Эволюция и эффективность механизмов предупреждения системных финансовых кризисов: от теоретических моделей до макропруденциальной политики (Курсовая работа)

Введение

Глобальный финансовый кризис 2008–2009 годов стал определяющим моментом в истории мировых финансов, обнажив фундаментальные структурные недостатки в системах регулирования и надзора. Последние события, такие как пандемия COVID-19 и банковские потрясения 2023 года (крах Silicon Valley Bank, проблемы Credit Suisse), вновь подтвердили: финансовая нестабильность является эндогенной характеристикой рыночной экономики, а системные риски требуют постоянного, проактивного и скоординированного управления.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью критически осмыслить эволюцию механизмов предупреждения кризисов, которая произошла за последние полтора десятилетия. Центральные банки и международные финансовые институты перешли от узконаправленного микропруденциального надзора к всеобъемлющей макропруденциальной политике, основанной на комплексных моделях раннего предупреждения (СРП). Оценка эффективности этих новых инструментов в противостоянии современным вызовам — от цифровизации до геоэкономической фрагментации — является ключевой задачей для обеспечения долгосрочной финансовой устойчивости, поскольку без адекватного ответа на эти угрозы, финансовая система рискует повторить ошибки прошлого, но уже в ускоренном, цифровом формате.

Целью настоящей работы является глубокий структурированный анализ современных теоретических моделей, эволюции и доказанной эффективности механизмов предупреждения системных финансовых кризисов на национальном и мировом уровнях.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Определить теоретические основы системного риска и сравнить ведущие эконометрические модели прогнозирования кризисов.
2. Проанализировать эволюцию глобального финансового регулирования (Базель III, стандарты для ГСЗБ) как прямого ответа на уроки кризиса 2008–2009 гг.
3. Рассмотреть инструментарий и практику применения макропруденциальной политики (МПП) в ведущих национальных финансовых системах.
4. Критически оценить реакцию финансовой системы на последние шоки (COVID-19, кризис 2023 г.) и сформулировать приоритетные направления совершенствования систем предупреждения.

Объектом исследования выступают мировая финансовая система и национальные финансовые системы, а предметом — механизмы и модели предупреждения системных финансовых кризисов. Работа опирается на академический аппарат, используя специализированную экономическую терминологию и ссылки на авторитетные источники (МВФ, BIS, FSB, ФРС).

Теоретические основы системного риска и модели раннего предупреждения

Сущность системного риска и роль макропруденциальной политики

В основе любого механизма предупреждения лежит четкое понимание объекта регулирования — системного финансового кризиса. Под ним понимается нарушение деятельности финансовой системы, которое может иметь серьезные негативные последствия для финансовой системы и реальной экономики. Ключевым источником таких кризисов является системный риск.

Системный риск — это не просто сумма рисков отдельных институтов; это риск взаимосвязанности и общих шоков. Как подчеркивает Базельский комитет, системный риск имеет два измерения, которые должны быть отслежены Системами Раннего Предупреждения (СРП):

1. Структурное (Cross-sectional) измерение: Отражает распределение рисков внутри финансового сектора. Это риск, возникающий из-за концентрации, взаимосвязанности и высокой значимости отдельных институтов (т.е. Глобальных Системно Значимых Банков — ГСЗБ).
2. Циклическое (Time-series) измерение: Отражает изменения рисков во времени. В периоды экономического подъема финансовые институты и домохозяйства склонны принимать чрезмерные риски (растут кредитные пузыри, снижаются стандарты кредитования), что эндогенно накапливает нестабильность.

Для противодействия этим измерениям была разработана Макропруденциальная политика (МПП). МПП — это комплекс превентивных мер, направленных на минимизацию системного риска финансовой системы с целью укрепления финансовой устойчивости. Ее задача — «сглаживать» финансовый цикл, ограничивая чрезмерный рост кредита и левериджа в периоды подъема и обеспечивая накопление буферов для использования в периоды спада. Именно проактивное вмешательство МПП на фазе бума отличает ее от традиционной ДКП, которая часто реагирует постфактум.

Гипотеза финансовой нестабильности Хаймана Мински в контексте СРП

Ключевые теоретические концепции, формирующие основу для разработки эффективных СРП, выходят за рамки неоклассической экономики и включают, в частности, посткейнсианство. Центральное место здесь занимает Гипотеза финансовой нестабильности (ГФН) Хаймана Мински.

Мински утверждал, что финансовая нестабильность не является экзогенным, внешним явлением; она эндогенна и является неотъемлемой чертой капиталистической экономики. Периоды экономического процветания и стабильности неизбежно порождают самоуспокоенность, что ведет к принятию все больших рисков и ухудшению качества финансирования. Если финансовые институты считают, что стабильность гарантирована, они с большей охотой идут на рискованные операции.

Мински выделил три типа финансового поведения фирм, которые служат критическими сигналами для СРП:

Тип Финансирования	Характеристика	Риск для Системы
Хеджирующее (Hedge)	Денежные потоки от активов полностью покрывают обязательства по основному долгу и процентам. Самое устойчивое.	Низкий
Спекулятивное (Speculative)	Денежные потоки покрывают только проценты, но не основной долг. Необходима рефинансирование.	Умеренный, зависит от ликвидности
Финансирование «Понзи» (Ponzi)	Денежные потоки не покрывают даже проценты; заемщик вынужден брать новые займы для покрытия старых платежей.	Критический, ведет к коллапсу

Переход от хеджирующего к спекулятивному и далее к «понзи»-финансированию является ключевым сигналом для систем раннего предупреждения. СРП должны мониторить не только объемы долга, но и его структуру, и способность заемщиков обслуживать этот долг в динамике.

Сравнительный анализ эконометрических моделей прогнозирования кризисов

Модели Систем Раннего Предупреждения (СРП) предназначены для идентификации макроэкономических и финансовых индикаторов, которые предшествуют системным кризисам. В современных исследованиях доминируют два эконометрических подхода: многофакторные модели и сигнальный подход.

1. Многофакторная логит-модель (Logit-модель)

Этот подход использует регрессионный анализ для оценки вероятности наступления кризиса в определенный период. Формула для оценки вероятности кризиса имеет вид:

P(Yt=1) = 1 / (1 + e-(α + Σi=1n βi Xi,t-k))

Где:

• P(Yt=1) — вероятность кризиса в момент t.
• Xi,t-k — значение i-го опережающего индикатора за k периодов до кризиса.
• βi — весовой коэффициент индикатора.

Логит-модель позволяет комплексно оценить влияние нескольких факторов (например, рост кредитного разрыва, динамика валютных резервов, соотношение долга к ВВП), одновременно присваивая им статистическую значимость. Однако ее эффективность часто зависит от качества данных и может быть снижена из-за «ошибки первого рода» (ложные тревоги).

2. Сигнальный подход Камински, Лизондо и Рейнхарт (KLR)

Метод непараметрических оценок, разработанный Камински, Лизондо и Рейнхарт (KLR), фокусируется на выявлении оптимального порогового значения для каждого индикатора, при превышении которого индикатор «подает сигнал» о приближающемся кризисе.

Методология KLR:

1. Выбирается набор потенциальных опережающих индикаторов (например, кредитный разрыв, отношение кредита к ВВП).
2. Определяется пороговое значение для каждого индикатора, минимизирующее соотношение «ложных тревог» (кризис прогнозируется, но не наступает) к «пропускам кризиса» (кризис наступает, но не прогнозируется).
3. Кризис считается предупрежденным, если сигнал был подан в течение определенного «окна раннего предупреждения» (обычно 12–24 месяца).

Современные исследования, в том числе рабочие документы Центральных банков, демонстрируют, что для повышения точности вневыборочного прогноза СРП целесообразно сочетать показатели финансовых дисбалансов (например, кредитные разрывы) с индикаторами финансового развития (например, глубина рынка). Кроме того, применение продвинутых методов, таких как подход «случайного леса» (Random Forest), позволяет выявить, что вероятность кризиса выше на поздних этапах финансового развития, что обогащает инструментарий СРП.

Эволюция глобального финансового регулирования как ответ на системные вызовы

Глобальный финансовый кризис 2008–2009 годов доказал, что микропруденциального регулирования, сосредоточенного на устойчивости отдельных банков, недостаточно. Необходим был сдвиг парадигмы в сторону макропруденциального регулирования, что нашло свое отражение в реформах, инициированных G20 и Базельским комитетом по банковскому надзору (БКБН).

Ключевые требования и макропруденциальные элементы Базеля III

Комплекс стандартов Базель III был разработан БКБН в ответ на недостатки, выявленные кризисом, в частности, низкое качество капитала, чрезмерный леверидж и недостаточный уровень ликвидности в банковской системе.

Основные изменения в рамках Базеля III, направленные на повышение финансовой стабильности:

1. Ужесточение требований к качеству капитала

Базель III значительно ужесточил требования к качеству и структуре капитала. Было повышено минимальное требование к Базовому капиталу первого уровня (Common Equity Tier 1, CET1), который является наиболее качественной формой капитала.

• Минимальное требование к CET1 было повышено и установлено на уровне 4,5% от активов, взвешенных по риску (RWA).

2. Введение буферов капитала

Для обеспечения дополнительной устойчивости были введены два ключевых буфера, которые носят макропруденциальный характер:

• Буфер консервации (Conservation Buffer): Установлен в размере 2,5% от RWA. Он предназначен для использования в периоды стресса, позволяя банку поглощать убытки. Если капитал банка падает в диапазон буфера, на него налагаются ограничения по выплате дивидендов и бонусов. Таким образом, минимальный норматив CET1 с учетом буфера консервации фактически составляет 4,5% + 2,5% = 7,0% от RWA.
• Контрциклитический буфер капитала (CCyB): Является чистым макропруденциальным инструментом, устанавливаемым национальным регулятором в диапазоне от 0% до 2,5% от RWA. CCyB призван сдерживать кредитную активность в периоды экономического подъема и избыточного кредитования, тем самым «сглаживая» финансовый цикл.

3. Введение Коэффициента Левериджа

Базель II и II.5 не имели надежного ограничения на долговую нагрузку. Базель III ввел новый регулятивный показатель — коэффициент левериджа (leverage ratio), который служит неким «подстраховочным» нормативом, ограничивающим рост активов вне зависимости от их взвешивания по риску.

• Минимальное требование к коэффициенту левериджа (отношение капитала первого уровня к валовой величине активов без взвешивания по риску) установлено на уровне 3%.

Регулирование системно значимых финансовых институтов (ГСЗБ)

Понимание того, что крах одного крупного, взаимосвязанного банка может повлечь за собой обрушение всей системы (эффект Too Big To Fail — Слишком большой, чтобы рухнуть), привело к введению специального режима надзора для Глобальных системно значимых банков (ГСЗБ, G-SIBs/G-SIFIs).

ГСЗБ обязаны соответствовать более строгим пруденциальным требованиям, которые включают:

1. Дополнительную надбавку к капиталу: Для ГСЗБ вводится дополнительный буфер CET1, размер которого зависит от уровня их системной значимости (взаимосвязанность, размер, сложность, замещаемость).
2. Повышенные требования к управлению рисками и контролю.

Одним из ключевых инструментов, разработанных Советом по финансовой стабильности (FSB) для повышения устойчивости ГСЗБ и обеспечения упорядоченного прекращения их деятельности, является стандарт Общей способности по поглощению убытков (TLAC – Total Loss-Absorbing Capacity).

Суть TLAC: Требование TLAC гарантирует, что ГСЗБ имеют достаточный объем легко конвертируемых в капитал финансовых инструментов (долговые обязательства, не гарантированные государством), которые могут быть списаны (bail-in) или конвертированы в акционерный капитал в случае краха, не затрагивая при этом средства налогоплательщиков. Таким образом, регуляторы перекладывают бремя спасения банка с налогоплательщиков на его кредиторов.

• Минимальное требование TLAC для ГСЗБ с 1 января 2022 года составляет не менее 18% от RWA и не менее 6,75% от показателя леверидж-экспозиции.

Это требование стало критическим шагом, переносящим акцент с прибыльности институтов на их стрессоустойчивость и возможность разрешения кризиса без государственного вмешательства.

Инструментарий и современная практика макропруденциальной политики

Макропруденциальная политика (МПП) оперирует специфическим набором инструментов, которые отличаются от традиционных инструментов денежно-кредитной политики (ДКП) тем, что они являются более адресными и нацелены на конкретные сегменты финансового рынка, где наблюдается накопление системного риска (например, ипотечное кредитование, потребительский долг). Каким образом может МПП решить проблему, которую ДКП, оперирующая общими ставками, решить не в состоянии?

Основные инструменты МПП и их антициклическая направленность

Основная цель МПП — ограничить чрезмерный рост кредита и левериджа (циклическое измерение риска) и минимизировать концентрацию риска (структурное измерение).

Инструмент МПП	Описание и Цель	Антициклическая Направленность
Контрциклитический буфер капитала (CCyB)	Требование к банкам накапливать дополнительный капитал (0% до 2,5% RWA) в периоды избыточного кредитования.	Снижает стимулы банков к риску в фазе подъема, создавая резерв для фазы спада.
Макропруденциальные лимиты (МПЛ)	Прямые ограничения на долю высокорисковых кредитов в портфеле банка. Например, лимиты на соотношение платежей по кредиту к доходу (PTI/DTI).	Адресное охлаждение наиболее уязвимых сегментов кредитования (например, ипотеки для заемщиков с высокой долговой нагрузкой).
Отношение кредита к стоимости залога (LTV)	Ограничение максимальной суммы кредита относительно рыночной стоимости залога (например, недвижимости).	Сдерживает рост пузырей на рынке недвижимости, снижает потери банков при дефолтах.
Ограничения на концентрацию риска	Увеличенные коэффициенты риска (взвешивание по риску) для активов с высокой концентрацией в определенных секторах.	Сдерживает структурный риск, связанный с избыточной концентрацией в одном секторе.

Контрциклитический буфер капитала (CCyB) является краеугольным камнем Базеля III и наиболее часто обсуждаемым макропруденциальным инструментом. Он устанавливается уполномоченным органом надзора в диапазоне от 0% до 2,5% от RWA. В период экономического роста и быстрого кредитования буфер активируется (увеличивается), что повышает стоимость фондирования для банков и замедляет кредитование. В период спада буфер «отпускается» (снижается), высвобождая капитал и поддерживая кредитование реальной экономики.

Международные кейсы применения адресного регулирования

Эффективность МПП демонстрируется практикой тех стран, которые столкнулись с быстрыми кредитными циклами, особенно на рынке жилья.

Кейс стран Азии (Гонконг, Сингапур):
В этих странах, часто имеющих привязку национальной валюты или ограниченный суверенитет в монетарной политике, активно используются нормативы «отношения величины кредита к стоимости залога» (LTV – Loan-To-Value). Повышенный спрос на недвижимость и ограниченное предложение делают рынки жилья особенно уязвимыми к спекулятивным пузырям.
Регуляторы регулярно изменяют верхний предел LTV (например, с 70% до 50% для второй и последующих ипотек), что напрямую ограничивает возможность заемщиков брать высокорисковые кредиты и снижает ценовое давление на рынке. Таким образом, LTV выступает мощным адресным инструментом охлаждения рынка ипотечного кредитования.

Урок США и необходимость адресного регулирования:
Опыт, предшествовавший ипотечному кризису в США (2007–2008 гг.), показал критический недостаток агрегированных показателей. Анализ показал, что общий, агрегированный показатель LTV по всей стране мог оставаться относительно стабильным. Однако рост концентрации долга и рисков происходил среди узкой группы заемщиков с высоким риском (субстандартное кредитование).

Этот урок подчеркивает необходимость адресного регулирования (то есть, тех самых МПЛ), которое таргетирует именно уязвимые группы заемщиков или определенные типы кредитов, а не полагается только на агрегированные макроэкономические данные. Регуляторы должны иметь право устанавливать лимиты на соотношение платежей по долгу к доходу (DTI) или лимиты на долю высокорисковых кредитов в портфеле банка, даже если общий кредитный рост не выглядит угрожающе высоким.

Эффективная реализация МПП требует четких институциональных механизмов, а также взаимодействия и координации с денежно-кредитной и фискальной политикой, поскольку эти три направления политики часто используют один и тот же набор инструментов (например, процентные ставки) и могут иметь конфликтующие цели.

Уроки последних кризисов и направления совершенствования систем предупреждения

Финансовая система в условиях внешнего шока (COVID-19)

Пандемия COVID-19, начавшаяся в 2020 году, стала крупнейшим и внезапным внешним шоком для мировой экономики со времен Второй мировой войны. В отличие от кризиса 2008 года, который был вызван эндогенными дисбалансами внутри финансового сектора, COVID-19 представлял собой шок для реальной экономики (нарушение цепочек поставок, локдауны).

Кризис COVID-19 стал первым крупным испытанием для финансовой системы, реформированной после 2008 года стандартами Базеля III и TLAC.

Ключевой вывод: Повышенная устойчивость посткризисной финансовой системы, достигнутая благодаря реформам G20, позволила избежать глобального финансового коллапса. Банки обладали значительно более высоким качеством капитала и ликвидности, чем в 2008 году, что позволило им абсорбировать убытки и продолжать кредитование.

Реакция Центральных банков (ЦБ):
Поскольку кризис был вызван внешним шоком, реакция регуляторов была направлена не столько на устранение дисбалансов финансового сектора, сколько на предотвращение коллапса ликвидности и поддержку реальной экономики.

• Ликвидность: ЦБ, особенно ФРС США, беспрецедентно использовали механизмы своповых кредитных линий для предоставления долларовой ликвидности мировым финансовым рынкам.
• Стимулирование: Были запущены масштабные программы покупки активов (количественное смягчение). В результате беспрецедентной программы количественного смягчения, объем баланса ФРС США достиг исторического максимума, составив приблизительно 8,965 трлн долларов США к апрелю 2022 года.

Таким образом, хотя структурные реформы повысили устойчивость, они не отменили необходимости в масштабной интервенции ЦБ в условиях экстремального шока.

Банковские потрясения 2023 года и риски цифровизации

Банковские потрясения весны 2023 года (крах Silicon Valley Bank, Signature Bank в США и кризис доверия в Credit Suisse) стали самым значительным общесистемным банковским стрессом со времен 2007–2009 годов. Эти события выявили новые уязвимости, которые не были полностью учтены в посткризисном регулировании.

Ключевые уроки кризиса 2023 года:

1. Недооценка процентного риска: Многие банки (особенно региональные в США) имели значительные портфели долгосрочных государственных облигаций, купленных в период низких ставок. Когда ФРС резко подняла ставки, рыночная стоимость этих активов резко упала, создав огромные нереализованные убытки. Это продемонстрировало, что требования Базеля III по капиталу могут быть недостаточны для покрытия рисков, не отраженных в регулятивных метриках.
2. Пробелы в регулировании: Ряд американских банков, в частности SVB, не подпадали под полный спектр жестких требований Базеля III, поскольку их активы были ниже порогов, установленных после ослабления регулирования Додда-Франка для средних банков.

Влияние цифровизации и риск «набега вкладчиков»:
Кризис 2023 года критически подчеркнул влияние цифровизации на финансовую стабильность. Вкладчики SVB, в основном технологические компании, смогли вывести миллиарды долларов в течение часов, используя цифровые платформы и социальные сети для координации.

• Скорость распространения паники: Цифровизация многократно увеличила скорость распространения паники и оттока депозитов (bank run), превратив традиционно медленный процесс в мгновенный, что сделало механизмы страхования вкладов и традиционные меры ликвидности менее эффективными.

Это требует совершенствования пруденциального регулирования с учетом «цифрового» риска набега вкладчиков, включая, возможно, более строгие требования к ликвидности (например, LCR) для всех банков, независимо от их размера, если они имеют высокую концентрацию крупных, быстро движущихся депозитов.

Приоритеты совершенствования механизмов предупреждения

Уроки последних кризисов диктуют следующие приоритеты совершенствования систем предупреждения на мировом и национальном уровнях:

1. Интеграция «теневого» банкинга (Non-Bank Financial Intermediation, NBFI): Значительная часть системного риска сместилась из традиционного банковского сектора в небанковский финансовый сектор. Необходимо активизировать реформу международной финансовой системы, направленную на согласование регулирования и усиление надзора за NBFI, включая хедж-фонды, фонды денежного рынка и страховые компании, которые могут стать источником ликвидных шоков.
2. Повышение чувствительности к процентному риску: Регуляторы должны ужесточить требования к управлению процентным риском в банковских портфелях, особенно в части нереализованных убытков по долгосрочным ценным бумагам, и обеспечить, чтобы эти риски были адекватно покрыты капиталом.
3. Внедрение кибербезопасности как пруденциального риска: В условиях цифровизации риск кибератак или сбоев в IT-системах может стать триггером системной нестабильности. Кибербезопасность должна быть полностью интегрирована в пруденциальный надзор и оценку операционного риска.
4. Усиление адресного регулирования (МПЛ): Центральным банкам следует активнее использовать адресные макропруденциальные лимиты (например, DTI/PTI) для ограничения долговой нагрузки домохозяйств, поскольку чрезмерный потребительский долг остается ключевым фактором циклического риска.

Заключение

Проведенное исследование подтверждает, что механизмы предупреждения системных финансовых кризисов претерпели фундаментальную трансформацию за последние полтора десятилетия. Мировое сообщество совершило переход от реактивного, микропруденциального надзора к проактивной, макропруденциальной политике, основанной на сложных моделях раннего предупреждения.

Ключевые выводы об эффективности:

1. Теоретическая база и СРП: Гипотеза финансовой нестабильности Мински остается ключевой теоретической моделью, объясняющей эндогенность кризисов. Эконометрические модели (Логит-модель, сигнальный подход KLR) доказали свою способность выступать опережающими индикаторами, особенно при сочетании финансовых дисбалансов с индикаторами финансового развития.
2. Повышение устойчивости: Реформы Базеля III и введение стандартов для ГСЗБ (TLAC) значительно повысили качество капитала, ликвидность и способность банков абсорбировать убытки. Именно эта повышенная устойчивость позволила финансовой системе пережить шок пандемии COVID-19 без глобального коллапса, хотя и потребовала беспрецедентной ликвидной поддержки со стороны ЦБ.
3. Новые уязвимости: Кризис 2023 года выявил «слепые зоны» регулирования: недостаточный учет процентного риска, пробелы в надзоре за средними банками и, что критически важно, недооценку риска «цифрового набега вкладчиков».

Направления совершенствования:

Для противодействия новым вызовам финансовой глобализации и цифровизации необходимо сосредоточить усилия на:

• Институциональном охвате: Расширение макропруденциального регулирования на небанковский финансовый сектор (теневой банкинг).
• Адресности: Активное применение адресных макропруденциальных лимитов (МПЛ, DTI/LTV) для сдерживания рисков в конкретных сегментах (например, ипотека, потребительское кредитование).
• Технологической готовности: Интеграция рисков кибербезопасности и молниеносного оттока ликвидности в пруденциальные нормативы и стресс-тестирование.

Таким образом, поставленная цель — анализ эволюции и эффективности систем предупреждения кризисов — была полностью достигнута. Современный механизм предупреждения является многоуровневым, но требует непрерывной адаптации к новым, быстро меняющимся источникам системного риска, поскольку отсутствие адаптации превращает даже самые строгие стандарты в устаревший свод правил перед лицом новых угроз.

Список использованной литературы

1. Буторина О.В. Международные валюты: интеграция и конкуренция. М.: Деловая литература, 2013. 231 с.
2. Гильбо Е.В. Так все-таки валютный кризис будет или нет? Размышления о маневрах Федеральной резервной системы США // Экономическая и философская газета. 2013. 29 марта.
3. Головнин М. Новые вызовы для денежно-кредитной политики в условиях глобализации: финансовые кризисы // Валютное регулирование & Валютный контроль. 2014. № 9. С. 21-24.
4. Головнин М. Теоретические подходы к проведению денежно-кредитной политики в условиях финансовой глобализации // Вопросы экономики. 2014. № 4. С. 41-49.
5. Григорьев Л., Иващенко А. Теория цикла под ударом кризиса // Вопросы экономики. 2013. № 10. С. 31–55.
6. Гринин Л.Е., Малков С.Ю., Коротаев А.В. Математическая модель среднесрочного экономического цикла и современный глобальный кризис // История и математика: Эволюционная историческая макродинамика. М.: ЛИБРОКОМ, 2014. C. 233–284.
7. Джагитян Э. П. Влияние Директивы Волкера на процессы слияний и поглощений финансово-банковских институтов США // Деньги и кредит. 2013. № 11. С. 46–52.
8. Ключникова Н.В. Финансовая глобализация // Известия С.-Петерб. ун-та экономики и финансов. 2014. № 3. С. 53-55.
9. Некипелов А., Головнин М. Стратегия и тактика денежно-кредитной политики в условиях мирового экономического кризиса // Вопросы экономики. 2014. № 1. С. 61-67.
10. Николаенко С.А. Новый экономический кризис в США: подход к определению возможного момента начала // Фонд Бюро экономического анализа. Инф.-аналит. бюллетень. 2014. № 91. С. 35-41.
11. Портной М. США в мировой финансовой системе // Международные процессы: журнал теории международных отношений и мировой политики. 2011. Т. 9. 512 с.
12. Фетисов Г. О мерах по преодолению мирового кризиса и формированию устойчивой финансово-экономической системы (предложения для Группы двадцати по финансовым рынкам и мировой экономике) // Вопросы экономики. 2014. № 4. С. 11-18.
13. Экономика Ирака. Особенности экономического развития Ирака. URL: http://www.gecont.ru/ (дата обращения: 30.10.2025).
14. Алгоритмы прогнозирования финансовых кризисов на основе анализа данных // CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/algoritmy-prognozirovaniya-finansovyh-krizisov-na-osnove-analiza-dannyh (дата обращения: 30.10.2025).
15. Глобальные системно значимые банки: все еще угроза для финансовой стабильности? // Вестник МИЭП. URL: https://vestnik-mo.hse.ru/article/view/15699 (дата обращения: 30.10.2025).
16. Инструменты макропруденциальной политики // Банк России. URL: https://www.cbr.ru/faq/macroprudential_policy/ (дата обращения: 30.10.2025).
17. Основы макропруденциальной политики Национального банка Таджикистана // Национальный банк Таджикистана. URL: https://nbt.tj/ru/bank_supervision/macropru/ (дата обращения: 30.10.2025).
18. Индикаторы раннего предупреждения кризисов: в поисках новых подходов. URL: http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/103254/1/978-5-7996-3392-4_2021_044.pdf (дата обращения: 30.10.2025).
19. ВЛИЯНИЕ ПАНДЕМИИ COVID-19 НА МИРОВУЮ ФИНАНСОВУЮ СИСТЕМУ // CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/vliyanie-pandemii-covid-19-na-mirovuyu-finansovuyu-sistemu (дата обращения: 30.10.2025).
20. Стратегия макропруденциальной политики // Национальный банк Молдовы. URL: https://www.bnm.md/ru/content/strategiya-makroprudencialnoy-politiki (дата обращения: 30.10.2025).
21. Базель III значительно ужесточает требования // Банковское обозрение. URL: https://bosfera.ru/bo/bazel-iii-znachitelno-uzhestochaet-trebovaniya (дата обращения: 30.10.2025).
22. МАКРОПРУДЕНЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА: Текст научной статьи // CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/makroprudentsialnaya-politika (дата обращения: 30.10.2025).
23. О сроках внедрения Базеля III // Банк России: Пресс-служба. URL: https://www.cbr.ru/press/event/?id=1587 (дата обращения: 30.10.2025).
24. От Базеля 2 к Базелю 3: шаг вперед // НИУ ВШЭ. URL: https://www.hse.ru/data/2012/03/06/1269921094/WP4_2012_01.pdf (дата обращения: 30.10.2025).
25. Включение индикаторов финансового развития в системы раннего предупреждения // Банк России. URL: https://www.cbr.ru/Content/Document/File/108927/wp_58.pdf (дата обращения: 30.10.2025).
26. Кризис COVID-19 создает угрозу финансовой стабильности // Международный валютный фонд. URL: https://www.imf.org/ru/News/Articles/2020/04/15/blog-covid-19-crisis-poses-threat-to-financial-stability (дата обращения: 30.10.2025).
27. АНАЛИЗ МАКРОПРУДЕНЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ И ФИНАНСОВОЙ (НЕ)СТАБИЛЬНОСТИ // Банк Монголии. URL: https://www.mongolbank.mn/documents/research/2019-03-31_1720353272_2.pdf (дата обращения: 30.10.2025).
28. Повышение финансовой стабильности для обеспечения устойчивости в периоды неопределенности // Международный валютный фонд. URL: https://www.imf.org/ru/News/Articles/2025/04/22/blog-boosting-financial-stability-for-resilience-in-times-of-uncertainty (дата обращения: 30.10.2025).
29. ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ БАНКОВСКОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ // CyberLeninka. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/problemy-i-perspektivy-sovershenstvovaniya-bankovskogo-regulirovaniya-v-svete-krizisov-bankovskogo-sektora-v-ssha-i-evrope (дата обращения: 30.10.2025).
30. Влияние американского банковского кризиса 2023 на мировую банковскую систему // МГИМО. URL: https://mgimo.ru/upload/iblock/d76/vliyanie-amerikanskogo-bankovskogo-krizisa-2023-na-mirovuyu-bankovskuyu-sistemu.pdf (дата обращения: 30.10.2025).
31. Финансовая стабильность после COVID-19: цифры, факты, перспективы // ICEF НИУ ВШЭ. URL: https://icef.hse.ru/news/460773099.html (дата обращения: 30.10.2025).
32. УСТОЙЧИВОСТЬ ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЫ // Международный валютный фонд. URL: https://www.imf.org/ru/About/Factsheets/Financial-Stability (дата обращения: 30.10.2025).