В начале XX века психологическая наука оказалась на распутье. Господствовавший метод интроспекции, при котором ученый изучал собственное сознание, исчерпал себя, продемонстрировав полную субъективность и неспособность дать объективные, проверяемые результаты. Этот методологический кризис породил два мощных и принципиально разных ответа. Первым был бихевиоризм — радикальная попытка построить психологию по образу точных наук, полностью отказавшись от изучения «невидимого» сознания. Вторым стала гештальтпсихология, предложившая не отбрасывать сознание, а изучать его по-новому, через призму целостности. Как эти две школы, возникнув практически одновременно, предложили кардинально разные модели понимания психики и поведения? Данная работа посвящена глубокому сравнительному анализу их предпосылок, идей и методов.
Исторический контекст. Почему психология оказалась в методологическом тупике
Кризис психологии на рубеже XIX-XX веков был неизбежен. Молодая наука, ведомая идеями структурализма Вильгельма Вундта, стремилась встать в один ряд с физикой и химией, но ее главный инструмент — метод интроспекции — этому мешал. Исследователи, пытаясь «заглянуть внутрь себя» и описать элементы своего сознания, давали разные, часто противоречивые отчеты. Результаты одного ученого было невозможно проверить в лаборатории другого, что подрывало сам фундамент научности — объективность и воспроизводимость.
Нарастал разрыв между теорией и практикой. Психология распадалась на множество мелких, не связанных друг с другом направлений, не способных решать практические задачи, которые ставило перед ними общество. Наука нуждалась в объективном методе и предмете, который можно было бы измерять и фиксировать. Таким образом, кризис стал не признаком упадка, а точкой роста, мощным стимулом для поиска принципиально новых подходов к изучению человека. Именно на этой почве и выросли два гиганта, предложившие свои пути решения проблемы.
Бихевиоризм. Революция наблюдаемого поведения
Первый и самый радикальный ответ на вызов времени пришел из США. В 1913 году психолог Джон Б. Уотсон опубликовал свой манифест «Психология с точки зрения бихевиориста», положив начало новой школе. Его идея была проста и революционна: психология должна отказаться от туманных рассуждений о сознании, душе и прочих ненаблюдаемых явлениях и сосредоточиться на том, что можно объективно зафиксировать — на поведении.
Вся сложность психической жизни сводилась к знаменитой формуле «стимул-реакция» (S-R). По мнению Уотсона, задача психолога — по известному стимулу предсказать реакцию и, наоборот, по реакции определить вызвавший ее стимул. Все, что происходит внутри человека между стимулом и реакцией — его мысли, чувства, переживания — объявлялось «черным ящиком», недоступным для научного анализа и потому не имеющим значения. Теоретической опорой для Уотсона послужили работы российского физиолога Ивана Павлова о классическом обусловливании. Позже другой великий бихевиорист, Б.Ф. Скиннер, дополнил эту схему, введя понятие оперантного обусловливания, где ключевую роль играет не стимул, а последствия реакции (подкрепление).
Ключевые принципы бихевиоризма. Среда формирует все
Центральной идеей бихевиоризма стал тезис о том, что поведение — это лишь совокупность реакций, сформированных под воздействием внешней среды. Главная роль отводилась научению (learning), в то время как врожденные или генетические факторы практически полностью игнорировались. Этот подход ярко иллюстрирует знаменитое и весьма самонадеянное высказывание Уотсона:
Дайте мне дюжину здоровых, нормально развитых младенцев и мой собственный, особый мир, в котором я буду их растить, и я гарантирую, что, выбрав наугад любого из них, я сделаю его специалистом в любой области, какой только пожелаю, — врачом, адвокатом, художником, торговцем и даже нищим или вором, — вне зависимости от его талантов, склонностей, способностей и происхождения его предков.
Даже такие сложные процессы, как мышление и речь, рассматривались бихевиористами не как проявления сознания, а как сложные, но в конечном счете сводимые к простым мышечным реакциям навыки. Мышление, например, считалось «внутренней речью», скрытыми движениями гортани. Таким образом, в споре «nature vs. nurture» (природа против воспитания) бихевиористы заняли крайне детерминистическую позицию: среда — это всё, а человек — продукт этой среды.
Гештальтпсихология. Возвращение к целостности сознания
Пока в Америке строили психологию «без психики», в Германии возник совершенно иной подход. Его основателями стали Макс Вертгеймер, Вольфганг Кёлер и Курт Коффка. Они не согласились ни со структуралистами, дробившими сознание на «кирпичики» ощущений, ни с бихевиористами, вовсе его игнорировавшими. Гештальтпсихология вернула сознание на место главного предмета исследования, но предложила изучать его с позиции целостности.
Основной тезис этой школы гласит: «целое всегда больше, чем сумма его частей». Мы воспринимаем мир не как набор отдельных точек, цветов и звуков, а как целостные, осмысленные образы — гештальты. Яркой демонстрацией этого стал эксперимент Вертгеймера с фи-феноменом (1912 г.): испытуемым поочередно показывали две световые полоски, и они видели не две отдельные вспышки, а единое движение. Это доказывало, что восприятие не сводится к сумме ощущений, а является активным процессом структурирования, организующим разрозненные стимулы в целостную картину.
Ключевые принципы гештальтпсихологии. Законы восприятия и сила инсайта
Гештальтисты выделили ряд законов, по которым наше сознание организует опыт. Ключевым является принцип «фигуры и фона», согласно которому мы всегда выделяем из perceptualного поля некий объект (фигуру), а все остальное становится для нас фоном. Другие принципы, такие как закон близости (объекты рядом воспринимаются вместе) и закон замыкания (наш мозг стремится «достроить» неполную фигуру до целой), также описывают эту врожденную тенденцию сознания к структурированию.
Однако самым знаменитым вкладом гештальтпсихологии стало понятие «инсайт» (озарение). В знаменитых опытах Вольфганга Кёлера с шимпанзе обезьяна, которая не могла достать банан, после нескольких бесплодных попыток вдруг замирала, а затем мгновенно находила решение (например, ставила ящики друг на друга). Это было не постепенное научение методом проб и ошибок, как у бихевиористов, а мгновенное схватывание структуры ситуации, ее целостное переосмысление. Для гештальтистов понимание было первичным, а приспособление — лишь его следствием.
Сравнительный анализ методов исследования. Объективный эксперимент против феноменологии
Фундаментальные различия в философии двух школ породили и абсолютно разные исследовательские подходы.
Для бихевиористов идеалом был строгий лабораторный эксперимент, заимствованный из естественных наук. Их интересовали только объективно измеряемые переменные: параметры стимула, время реакции, количество попыток, физиологические показатели. Чтобы добиться «чистоты» исследования и исключить влияние сознания, они часто использовали в экспериментах животных (крыс, голубей). Главная цель их метода — предсказать и контролировать поведение.
Гештальтисты, напротив, использовали феноменологическое наблюдение. Для них были важны не объективные реакции, а субъективный опыт испытуемого. Они просили человека описать то, что он видит и переживает «здесь и сейчас», не анализируя, а просто описывая свое восприятие. Вместо выработки навыков они создавали для испытуемых проблемные ситуации, чтобы спровоцировать инсайт и изучить сам процесс мышления. Их цель — не контролировать, а понять законы организации сознательного опыта.
Главное противостояние. Сознание, мышление и обучение в двух парадигмах
Кульминация противостояния двух школ лучше всего видна при сравнении их взглядов на ключевые психологические функции:
- Сознание. Для бихевиористов это «черный ящик» — фикция, которую невозможно и не нужно изучать научными методами. Для гештальтистов — это главный предмет психологии, динамическое поле, которое активно структурирует, а не пассивно отражает внешний мир.
- Мышление. Бихевиористы сводили его к сложному навыку, «речи про себя», формируемому через обусловливание. Гештальтисты же видели в мышлении продуктивный процесс реструктурирования проблемной ситуации, приводящий к инсайту, то есть к новому пониманию целого.
- Обучение. В парадигме бихевиоризма обучение — это медленный, механический процесс постепенного накопления связей через пробы, ошибки и подкрепление. В парадигме гештальтпсихологии обучение (в высшем его проявлении) — это мгновенное схватывание структуры, «озарение», которое разом меняет все видение ситуации и не требует многократных повторений.
Заключение. Синтез и наследие двух школ в современной психологии
Итак, бихевиоризм и гештальтпсихология предложили два диаметрально противоположных пути выхода из кризиса. Первый пожертвовал сознанием ради объективности метода и сфокусировался на поведении. Второй сохранил в центре внимания сознание, но предложил изучать его целостно, а не расчленять на элементы. Крайности обеих позиций — полное игнорирование внутренних процессов у бихевиористов и некоторая недооценка роли прошлого опыта у гештальтистов — были со временем преодолены.
Несмотря на противостояние, обе школы оставили огромное наследие. На идеях бихевиоризма выросла вся поведенческая терапия, один из самых эффективных методов современной психотерапии. Принципы гештальтпсихологии, в свою очередь, легли в основу когнитивной психологии, изучающей познавательные процессы, и оказали глубокое влияние на гуманистическое направление. Спор этих двух титанов стал важнейшим этапом в истории науки, доказав, что психология — это многогранная дисциплина, где изучение и объективного поведения, и субъективного мира сознания одинаково важны для понимания всей сложности человека.
Список использованной литературы
- Анциферова Л.И., Ярошевский М.Г. Развитие и современное состояние зарубежной психологии. М., 1974
- Ждан А.Н. История психологии: от античности до наших дней. М., 1990.
- История зарубежной психологии. Тексты. М., 1986
- Петровский А.В., Ярошевский М.Г. История и теория психологии. Ростов-на-Дону, 1996, 2т.
- Хрестоматия по истории психологии. М., 1980
- Шкуратов В.А. Историческая психология. М., 1998.
- Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1996