«Звезда Соломона» Куприна и «Мастер и Маргарита» Булгакова: Интертекстуальные трансформации и функциональная роль фантастического элемента

В литературной панораме Серебряного века и раннесоветской эпохи особое место занимают произведения, где реальность переплетается с мистикой, а повседневность пронизывается дыханием потустороннего. Среди таких текстов выделяются повесть А.И. Куприна «Звезда Соломона» (первоначально «Каждое желание», 1917) и великий роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». На первый взгляд, это произведения разных эпох и эстетических систем: Куприн — предвестник Серебряного века, Булгаков — один из его завершителей и одновременно новатор. Однако, как показали многочисленные литературоведческие изыскания, эти два текста обладают глубокими интертекстуальными связями, которые выходят за рамки случайных совпадений. Актуальность темы обусловлена необходимостью более полного и глубокого понимания генезиса одного из самых загадочных романов XX века, а также осмысления методов художественной трансформации литературных традиций.

Основная гипотеза данной курсовой работы состоит в том, что «Звезда Соломона» не просто послужила источником отдельных заимствований для «Мастера и Маргариты», но и выступила в роли своеобразного «претекста», мотивы и образы которого были Булгаковым не только усвоены, но и глубоко переосмыслены, функционально трансформированы и интегрированы в сложную философскую и сатирическую ткань его романа.

Цель работы — провести исчерпывающий сравнительный анализ интертекстуальных связей между повестью А.И. Куприна «Звезда Соломона» и романом М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», выявив механизмы, функции и семантические трансформации мотивов и образов, а также раскрыв роль биографического и культурного контекста в формировании этих связей.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Раскрыть теоретические основы интертекстуальности как метода анализа.
2. Выявить и детально проанализировать сюжетно-мотивные и образные параллели между произведениями.
3. Исследовать трансформацию оккультно-мистических мотивов.
4. Сравнить функции фантастического элемента в обоих текстах.
5. Установить влияние литературного и биографического контекста.
6. Проанализировать переосмысление библейских и фаустовских сюжетов.

Структура работы включает введение, несколько основных глав, посвященных теоретическим аспектам, сравнительному анализу сюжетных, образных и тематических параллелей, рассмотрению оккультно-мистических и фантастических мотивов, а также литературному и биографическому контексту, и заключение. В работе будут представлены сравнительные таблицы и цитаты из произведений для иллюстрации выявленных связей.

Обзор существующих исследований показывает, что такие ученые, как М.С. Петровский, В.Я. Лакшин, Б.В. Соколов, И.П. Поборчая и Р. Мошинская, уже внесли значительный вклад в изучение этой проблемы. В частности, М.С. Петровский в своей работе «Мастер и город: Киевские контексты Михаила Булгакова» убедительно продемонстрировал наличие множества параллелей. Однако, как показал анализ конкурентной среды, остается потребность в более глубоком анализе именно механизмов, функций и семантических трансформаций этих мотивов, с опорой на современные литературоведческие концепции интертекстуальности, а также в более детальном раскрытии роли биографического и культурного контекста. Настоящая работа призвана восполнить эти пробелы.

Теоретические основы интертекстуальности и методология анализа

Любой текст, независимо от его жанровой принадлежности или временной дистанции, редко является абсолютно автономным феноменом, ведь он всегда находится в непрерывном диалоге с другими текстами, образуя сложное, многомерное пространство смыслов и отсылок. Именно этот фундаментальный принцип лежит в основе концепции интертекстуальности.

Понятие интертекстуальности в современном литературоведении

Интертекстуальность – это не просто набор заимствований или поверхностных совпадений, а глубинное, системное свойство текста, выражающееся в наличии имплицитных или эксплицитных связей между ним и другими текстами. Благодаря этим связям, текст становится частью более широкой культурной парадигмы, впитывая в себя и трансформируя уже существующие смыслы и формы.

Истоки современной концепции интертекстуальности восходят к трудам М.М. Бахтина, хотя сам термин был введен значительно позже. Бахтин, анализируя природу полифонического романа (прежде всего на примере Ф.М. Достоевского), описал литературный текст как «множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний», где голос героя равноправен авторскому, а его сознание не объективируется автором. Эта идея диалогичности, то есть непрерывного взаимодействия различных голосов и смыслов внутри текста и между текстами, стала краеугольным камнем для последующих теоретических разработок.

В 1967 году французская семиотик и теоретик литературы Юлия Кристева в статье «Бахтин, слово, диалог и роман» ввела в научный оборот термин «интертекстуальность». Она определяла ее как «текстуальную интеракцию, которая происходит внутри отдельного текста», подчеркивая, что «любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст — впитывание и трансформация какого-либо другого текста». Для Кристевой интертекстуальность не сводилась к вопросу о литературных влияниях, а охватывала текст как «всеобщую тотальность», где каждый элемент пронизан отсылками к культурному космосу. Это делает интертекстуальность одной из основных текстопорождающих и смыслообразующих категорий, предполагающей процесс диалогического взаимодействия текстов на всех уровнях – от содержания до выражения.

Таким образом, для анализа произведений Куприна и Булгакова, интертекстуальность выступает не просто как инструмент выявления сходств, а как методология, позволяющая понять, как Булгаков, работая с «претекстом» Куприна, не копировал его, а вовлекал в сложный диалог, переосмысливал, «переиначивал» и трансформировал, создавая новые смыслы и эстетические эффекты.

Виды интертекстуальных связей: аллюзия, цитата, парафраз

Интертекстуальность проявляется в тексте множеством способов, от явных и прямых до скрытых и подсознательных. Для нашего исследования важно разграничить основные формы этих связей:

• Цитата: Это прямое, дословное воспроизведение фрагмента из другого текста, как правило, оформленное графически (кавычками, ссылкой на автора) и указывающее на источник. Цитата вводит в новый текст уже готовый, узнаваемый смысл, часто с целью подтверждения, полемики или иронического переосмысления.
• Аллюзия: В отличие от прямой цитаты, аллюзия представляет собой имплицитную (скрытую) отсылку к другому тексту, произведению искусства, историческому событию или известной личности. Она не предполагает дословного воспроизведения, но рассчитана на то, что читатель узнает контекст и достроит смысл. Аллюзия — это мощный инструмент создания подтекста, углубления смысла и расширения культурного поля произведения. В случае с «Звездой Соломона» и «Мастером и Маргаритой», именно аллюзии, тонкие намеки и переклички становятся ключевыми для выявления интертекстуальных связей.
• Парафраз: Это пересказ или переработка чужого текста или идеи своими словами, при сохранении основного смысла. Парафраз может быть более свободной формой, чем цитата, но все же предполагает узнаваемость исходного материала.
• Мотив: Более широкая категория, обозначающая повторяющиеся значимые элементы сюжета, образа, идеи, которые могут переходить из одного произведения в другое, трансформируясь и обрастая новыми значениями. Мотивы, такие как «договор с дьяволом», «полет над городом» или «фаустовская тема», являются ключевыми для нашего анализа.

Для сравнительного анализа Куприна и Булгакова наиболее релевантными оказываются такие виды интертекстуальных связей, как аллюзия и мотив. Булгаков редко прибегает к прямому цитированию Куприна, предпочитая более тонкие, имплицитные отсылки, которые требуют от внимательного читателя реконструкции исходного контекста. Он берет мотивы, сюжетные ситуации, образы и переносит их в новую художественную систему, «переиначивая» их, придавая им новые функции и значения. Это позволяет ему вести диалог с предшественником, одновременно утверждая свою художественную оригинальность и глубину.

Сюжетно-мотивные и образные параллели: от Куприна к Булгакову

Повесть А.И. Куприна «Звезда Соломона», впервые опубликованная в 1917 году (под названием «Каждое желание»), стала одним из тех литературных источников, которые, по мнению многих исследователей, оказали значительное влияние на замысел и детали романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Количество и характер параллелей, сходство ситуаций, деталей и даже фразеологизмов исключают случайность, указывая на глубокий интертекстуальный диалог.

Мотив договора с дьяволом и исполнение желаний

Центральным для обоих произведений является универсальный мотив договора с дьяволом, однако его трактовка и форма существенно различаются, отражая индивидуальное видение каждого писателя.

В «Звезде Соломона» главный герой, скромный и неприметный Иван Степанович Цвет, обретает «почти всемогущество» не через прямой, ритуальный пакт с нечистой силой, а посредством разгадки таинственной головоломки и глубокого погружения в оккультные рукописи своего дядюшки, которые представляют собой своего рода «черную магию». Этот процесс можно рассматривать как имплицитный договор с дьяволом: герой получает сверхъестественные способности, а исполнение его желаний напрямую связано с обретенной магической силой. Однако Куприн показывает, что Цвету, несмотря на его новое могущество, не хватает внутренней силы и личности, чтобы совладать с этой властью. Его желания остаются мелкими, эгоистичными, а жизнь превращается в череду нелепых и трагических событий, приводящих к духовному опустошению и физической гибели. И что из этого следует? Без внутренней опоры и нравственных принципов даже безграничная власть оказывается разрушительной, она не приносит истинного счастья, но лишь усугубляет человеческие пороки, делая их проявленными и губительными.

Булгаков же в «Мастере и Маргарите» делает этот мотив более эксплицитным и многослойным. Договор Маргариты с дьяволом, то есть с Воландом, не оформляется кровью, как в классических фаустовских сюжетах, а проявляется в ее готовности «пойти к черту на кулички» ради спасения любимого Мастера. Она принимает волшебный крем, превращается в ведьму и соглашается стать королевой бала Сатаны. Ее желание – вернуть Мастера и его роман – исполняется. Однако, в отличие от Ивана Цвета, Маргарита не стремится к личному могуществу или исполнению мелких прихотей. Её движет всепоглощающая, жертвенная любовь, которая трансформирует сам мотив сделки: это не столько продажа души, сколько отчаянный, но благородный акт самоотречения. Здесь дьявольская сила используется для восстановления справедливости и спасения творчества, что придает мотиву договора совершенно иное этическое и философское измерение. Какой важный нюанс здесь упускается? Булгаков демонстрирует, что даже силы зла могут быть использованы во имя высшего добра, если движущей силой является искренняя и самоотверженная любовь, способная преображать мир и восстанавливать поруганную справедливость.

Сравнительная таблица: Мотив договора с дьяволом

Аспект сравнения	«Звезда Соломона» (Куприн)	«Мастер и Маргарита» (Булгаков)
Герой	Иван Степанович Цвет	Маргарита Николаевна
Форма договора	Имплицитный: обретение могущества через оккультные знания	Эксплицитный: согласие «пойти к черту», использование волшебного крема
Цель договора	Личное могущество, исполнение эгоистичных желаний	Спасение Мастера и его романа, восстановление справедливости
Последствия	Духовное опустошение, трагический финал, неспособность совладать с силой	Восстановление справедливости, обретение покоя, преображение личности
Философский подтекст	Опасность безграничной власти без внутренней опоры	Сила любви и верности, возможность использования зла во имя добра

Образы демонических персонажей: Мефодий Тоффель и Коровьев-Фагот

Сравнительный анализ демонических персонажей – Мефодия Исаевича Тоффеля из повести Куприна и Коровьева-Фагота из романа Булгакова – обнаруживает удивительное сходство, которое выходит за рамки случайных совпадений и указывает на прямую интертекстуальную связь.

Мефодий Исаевич Тоффель, загадочный и злокозненный персонаж Куприна, выступает в роли своеобразного проводника или искусителя для Ивана Цвета. Его образ наделен чертами, которые отчетливо напоминают свиту Воланда, особенно Коровьева. Тоффель энергичен, суетлив, склонен к чрезмерной болтливости и обладает специфическим, иногда саркастическим юмором. Он демонстрирует ловкость «фокусника», способного появляться и исчезать, добывать нужные документы и манипулировать реальностью. Например, он «поет фальшивую итальянскую песню», что указывает на его музыкальные способности, хоть и гротескные. Он же советует Цвету сжечь книги по оккультизму, называя это «сумасбродной ерундой», что создает иронический диссонанс с его собственной причастностью к потустороннему.

Коровьев-Фагот у Булгакова, один из ближайших подручных Воланда, воплощает те же черты, но в более развитой и многогранной форме. Он также суетлив, болтлив, склонен к шутовству и фокусам. Его способность к перевоплощениям, к появлению документов из ниоткуда («запросто выхватывал из кармана какие-то бумажки»), его склонность к мистификациям и играм с реальностью делают его прямым наследником Тоффеля. Упоминание Коровьевым своего прошлого регента также перекликается с музыкальными способностями Тоффеля. Оба персонажа являются катализаторами сюжетных событий, раскрывают пороки человеческой натуры и служат своего рода зеркалом, в котором отражается истинная сущность окружающих. Их «чертовское» напоминание друг о друге, подмеченное исследователями, позволяет предположить, что образ Тоффеля стал одним из прототипов для создания Коровьева, трансформировавшись и обретя новые функции в булгаковском романе.

Сравнительная таблица: Демонические персонажи

Характеристика	Мефодий Исаевич Тоффель («Звезда Соломона»)	Коровьев-Фагот («Мастер и Маргарита»)
Поведение	Энергичный, суетливый, болтливый, склонен к мистификациям	Энергичный, суетливый, болтливый, мастер мистификаций и фокусов
Способности	Ловкость «фокусника», умение добывать документы, музыкальные (фальшивое пение)	Ловкость «фокусника», появление документов из ниоткуда, музыкальные (регент)
Роль в сюжете	Искуситель, проводник, катализатор событий, раскрывает пороки героя	Главный подручный Воланда, катализатор событий, разоблачитель пороков общества
Внешность/манера	Загадочный, иногда саркастический, с элементами гротеска	Гротескный, шутовской, с элементами зловещего юмора

Мотив наезда трамвая и другие бытовые детали

Одним из наиболее ярких и часто упоминаемых примеров интертекстуальной связи является мотив наезда трамвая на человека. В обоих произведениях этот мотив несет в себе глубокий символический смысл, но его функция и место в сюжете отличаются.

В финале «Звезды Соломона» Иван Цвет, утративший контроль над обретенной силой и низведенный до жалкого состояния, погибает под колесами трамвая. Эта сцена служит кульминацией его падения и гротескным, но логичным завершением его трагического существования. Наезд трамвая выступает как своеобразное возмездие за неразумное использование сверхъестественной силы и как финальное проявление абсурда, в который превратилась жизнь героя. Куприн использует киевский городской ландшафт (Царская площадь) как фон для этого драматического события.

Булгаков, как отмечают исследователи, переносит этот мотив с киевской Царской площади на московские Патриаршие пруды, но при этом радикально трансформирует его функцию. Если у Куприна это финал личной трагедии, то у Булгакова – лишь начало грандиозного, фантастического действа. Гибель председателя МАССОЛИТа Михаила Берлиоза под колесами трамвая не является финалом, а служит катализатором для запуска цепи сверхъестественных событий и появления Воланда и его свиты. Это не просто несчастный случай, а предсказанное дьяволом возмездие за ат��изм и самонадеянность, за отрицание высших сил. Таким образом, трамвайный инцидент у Булгакова приобретает мистический, пророческий и сатирический характер, становясь символом надвигающейся неотвратимости судьбы и высшего суда.

Булгаков строит свой отсылочный механизм не на прямом цитировании, а на развитии и «переиначивании» тем, перенося читателя из быта в мир сверхъестественного. Это проявляется и в других «зеркальных» деталях, например, в описании первых встреч со злокозненными персонажами. Сцена первой встречи Ивана Цвета с Мефодием Исаевичем Тоффелем, наполненная странностями и необъяснимыми явлениями, находит свое отражение в утреннем визите Воланда к Степе Лиходееву. Обе сцены служат для дестабилизации обыденной реальности и ввода читателя в мир иррационального, хотя и с различной степенью гротеска и сатиры. Булгаков, таким образом, берет узнаваемые детали и мотивы, но наполняет их новым смыслом, делая их частью своей уникальной художественной системы.

Оккультно-мистические мотивы: трансформация эзотерического подтекста

Литература Серебряного века проявляла заметный интерес к эзотеризму, мистике и оккультизму, что нашло отражение в творчестве многих писателей, включая А.И. Куприна. В его повести «Звезда Соломона» эти мотивы выражены весьма откровенно, тогда как в романе М.А. Булгакова они трансформируются в более сложный, многослойный эзотерический подтекст, переходя от прямого изучения магии к функции морального суда и сатирического обличения.

Эзотерическая глубина «Звезды Соломона»

Повесть Куприна описывается исследователями как «эзотерически глубокая» и представляет собой «мифический рассказ о потусторонних силах». Эта глубина проявляется в прямых и недвусмысленных отсылках к оккультной символике. Главный герой, Иван Цвет, обретает свое «почти всемогущество» не случайно, а благодаря целенаправленному изучению «мистических рукописей» своего дядюшки, которые содержат знания по оккультизму, теософии и «черной магии». Сама «Звезда Соломона», упомянутая в названии, является мощным оккультным символом – гексаграммой или «печатью Соломона», ассоциирующейся с магией, властью над духами и мистическим знанием.

Куприн подробно описывает процесс погружения Цвета в эти древние знания, его попытки овладеть силой, которая, как оказывается, превышает его личностные возможности. Этические дилеммы героя становятся центральными: получив практически неограниченную власть, он оказывается неспособным использовать её во благо, превращая свою жизнь и жизнь окружающих в хаос. Его могущество становится источником не счастья, а всеобщей деградации и, в конечном итоге, личной катастрофы. В этом заключается ключевое различие с традиционной фаустовской темой, где герой стремится к познанию тайн мироздания. Цвету же, как отмечает И.П. Поборчая, «незнакома жажда познания», он скорее оказывается во власти силы, которую не может контролировать. Персонаж Мефодий Исаевич Тоффель, сам будучи частью мистического мира, иронически советует Цвету сжечь оккультные книги, называя их «сумасбродной ерундой», что подчеркивает пагубность неконтролируемого мистического знания.

Трансформация мистического в «Мастере и Маргарите»

В романе Булгакова оккультно-мистические мотивы претерпевают значительную трансформацию. Если у Куприна мы видим прямое, хотя и гротескное, описание воздействия магии на человека, то в «Мастере и Маргарите» эзотерический подтекст становится более символичным и функциональным. Здесь дьявольское искушение и фаустианская тема служат не столько для демонстрации силы магии, сколько для морального суда и сатирического обличения пороков советского общества.

Воланд и его свита, будучи представителями потусторонних сил, действуют как катализаторы, проявляя скрытые человеческие слабости, лицемерие, жадность, малодушие и наказывая их. Мистическое перестает быть самоцелью, превращаясь в инструмент критики и утверждения высших, вневременных истин. Например, превращение Маргариты в ведьму – это не результат изучения «черной магии» ради личной выгоды, а проявление ее «инстинктивной природы» и «огромного спящего потенциала ресурса», активизирующегося под воздействием любви и верности Мастеру. Ее полет над Москвой и участие в бале Сатаны – это не просто проявление магической силы, а метафора освобождения, бунта против обыденности и несправедливости, акт искупления и восстановления поруганной любви.

Булгаков включает в свой роман узнаваемые образы из разных культурных слоев, расширяя текст в обширное культурное пространство через ассоциативные ряды. Помимо очевидной Фаустовской темы, он использует библейские сюжеты (история Пилата и Иешуа), отсылки к роману Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» (параллели с «Великим инквизитором»), а также аллюзии на французскую королеву Маргариту Валуа (Королеву Марго) в образе главной героини. Использование таких источников, как «История сношений человека с дьяволом» Михаила Орлова и труд Амфитеатрова «Дьявол в быте, легенде и в литературе средних веков», лишь усиливает эзотерический фон, но всегда с целью углубления философского и морального смысла романа. Таким образом, Булгаков не просто заимствует оккультно-мистические мотивы, а интегрирует их в свою уникальную систему ценностей, где сверхъестественное служит для раскрытия фундаментальных вопросов человеческого существования и борьбы добра со злом. В чем же его преимущество? В том, что Булгаков превращает мистику из самоцели в мощный художественный инструмент, позволяющий ему не только критиковать общественные пороки, но и глубоко исследовать вечные вопросы морали и человеческой природы, поднимая произведение на универсальный уровень.

Фантастический элемент: функции и диалектика

Фантастический элемент играет ключевую роль как в повести А.И. Куприна «Звезда Соломона», так и в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», однако его функции и принципы использования значительно различаются. Если Куприн стремится к предельной реалистичности в изображении сверхъестественного, то Булгаков использует фантастику как инструмент для глубокого философского и сатирического осмысления реальности, применяя метод, который можно охарактеризовать как «диалектика отрицания отрицания».

Реалистичность фантастики Куприна

«Звезда Соломона» позиционируется как фантастическая повесть, но её уникальность заключается в том, что Куприн создает «эффект присутствия», заставляя читателя верить в описываемые события, даже самые невероятные. Фантастические элементы у Куприна предельно реалистичны, они органично вплетаются в бытовую ткань повествования, маскируясь под обыденность. Чудеса и проявления сверхъестественной силы не выглядят как нечто совершенно оторванное от жизни; скорее, они воспринимаются как необычные, но возможные события в мире, где грань между реальным и ирреальным становится зыбкой.

Например, обретение Иваном Цветом почти всемогущества через изучение оккультных рукописей, хоть и фантастично по своей сути, подается с такой детализацией его переживаний, сомнений и последующих попыток использования этой силы, что читатель почти забывает о её сверхъестественной природе. Чудеса, которые творит Цвет (например, мгновенное появление предметов или исполнение желаний), описываются скрупулезно, создавая иллюзию правдоподобия. Такой подход позволяет Куприну не только увлечь читателя необычным сюжетом, но и глубже исследовать психологию человека, оказавшегося во власти силы, которую он не может контролировать. Фантастика здесь служит для усиления драматизма личной трагедии и демонстрации уязвимости человеческой природы перед лицом абсолютного могущества.

«Диалектика отрицания отрицания» в фантастике Булгакова

В «Мастере и Маргарите» фантастические элементы приобретают совершенно иную, более сложную функцию. Булгаков использует прием «забрасывания» читателя из густо написанного быта в мир сверхъестественного, но у него это не просто отрыв от реальности, а диалектический метод осмысления действительности. Фантастика Воланда и его свиты служит, прежде всего, для «отрицания» ложных норм и пороков советского общества. Появление дьявола в Москве, его вмешательство в жизнь обычных людей, разоблачение их жадности, лицемерия, трусости – все это является сатирическим отрицанием уродливых сторон современной ему действительности.

Однако Булгаков идет дальше простого отрицания. Фантастика в его романе выполняет функцию «отрицания отрицания», то есть через разоблачение и наказание пороков она утверждает глубинные моральные и этические истины. Сатирическое возмездие, совершаемое свитой Воланда, в конечном итоге ведет к прозрению, к осознанию вечных ценностей – любви, милосердия, правды и свободы. Таким образом, сверхъестественное используется для срыва покровов с иллюзий, выявления истинной сущности человека и власти, а также для утверждения идеи о незыблемости добра и справедливости. Но разве не в этом кроется подлинная сила искусства – в способности через фантазию обнажать реальность и побуждать к переосмыслению фундаментальных вопросов человеческого бытия?

Многие литературоведы отмечают, что «Мастер и Маргарита» превосходит многие образцы социальной фантастики по многозначности и глубине смыслов именно благодаря этой диалектике. Роман исследует универсальные темы добра и зла, истины и лжи, свободы и тирании, места художника в мире, что придает ему многослойность и делает его значимым для мировой литературы. Фантастика Булгакова не просто развлекает или шокирует, она провоцирует читателя на глубокие размышления, заставляя переосмыслить фундаментальные вопросы человеческого бытия.

Роль «киевского мифа» в формировании фантастического элемента

Немаловажную роль в формировании фантастического элемента в романе Булгакова играет «киевский миф». Киев, как родной город Булгакова, обладает богатым корпусом фольклорных и исторических преданий, связанных с язычеством, магией, образами ведьм и полетами над городом. Этот мифологический фон, укорененный в славянской культуре, послужил благодатной почвой для включения Булгаковым фантастических и сверхъестественных элементов в его роман.

Киевская традиция, в отличие от московской, была гораздо богаче на «дьяволиады», истории о ведьмах, шабашах и полетах, что нашло свое отражение не только в творчестве Куприна (его «киевская дьяволиада»), но и в более поздних произведениях Булгакова. Эти элементы, возможно, подсознательно или сознательно, проникали в его художественное воображение, становясь частью его собственного мифотворчества. Образ Маргариты, летящей над городом, можно интерпретировать как трансформацию древних славянских представлений о ведьмах, которые свободно перемещаются в пространстве. Таким образом, «киевский миф» не только обогатил фантастическую составляющую романа Булгакова, но и придал ей особую, национально-культурную окраску, делая её не просто универсальной, но и глубоко укорененной в местной почве.

Литературный и биографический контекст: Куприн и Булгаков

Помимо очевидных интертекстуальных совпадений, глубокие связи между творчеством А.И. Куприна и М.А. Булгакова обусловлены также общим литературным и биографическим контекстом. Исследования, в частности работа киевского литературоведа М.С. Петровского «Мастер и город: Киевские контексты Михаила Булгакова», убедительно показывают, что взаимоотношения этих двух писателей были гораздо сложнее, чем простое заимствование.

Куприн как «учитель» и влияние «киевской дьяволиады»

А.И. Куприн, начинавший свою литературную карьеру как репортер в Киеве – родном городе Булгакова – и ставший признанным мастером короткого рассказа, оказал значительное, хотя и опосредованное, влияние на молодого Булгакова. Термин «учитель» в данном контексте следует понимать не как прямое наставничество, а как влияние его литературного стиля, профессионального примера и атмосферы, в которой формировалось молодое поколение писателей. Несмотря на то, что Куприн эмигрировал из России к моменту начала работы Булгакова в газете «Гудок» в 1922 году, его творчество было хорошо известно и высоко ценилось в литературных кругах. Булгаков был частью поколения, которое находилось под влиянием сатирического и журналистского стиля, характерного для таких изданий, где Куприн был видной фигурой. Его умение создавать яркие, запоминающиеся образы, остроумно описывать быт и глубоко проникать в психологию персонажей, безусловно, служило ориентиром для начинающих авторов.

Особое значение для Булгакова имела так называемая «киевская дьяволиада» Куприна – ряд мистических и фантастических произведений, среди которых «Звезда Соломона» (изначально «Каждое желание») занимала центральное место. Действие этих произведений разворачивалось в Киеве, что делало их особенно близкими Булгакову. Как отмечает М.С. Петровский, Булгаков прочитал эти произведения Куприна в альманахе «Земля» и «крепко запомнил ее», включив в свое творческое воображение. Мир Куприна, с его вниманием к деталям провинциального быта, к мистическим предчувствиям и гротескным образам, был для Булгакова «ностальгическим и дорогим», что не могло не привлечь его внимания. Этот «киевский контекст» стал одним из источников вдохновения для будущего романа «Мастер и Маргарита», где киевские реалии и мифы переплелись с московскими.

Творческий спор и «зеркальное поворачивание» мотивов

Творческие связи между Куприным и Булгаковым обусловлены не только перекличками биографий или общим «жизненным материалом» (например, киевскими реалиями), но и сходством творческих задач, несмотря на их различия в эстетике и мировоззрении. Булгаков, по мнению М.С. Петровского, вступил в своеобразный творческий спор с повестью «Каждое желание» Куприна. Этот спор проявлялся не в прямом подражании, а в «зеркальном поворачивании» ситуаций, образов и мотивов.

Примером такого «зеркального поворачивания» служит мотив наезда трамвая. В «Звезде Соломона» этот мотив служит гротескным финалом для Ивана Цвета, формой возмездия за его неразумное использование могущества. Булгаков же берет этот мотив и трансформирует его в символическую смерть Берлиоза на Патриарших прудах. Здесь это не финал, а драматическое начало для появления сверхъестественных сил, своего рода суд над атеизмом и литературным истеблишментом. Булгаков не просто повторяет сюжетный ход, а переворачивает его смысл, превращая частную трагедию в общенациональную сатиру.

Таким образом, Булгаков не просто заимствовал, а глубоко переосмысливал купринские мотивы, встраивая их в совершенно новую художественную систему. Он брал уже знакомые читателю образы и сюжетные ходы, но придавал им новое звучание, новую функцию, заставляя их работать на свои философские и сатирические цели. Это позволяет говорить не о простом влиянии, а о сложном интертекстуальном диалоге, в котором Булгаков использовал Куприна как своего рода отправную точку для создания собственного, уникального литературного мира.

Переосмысление библейских и фаустовских сюжетов

В творчестве как А.И. Куприна, так и М.А. Булгакова заметное место занимает переосмысление универсальных библейских и фаустовских мотивов, однако каждый из писателей подходит к этой задаче с собственной, уникальной интерпретацией. Эти вечные сюжеты становятся для них не просто фоном, а основой для исследования глубинных вопросов человеческого бытия, добра и зла, веры и неверия.

Фаустовская тема в «Звезде Соломона»

«Звезда Соломона» Куприна, несомненно, продолжает фаустовскую тему, но делает это с существенными оговорками и собственным видением. Классический Фауст Гёте, заключая договор с Мефистофелем, стремится к безграничному познанию тайн мироздания, к выходу за пределы человеческого опыта, к постижению высшей истины. Его движет неутолимая жажда знания и смысл бытия.

Герой Куприна, Иван Степанович Цвет, в этом смысле существенно отличается от своего великого предшественника. Он обретает почти всемогущество благодаря случайному обнаружению и расшифровке оккультных рукописей, но, как уже отмечалось, ему «незнакома жажда познания тайн мироздания». Его желания мелки и эгоистичны: он хочет быть самым богатым, красивым, влиятельным. Куприн показывает, что без внутренней этической основы, без глубокого духовного стремления, абсолютная власть превращается в проклятие. Цвет становится жертвой собственного могущества, теряя человеческий облик и в конечном итоге погибая. Фаустовская тема у Куприна приобретает трагикомический и гротескный оттенок, становясь предостережением об опасностях неконтролируемой власти и поверхностных желаний (dangers of uncontrolled power and superficial desires). Таким образом, Куприн не просто пересказывает Фауста, а предлагает оригинальную интерпретацию, фокусируясь на моральном падении героя, получившего слишком много.

Библейские и фаустовские аллюзии в «Мастере и Маргарите»

Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите» оперирует известными цитатами и узнаваемыми образами из разных культурных слоев с несравненным мастерством, что делает роман «своим» для читателей из разных стран и культур. Его текст наполнен многослойными аллюзиями, которые обогащают повествование и придают ему универсальный характер.

Фаустовские мотивы в романе Булгакова представлены наиболее явно. Присутствие Воланда и его свиты, их сделки с людьми, мотив обретения сверхъестественных способностей (Маргарита), дарование покоя – все это прямые отсылки к Гёте. Один из самых явных маркеров – это появление Мефистофеля в облике черного пуделя в «Фаусте» Гёте, что находит прямое отражение в трости Воланда с набалдашником в виде пуделя и символе пуделя на цепи Маргариты. Фаустовская тема для Булгакова была «очень актуальна и болезненна», связана с дьявольским искушением и выбором между добром и злом, творчеством и его продажностью. Мастер, заключая сделку с Воландом, получает возможность завершить свой роман и обрести покой, но ценой отказа от мира, который его отверг.

Наряду с фаустовскими, Булгаков глубоко переосмысливает библейские сюжеты, создавая «роман в романе» – ершалаимские главы, повествующие об Иешуа Га-Ноцри и Понтии Пилате. Эти главы являются не просто пересказом Евангелия, а авторской интерпретацией вечных вопросов истины, власти, трусости и милосердия. Булгаков, опираясь на апокрифические источники и собственные размышления, рисует Иешуа как философа-бродягу, а Пилата – как человека, оказавшегося в плену своей должности и страха. Примечательно, что древний Иерусалим Булгаков писал «с киевской натуры», находя в родном городе «отголосок дальнего». Это свидетельствует о том, как писатель интегрировал личные и культурные контексты в универсальные сюжеты.

Помимо Фауста и Библии, Булгаков также использовал другие культурные аллюзии:

• Достоевский: Композиционный прием «рассказа в рассказе» в ершалаимских главах имеет параллели с «поэмой» Ивана Карамазова «Великий инквизитор» из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», где также переосмысливается образ Христа и проблема свободы воли.
• Французская история: Имя Маргариты может быть отсылкой к французской королеве Маргарите Валуа (Королеве Марго), известной своей сильной натурой и участием в дворцовых интригах, что придает героине Булгакова дополнительную глубину.
• Демонология: Булгаков активно использовал демонологические и оккультные трактаты, такие как «История сношений человека с дьяволом» Михаила Орлова и труд Амфитеатрова «Дьявол в быте, легенде и в литературе средних веков», которые обогатили мистический фон романа и придали ему аутентичность.

Таким образом, Булгаков, работая с универсальными сюжетами, не просто заимствовал их, а создавал сложный коллаж из культурных слоев, где каждый элемент взаимодействует с другими, рождая новые смыслы и позволяя роману стать «своим» для широкой аудитории.

Литературоведческие исследования связи произведений

Изучение интертекстуальных связей между повестью А.И. Куприна «Звезда Соломона» и романом М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» имеет долгую и плодотворную историю в отечественном литературоведении. Многочисленные исследователи творчества Михаила Булгакова неоднократно отмечали, что произведение Куприна послужило одним из важных источников для его великого романа.

Одним из пионеров и наиболее убедительных исследователей этой темы является киевский литературовед М.С. Петровский. В своей фундаментальной работе «Мастер и город: Киевские контексты Михаила Булгакова» он подробно и аргументированно провел параллели между творчеством Куприна и Булгакова. Петровский не просто указал на сходства, но и проследил, как Булгаков «вступил в творческий спор» с повестью Куприна, «отразив или зеркально повернув» ситуации, образы и мотивы. Его вклад неоценим для понимания глубины интертекстуального взаимодействия.

Значительный вклад в изучение влияния русской литературы начала XX века на творчество Булгакова внесли такие выдающиеся литературоведы, как В.Я. Лакшин и Б.В. Соколов.

• В.Я. Лакшин, анализируя роман «Мастер и Маргарита», отмечал мастерство Булгакова в «свободном соединении несоединимого: истории и фельетона, лирики и мифа, быта и фантастики». Этот подход подчеркивает, как Булгаков трансформировал и обогатил литературные традиции, включая заимствования, в уникальную художественную форму, которую Лакшин называл «комической эпопеей» или «сатирической утопией». Его работы позволяют увидеть, как Булгаков синтезировал различные влияния, создавая произведение, богатое смыслами и формами.
• Б.В. Соколов, известный как автор всеобъемлющей «Булгаковской энциклопедии», детально проанализировал прототипы и источники романа, подтверждая широту литературных связей Булгакова. В его исследованиях приводятся многочисленные доказательства интертекстуальных связей с русской и мировой литературой, включая и потенциальное влияние Куприна. Энциклопедия Соколова служит ценнейшим справочным материалом для любого исследователя Булгакова, позволяя локализовать и атрибутировать различные отсылки.

В 1999 году И.П. Поборчая в своей работе, посвященной поэтике «Звезды Соломона» А.И. Куприна, указала на продолжение фаустовской темы в повести. Её исследование подчеркнуло не только наличие этой темы, но и её своеобразную, «купринскую» интерпретацию, которая могла послужить отправной точкой для булгаковского осмысления Фауста.

Актуальность изучения интертекстуальных связей между двумя писателями подтверждается и публикациями в ведущих филологических журналах. Так, статьи в журнале «Вопросы литературы» (например, Р. Мошинской «Зачем Булгакову Куприн?») прямо ставят вопрос о необходимости такого исследования, демонстрируя непреходящий интерес научного сообщества к данной проблеме. Эти публикации не только фиксируют уже известные параллели, но и предлагают новые ракурсы для анализа, углубляя наше понимание взаимосвязей между произведениями.

Таким образом, на протяжении десятилетий литературоведы последовательно и аргументированно доказывали наличие и значимость интертекстуальных связей между «Звездой Соломона» и «Мастером и Маргаритой». Эти исследования формируют прочную базу для дальнейшего, более детального анализа механизмов трансформации и функциональной роли заимствованных мотивов, что и является целью данной курсовой работы.

Заключение

Проведенный сравнительный анализ повести А.И. Куприна «Звезда Соломона» и романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» убедительно продемонстрировал наличие глубоких и многогранных интертекстуальных связей, выходящих за рамки простых совпадений. Основная гипотеза о влиянии Куприна на Булгакова и трансформации мотивов в его романе нашла свое полное подтверждение.

Мы выявили и детально проанализировали ключевые сюжетно-мотивные и образные параллели:

• Мотив договора с дьяволом: Если у Куприна он имплицитен и ведет к личностной деградации Ивана Цвета, то у Булгакова он становится эксплицитным актом самопожертвования Маргариты ради любви, преобразуясь в инструмент восстановления справедливости и спасения творчества.
• Образы демонических персонажей: Мефодий Исаевич Тоффель из «Звезды Соломона» предстает как явный прототип Коровьева-Фагота, обладая схожими чертами характера, манерой поведения и функциональной ролью катализатора событий и разоблачителя пороков.
• Мотив наезда трамвая: У Куприна он служит гротескным финалом и возмездием, а у Булгакова трансформируется в символическое начало фантастического действа, предсказанное дьяволом возмездие и запуск цепи сверхъестественных событий.

Особое внимание было уделено трансформации оккультно-мистических мотивов. «Эзотерическая глубина» Куприна, выраженная в прямых отсылках к оккультной символике и трагической неспособности героя совладать с магической силой, у Булгакова переосмысливается. Мистика в «Мастере и Маргарите» перестает быть самоцелью, превращаясь в инструмент морального суда и сатирического обличения пороков общества, утверждения высших истин через диалектику добра и зла.

Анализ фантастического элемента показал различные подходы писателей. Куприн стремился к «реалистичности фантастики», создавая «эффект присутствия» и заставляя читателя верить в невероятное. Булгаков же использовал фантастику как «диалектику отрицания отрицания», где сверхъестественное служит для разоблачения ложных норм и утверждения глубинных моральных истин. Роль «киевского мифа» с его богатым фольклором о ведьмах и полетах над городом была определена как существенный фактор в формировании фантастических образов Булгакова.

Литературный и биографический контекст подтвердил, что Куприн, как «учитель» и мастер короткого рассказа, а также его «киевская дьяволиада», оказали значительное влияние на молодого Булгакова. Прослеживается не просто заимствование, а «творческий спор» и «зеркальное поворачивание» мотивов, что свидетельствует о глубоком художественном переосмыслении.

Наконец, переосмысление библейских и фаустовских сюжетов показало, что Куприн предлагает своеобразную интерпретацию Фауста, фокусируясь на моральном падении героя без жажды познания, тогда как Булгаков, опираясь на классические фаустовские мотивы (например, образ черного пуделя), создает сложный коллаж из культурных слоев, включая библейские сюжеты, Достоевского и демонологические трактаты, интегрируя их в свою уникальную философскую и сатирическую систему.

Таким образом, данное исследование подтверждает глубокое влияние повести А.И. Куприна «Звезда Соломона» на роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Это влияние не сводится к простым заимствованиям, но проявляется в сложных интертекстуальных трансформациях, где Куприн выступает в роли претекста, а Булгаков – в роли гениального интерпретатора и переосмыслителя, который на основе предшествующего материала создал произведение уникальной художественной и философской глубины.

Перспективы дальнейших исследований могут включать более детальный анализ рецепции этих произведений в критике, изучение влияния других мистических произведений Серебряного века на Булгакова, а также более глубокое осмысление влияния «киевского текста» в целом на формирование его авторского стиля.

Список использованной литературы

1. Андреевская М. О Мастере и Маргарите. Лит. обозрение, 1991. №5.
2. Белозерская-Булгакова Л. Воспоминания. М.: Художественная литература, 1989. 405 с.
3. Берков П.Н. Александр Иванович Куприн. М.: Изд-во АН СССР, 1956. 239 с.
4. Булгаков М. Мастер и Маргарита. М.: Художественная литература, 2004. 392 с.
5. В пространстве парадокса: о некоторых купринских коллизиях у М. Булгакова. КиберЛенинка. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/v-prostranstve-paradoksa-o-nekotoryh-kuprinskih-kolliziyah-u-m-bulgakova (дата обращения: 15.10.2025).
6. Галинская И. Загадки известных книг. М.: Наука, 1986. 312 с.
7. Глава восьмая. Миф о городе и мифологическое городоведение. Михаил Булгаков. URL: http://www.bulgakov.ru/m/masterig/glava8/ (дата обращения: 15.10.2025).
8. Дронова Е.М. Интертекстуальность и аллюзия. Язык, коммуникация и социальная среда. URL: https://lcses.vsu.ru/articles/article/8803 (дата обращения: 15.10.2025).
9. Зачем Булгакову Куприн? Вопросы литературы. URL: https://voplit.ru/article/zachem-bulgakovu-kuprin/ (дата обращения: 15.10.2025).
10. Золотоносов М. Сатана в нестерпимом блеске. Лит. обозрение, 1991. № 5.
11. История эзотерических учений «от Адама до наших дней». MagicGateBg. URL: http://magicgate.ru/files/history.pdf (дата обращения: 15.10.2025).
12. Ковтун Е.Н. Михаил Булгаков и славянская фэнтези. URL: http://www.bulgakov.ru/k/kovtun/ (дата обращения: 15.10.2025).
13. Кузякина Н. От Тоффеля к Воланду. Вечерний Волгоград, 1984. 1-2 марта.
14. Куприн А. Сборник повестей. СПб.: Азбука-классика, 2007. 338 с.
15. Лесскис Г.А., Атарова К.Н. Москва — Ершалаим: Путеводитель по роману М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Куприн — Михаил Булгаков. URL: http://www.bulgakov.ru/l/lesskis_k/kuprin/ (дата обращения: 15.10.2025).
16. Мастер и Маргарита. Михаил Булгаков. Библиотека Дмитрия Быкова. Быков ФМ. URL: https://bykov.fm/programs/master-i-margarita-mihail-bulgakov/ (дата обращения: 15.10.2025).
17. Мастер и Маргарита. Энциклопедия Руниверсалис. URL: https://runiversalis.com/articles/6-dekabrya-2022-goda/master-i-margarita-entsiklopediya.html (дата обращения: 15.10.2025).
18. Мягков Б.С., Соколов Б.В. Михаил Булгаков. Чаша жизни. М.: Советская Россия, 1989. 488 с.
19. Петровский М. «Писатели из Киева»: А. Куприн и М. Булгаков. Лаборатория Фантастики. URL: https://fantlab.ru/blogarticle24074 (дата обращения: 15.10.2025).
20. Полигенетичность демонических образов романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: диссертация. disserCat. URL: https://www.dissercat.com/content/poligenetichnost-demonicheskikh-obrazov-romana-ma-bulgakova-master-i-margarita (дата обращения: 15.10.2025).
21. Поэтика «Звезды Соломона» А.И. Куприна. Studbooks.net. URL: https://studbooks.net/1410427/literatura/poetika_zvezdy_solomona_kuprina (дата обращения: 15.10.2025).
22. Поэтика интертекстуальности. ИСТИНА. URL: https://istina.msu.ru/static/library_book/1b8/228/896/bezr_poetika_intertekstualnosti.pdf (дата обращения: 15.10.2025).
23. Ревич С. Куприн, Брюсов, Олигер. М.: Знание, 1979. 64 с.
24. Соколов Б.В. О творческом пути Михаила Булгакова. Кишинев: Лит. артистик, 1989. 83 с.
25. Странные и маловероятные события… Ключ к Звезде Соломона. Веб Рассказ. КОНТ. URL: https://cont.ws/@artem-sailer/2507812 (дата обращения: 15.10.2025).
26. Шелаева А.А. Традиции русской классической литературы в творчестве Булгакова — анекдот у Н.С. Лескова и М.А. Булгакова. Михаил Булгаков. URL: http://www.bulgakov.ru/s/shelaeva/ (дата обращения: 15.10.2025).
27. Яновская Л. Треугольник Воланда. Журнал Октябрь, 1991. № 5.