частности, этот документ предусматривает ускорение реализации проекта железной дороги Китай-Кыргызстан-Узбекистан, которая станет важнейшим элементом трансевразийского транспортного коридора. Этот и другие инфраструктурные проекты в рамках ОПОП не только связывают Центральную Азию с Китаем, но и создают мощную экономическую гравитацию, которая неизбежно перетягивает региональные экономики в сферу китайского влияния. Таким образом, ШОС, изначально задуманная как площадка для балансирования интересов, становится свидетелем и проводником геоэкономической трансформации, где доминирование Китая становится все более неоспоримым, меняя саму суть регионального сотрудничества.
Эрозия роли России как гаранта безопасности и фактор Афганистана
Центральноазиатский регион всегда находился в эпицентре геополитических процессов, а после вывода войск США из Афганистана в 2021 году, вопрос р��гиональной безопасности приобрел особую остроту. Традиционно, Россия выступала ключевым гарантом стабильности, опираясь на свой военный потенциал и исторические связи. Однако пост-2022 геополитические реалии и объективное ослабление российского военного влияния ставят под сомнение способность Москвы в полной мере выполнять эту роль, что, в свою очередь, влияет на функциональность ШОС и ее механизмов безопасности, таких как Региональная антитеррористическая структура (РАТС), и требует переосмысления стратегий.
РАТС и «Три силы зла» в пост-2021 период
Региональная антитеррористическая структура (РАТС) ШОС является постоянно действующим органом, призванным координировать борьбу государств-членов с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом — так называемыми «тремя силами зла». После вывода американских войск из Афганистана и прихода к власти движения «Талибан» (запрещено в РФ), лидеры ШОС, включая Россию и Китай, заявили о необходимости расширения функциональных возможностей РАТС для адекватного противодействия новым вызовам, поскольку прежние меры оказались недостаточными в условиях меняющейся угрозы.
Транзит афганской нестабильности остается одной из острейших проблем региональной безопасности. Риск активизации боевиков «Исламского движения Восточного Туркестана» (ИДВТ, запрещено в РФ), а также других радикальных групп, является постоянным предметом обсуждения на заседаниях РАТС. Организация активно проводит совместные учения, направленные на повышение готовности к противодействию террористическим угрозам. Например, в 2024 году на территории Китая были проведены совместные антитеррористические учения «Взаимодействие – Антитеррор – 2024», что демонстрирует приверженность стран-членов совместным усилиям в этой области. Однако эффективность этих усилий во многом зависит от реальных возможностей ключевых игроков, а также от степени координации их действий.
Дилемма безопасности: Риск потери российского влияния
Именно здесь возникает дилемма безопасности. Ослабление российского военного влияния на фоне текущих мировых событий рассматривается многими аналитиками как фактор, делающий вмешательство России в новые вооруженные конфликты в Центральной Азии маловероятным. Эти опасения не беспочвенны и даже отражены во внутренних документах. В апреле 2024 года, согласно инсайдерским данным, во внутреннем докладе Правительства РФ была выражена обеспокоенность риском потери влияния в Центральной Азии. Этот документ подчеркивает, что приоритеты Москвы сместились, и ресурсы, ранее направленные на поддержание стабильности в ЦА, теперь распределены иначе, что имеет прямые последствия для региональной безопасности.
Следствием этого является усиление тревожности в регионе, особенно у таких стран, как Таджикистан, которые непосредственно граничат с Афганистаном. Возможность вторжения талибов в Таджикистан остается в повестке дня, о чем свидетельствуют неоднократные агрессивные заявления высокопоставленных командиров движения «Талибан». Например, в феврале 2025 года прозвучали угрозы о готовности захватить Таджикистан в «считанные дни» в случае вмешательства Душанбе во внутренние дела Афганистана или ослабления поддержки со стороны России, что является серьезным вызовом для региональной стабильности.
На фоне такого развития событий, Китай, осознавая вакуум безопасности, который может образоваться, стремится стабилизировать ситуацию в Афганистане и вокруг него иными методами. Пекин делает ставку на содействие экономическому развитию Афганистана и его интеграцию в региональную экономическую деятельность, полагая, что экономическая стабильность является лучшей гарантией безопасности. Этот подход отражает фундаментальное различие в «двухколесной модели»: если Россия традиционно предлагала военный «щит», то Китай предпочитает экономические «мосты», которые в условиях ослабления российского влияния становятся все более привлекательными для стран Центральной Азии. Таким образом, фактор Афганистана не только проверяет на прочность механизмы безопасности ШОС, но и обнажает нарастающую асимметрию в распределении ролей между Москвой и Пекином, что требует переоценки стратегий всех участников.
Расширение ШОС и новый «центр тяжести»
Расширение ШОС всегда рассматривалось как индикатор ее растущего геополитического веса и привлекательности. Вступление новых членов не только увеличивает географический охват и демографический потенциал организации, но и неизбежно влияет на внутренний баланс сил. Включение Ирана и Беларуси в состав полноправных членов ШОС в 2023-2024 годах стало поворотным моментом, который, с одной стороны, укрепил антизападный вектор организации, а с другой – заметно сместил «центр тяжести» внутри самого объединения, еще сильнее подчеркнув доминирующую роль Китая, что требует стратегической адаптации от других участников.
Количественный анализ: Влияние расширения на ВВП и население
Вступление Ирана (4 июля 2023 года) и Беларуси (4 июля 2024 года), которая стала первой сугубо европейской страной в организации, значительно укрепило ее статус как платформы для глобального Юга и Востока. ШОС теперь объединяет десять полноправных членов, что придает ей беспрецедентный масштаб.
Обновленные макроэкономические показатели ШОС после расширения впечатляют. Совокупный ВВП всех стран-членов оценивается в 25,5 трлн долларов США, что составляет около 25-30% мирового ВВП. Общая численность населения превышает 3,5 млрд человек, что эквивалентно примерно 45% населения планеты. Эти цифры делают ШОС одним из крупнейших региональных объединений в мире.
Однако, если углубиться в структуру этих показателей, становится очевидным значительный дисбаланс. На фоне расширения и глобальной геополитической турбулентности, баланс сил в организации явно сместился: Китай бесспорно лидирует, что подтверждается его долей в совокупном ВВП ШОС. По данным Всемирного банка за 2023 год, доля ВВП Китая составляет почти 73% от общего ВВП всех стран ШОС. Этот ошеломляющий показатель свидетельствует о фактической экономической гегемонии Пекина внутри организации, что влечет за собой серьезные последствия для принятия решений и распределения влияния.
Показатель | Значение | Комментарий |
---|---|---|
Совокупный ВВП ШОС | 25,5 трлн долларов США | Около 25-30% мирового ВВП |
Общая численность населения | 3,5 млрд человек | Около 45% населения планеты |
Доля Китая в ВВП ШОС | ~73% | Подчеркивает экономическое доминирование КНР |
Примечание: Данные на основе Всемирного банка (2023 год) и аналитических оценок (2024-2025 гг.).
Такой структурный дисбаланс, где один член обладает подавляющим экономическим весом, неизбежно влияет на процессы принятия решений, расстановку приоритетов и общую динамику развития организации, что требует от других государств-членов гибких стратегий для защиты своих интересов.
Балансирование Центральной Азии в условиях китайской гегемонии
В этих условиях страны Центральной Азии сталкиваются с новой реальностью. Они стремятся диверсифицировать свои внешние связи, используя «двухколесный» механизм ШОС для балансирования растущего китайского экономического влияния с российскими гарантиями безопасности. Однако гипотеза о сохранении этого баланса находится под угрозой. С одной стороны, китайские инвестиции и инфраструктурные проекты (ОПОП) предлагают странам региона колоссальные возможности для экономического развития и модернизации. С другой стороны, ослабление российского военного влияния и перераспределение его ресурсов заставляют страны ЦА искать новые способы обеспечения своей безопасности, что усложняет их внешнеполитическую стратегию.
В результате, ШОС, изначально созданная как площадка для равноправного сотрудничества и балансирования интересов, постепенно превращается в организацию, где экономическая гравитация Китая становится настолько сильной, что остальные члены вынуждены адаптироваться к этой новой реальности. Центральноазиатские государства пытаются маневрировать между двумя гигантами, но их возможности для независимого выбора сокращаются по мере того, как экономическая зависимость от Китая растет, а традиционные гарантии безопасности от России становятся менее осязаемыми. Таким образом, расширение ШОС, хоть и усиливает ее глобальное значение, в то же время углубляет внутренний структурный дисбаланс, смещая центр тяжести в сторону Пекина и ставя под вопрос модель «стратегического компромисса» в ее прежнем виде, что требует от всех участников поиска новых механизмов взаимодействия.
Заключение: Перспективы и выводы
Системный анализ трансформации роли Шанхайской организации сотрудничества после 2022 года убедительно демонстрирует, что традиционная модель «стратегического компромисса» между Россией и Китаем на постсоветском пространстве претерпевает глубокие изменения. От изначального равновесия «двух колес» — российского безопасностного и китайского экономического — ШОС движется к состоянию структурного дисбаланса, где экономическая гегемония Пекина становится все более очевидной и определяющей. Организация, задуманная как «лаборатория постзападного миропорядка» и «гибридный институт», ныне балансирует на грани перехода от относительного равновесия к фактическому доминированию одного из ключевых акторов, что неизбежно повлечет за собой перестройку всех внутренних и внешних процессов.
Ключевой вывод исследования заключается в том, что пост-2022 геополитический шок и количественно подтвержденная экономическая асимметрия, выражающаяся в том, что Китай занимает почти 73% совокупного ВВП ШОС после расширения, привели к фундаментальному сдвигу. Этот сдвиг, вкупе с ослаблением российского военного влияния и обеспокоенностью Москвы потерей позиций в Центральной Азии, заставляет страны региона и саму ШОС переосмыслить свои приоритеты. Институциональное давление на «экономическое колесо» ШОС, активно поддерживаемое Китаем и центральноазиатскими государствами, является прямым следствием этих процессов. Эрозия роли России как ключевого гаранта безопасности, особенно на фоне транзита афганской нестабильности, создает благоприятную почву для дальнейшего наращивания экономического и, как следствие, политического влияния Китая в регионе, что формирует новую геополитическую реальность.
Перспективы для дальнейших исследований весьма обширны. В первую очередь, необходимо более детально изучить, как именно страны Центральной Азии будут адаптироваться к этой новой реальности, пытаясь диверсифицировать свои внешние связи и найти новые механизмы для балансирования китайской гегемонии. Особое внимание следует уделить будущему сопряжения ЕАЭС и ОПОП: сможет ли российская интеграционная инициатива сохранить свою релевантность и не быть полностью поглощенной китайским мегапроектом? Наконец, критически важным остается анализ будущей роли РАТС в условиях сокращения российского военного присутствия и возрастающей активности Китая в вопросах региональной безопасности, пусть и через экономические механизмы. ШОС, без сомнения, останется ключевым игроком в Евразии, но ее внутренняя динамика и внешний вектор будут определяться сложным взаимодействием геополитических амбиций и геоэкономических реальностей, где доминирование Пекина становится все более неоспоримым фактом, меняя правила игры на всей евразийской шахматной доске.
Список использованной литературы
- Зимонин, В.П. Шанхайская организация сотрудничества и евразийское измерение безопасности // Шанхайская организация сотрудничества: к новым рубежам развития : Материалы кругл. стола. — М.: Ин-т Дальн. Вост. РАН, 2008.
- Маслов, А.А. ШОС о двух головах. Россия и Китай борются не только с однополярным миром, но и друг с другом за влияние в организации. 2007-09-24. URL: http://www.ng.ru/courier/2007-09-24/19_shos.html.
- Мясников, В.С. Взаимоотношения России с Китаем: тенденции, динамика, перспективы. — М., 1998.
- Торкунов, А.В., Мельвиль М.М. Китай в мировой политике. — М.: РОССПЭН, 2001.
- Разделение ролей Китая и России в ШОС: Стратегия балансирования региональной безопасности и экономического развития // scinetwork.ru. 2025.
- Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) в роли стратегического компромисса между Россией и Китаем на постсоветском пространстве // hse.ru.
- ИНТЕРЕСЫ РОССИИ И КИТАЯ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ // cyberleninka.ru.
- Российско-китайские отношения через призму ШОС // ifri.org.
- Российско-китайский диалог: модель 2024 // russiancouncil.ru.
- РОЛЬ РОССИИ В ШОС И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ: ВЫЗОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ // mgimo.ru.
- ШОС в системе внешнеполитических приоритетов Нового Узбекистана 15-06-2022 // sco-summit2022.uz.
- Роль ШОС в изменяющемся мире — Саммари — Фонд Росконгресс // roscongress.org.
- Шанхайская организация сотрудничества — Министерство иностранных дел Российской Федерации // mid.ru.
- Шанхайская организация сотрудничества: построение регионализма на основе консенсуса (часть 2) // cyberleninka.ru.
- Девятый друг России и Китая: зачем Ирану ШОС и кто от этого выиграет // investing.com.
- Беларусь в ШОС: стратегическая перспектива и разумная альтернатива // bisr.gov.by.
- Россия и Китай в Центральной Азии: сотрудничество или соперничество? // russiancouncil.ru.
- Дружба за влияние. Как Россия и Китай уживаются в Центральной Азии // carnegieendowment.org.
- Центральная Азия и Китай на современном этапе развития: партнёрство, устремлённое в общее будущее // newscentralasia.net.
- Сопряжение стратегии развития ЕАЭС и китайской инициативы «Один пояс // eaeunion.org.
- РАТС ШОС: Содействие координации и взаимодействию компетентных органов государств-членов Шанхайской организации сотрудничества в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом // ecrats.org.
- Повестка дня восьмой международной научно-практической конференции РАТС ШОС «Современная безопасность: вызовы и решения» (8-9 ноября 2022 г.) // ecrats.org.
- Китай, Россия и другие участники ШОС в новых афганских реалиях // cyberleninka.ru.
- Страны Центральной Азии укрепляют сотрудничество с Китаем // ecogosfond.kz.
- ЕАЭС и ОПОП — как супердержавам Евразии взаимодействовать в рамках интеграционных проектов // cyberleninka.ru.
- Трансграничное взаимодействие Афганистана и Шанхайской организации сотрудничества после вывода войск США из Афганистана // cyberleninka.ru.