Введение. Постановка исследовательской проблемы
Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», создававшийся в период с 1927 по 1940 год, по праву считается одним из самых значительных и многогранных произведений русской литературы XX века. Его уникальная структура, известная как «роман в романе», где сатирическое описание московской действительности 30-х годов переплетается с философской притчей о событиях в древнем Ершалаиме, до сих пор вызывает острые дискуссии. Однако ключевой исследовательский вопрос заключается не в том, *что* Булгаков заимствует из канонического евангельского повествования, а в том, *зачем* он это делает и *как* именно трансформирует исходный материал для решения собственных художественных задач.
Центральный тезис данной работы состоит в том, что Булгаков использует евангельский сюжет не для его религиозной иллюстрации или опровержения, а для конструирования универсальной философской модели. В этой модели он исследует вечные категории добра, зла, власти, веры и, что особенно важно, трусости — порока, который в его художественной системе становится первопричиной величайших человеческих трагедий. Данная работа последовательно рассмотрит композиционную роль ершалаимских глав, проведет детальный анализ ключевых фигур Иешуа и Пилата, чтобы в конечном счете продемонстрировать, как их история становится нравственным мерилом для всех персонажей романа и раскрывает его главный гуманистический посыл.
Композиционная роль ершалаимских глав как основы авторского замысла
Внутренний роман об Иешуа и Пилате является не просто параллельной сюжетной линией, а смысловым и философским ядром всего произведения. Принципиально важно, что автором этих глав в структуре «Мастера и Маргариты» выступает сам Мастер. Этот ход немедленно переводит повествование из плоскости религиозного апокрифа в сферу высокого художественного осмысления вечного сюжета. История становится не предметом веры, а объектом искусства, созданным творцом, ищущим истину.
Способ введения ершалаимских глав в основной текст подчеркивает их всепроникающий, вневременной характер. Они появляются фрагментарно и из разных источников:
- Как рассказ очевидца Воланда на Патриарших прудах;
- Как сон измученного Ивана Бездомного в психиатрической клинике;
- Как главы рукописи, которую читает Маргарита.
Такая мозаичная подача создает эффект, будто эта древняя история существует вне времени и пространства, прорываясь в современность через разные каналы и становясь частью сознания разных героев. Ершалаимская история служит камертоном, задающим нравственную тональность всему роману. События двухтысячелетней давности становятся мерилом для оценки поступков, мотивов и пороков современных Булгакову людей. Тематические параллели очевидны: предательство Иуды находит свое мелкое отражение в доносе Алоизия Могарыча, злоупотребление неограниченной властью Пилата рифмуется с произволом московской бюрократии, а мучительный поиск истины объединяет таких разных персонажей, как Иешуа, Мастер и, в конечном счете, Иван Бездомный.
Как образ Иешуа Га-Ноцри полемизирует с канонической трактовкой Христа
Центральной фигурой ершалаимских глав является Иешуа Га-Ноцри, и его образ представляет собой сознательную авторскую деконструкцию канонического Иисуса Христа. Булгаков целенаправленно «очеловечивает» своего героя, смещая акцент с божественного чуда на трагедию философской идеи. В отличие от евангельского прототипа, Иешуа — это «бродячий философ», слабый физически, не помнящий своих родителей и боящийся боли. Он не совершает чудес, у него всего один ученик, Левий Матвей, который не всегда верно записывает его мысли. Этот образ лишен божественного ореола и всемогущества.
Эта десакрализация преследует важнейшую цель: выдвинуть на первый план не божественную природу героя, а абсолютную чистоту его гуманистической идеи. Фундаментальный тезис Иешуа — «злых людей нет на свете» — звучит не как божественное откровение, а как глубокое философское убеждение человека, верящего во врожденную доброту. Его сила не в чудесах, а в слове и истине.
Кульминацией этой линии становится диалог Иешуа и Понтия Пилата. Эта сцена — не просто допрос, а поединок двух мировоззрений. С одной стороны — идея власти, основанной на силе, легионах и государственном порядке, которую олицетворяет Пилат. С другой — идея истины, которая не требует доказательств и выше любой власти, проповедуемая Иешуа. «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова», — говорит арестант прокуратору, демонстрируя, что простое человеческое сострадание и есть высшая форма истины. В итоге Булгаков создает образ человека, ставшего носителем абсолютной нравственной идеи. Его гибель — это не божественное самопожертвование ради искупления грехов, а трагедия чистой идеи, которая столкнулась с бездушной государственной машиной и главной человеческой слабостью — трусостью.
Власть, совесть и трусость как главный порок в образе Понтия Пилата
Если Иешуа является носителем идеи, то Понтий Пилат — центральный трагический герой ершалаимских глав. Булгаков изображает его не бездушным палачом, а сложным, мыслящим и страдающим человеком. Пятый прокуратор Иудеи умен, проницателен и, в отличие от первосвященника Каифы, способен в полной мере оценить глубину философии и личности Иешуа. В его душе разворачивается настоящая борьба: симпатия к арестанту и проснувшаяся совесть сталкиваются с паническим страхом за свою карьеру и жизнь. Угроза доноса в Рим и потеря власти оказываются сильнее голоса совести.
Внутренние монологи Пилата и его отчаянные, но половинчатые попытки спасти Иешуа (например, попытка подменить его Вар-равваном) показывают весь трагизм его положения. Решающий выбор он делает, когда Каифа угрожает ему обвинением в укрывательстве государственного преступника. В этот момент Пилат совершает предательство — не другого человека, а самого себя и той истины, которую он на мгновение увидел. Его поступок — это классический компромисс с совестью ради сохранения статуса.
В системе ценностей Булгакова именно трусость является самым страшным и непростительным пороком. Это прямо утверждается в одной из ключевых фраз романа: «Трусость, несомненно, один из самых страшных пороков… Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок».
Наказание Пилата полностью соответствует его преступлению. Он получает не смерть, а вечное бессмертие и двенадцать тысяч лун мучительных угрызений совести, проводя вечность в бесплодных попытках завершить свой разговор с Иешуа. Его прощение в финале романа символично: оно даруется ему Мастером — художником, который «написал» и понял его трагедию. Это прощение становится актом высшего милосердия, завершающим историю о власти, совести и разрушительной силе страха.
Воланд и его свита как инструмент исследования природы добра и зла
Примитивная трактовка Воланда и его свиты как воплощения абсолютного, библейского зла лишает роман его философской глубины. Их истинная функция раскрывается уже в эпиграфе, взятом из «Фауста» Гете: «…так кто ж ты, наконец? — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Воланд в Москве выступает не в роли искусителя или разрушителя, а в роли своеобразного ревизора и катализатора, вскрывающего уже существующие пороки общества.
Анализ действий этой «нечистой силы» показывает, что они не творят зло на пустом месте. Их жертвами становятся взяточники, лжецы, доносчики, хапуги и лицемеры. Спектакль в Варьете обнажает людскую жадность, исчезновение чиновников из их кабинетов наказывает за бюрократизм и чванство. Воланд и его помощники лишь создают условия, в которых истинная, зачастую неприглядная, сущность москвичей проявляется во всей красе. Они — инструмент восстановления нарушенной справедливости.
В этом проявляется ключевой парадокс романа. Если в ершалаимских главах справедливость была чудовищно нарушена — невинный казнен, а виновный в трусости обречен на вечные муки, — то в Москве Воланд парадоксальным образом эту справедливость восстанавливает, наказывая зло и награждая добродетель (в лице Маргариты). Философия романа утверждает, что добро и зло неразрывно связаны, как свет и тень. Свет не может существовать без тени. В этом мире Воланд необходим для того, чтобы оттенить и подтвердить ценность таких понятий, как милосердие, верность и любовь, абсолютным воплощением которых выступает Маргарита.
Заключение. Авторская интерпретация евангельского сюжета как философский итог
Проведенный анализ показывает, что Михаил Булгаков не иллюстрирует и не экранизирует евангельский сюжет, а творчески его деконструирует, используя как строительный материал для собственного философского здания. Гуманизация образа Иешуа, трагическая глубина образа Пилата и сатирическое изображение московской пошлости служат единой цели: исследовать вечные дилеммы человеческого бытия.
Переосмысление библейских мотивов стало для автора способом в условиях жесточайшей идеологической цензуры говорить о вневременных и универсальных проблемах. Булгаков размышляет о природе власти и ее развращающем влиянии, об ответственности художника за свой дар и истину, что кристаллизовалось в знаменитой формуле «рукописи не горят». Но главной темой, пронизывающей обе сюжетные линии, становится анализ трусости как первопричины предательства и компромисса с совестью, ведущего к необратимым последствиям.
В конечном счете, «Мастер и Маргарита» — это глубоко гуманистическое произведение. Оно утверждает непреходящую ценность истины, любви и милосердия в мире, где добро и зло ведут свою вечную борьбу, а величайшие трагедии происходят не из-за злобы, а из-за страха. Награждая своего героя Мастера не светом, а покоем, Булгаков подводит итог его земным страданиям, утверждая высшую ценность творческой свободы и внутренней гармонии, обретенной через любовь и верность своему призванию.
Библиография
- Булгаков М.А. Мастер и Маргарита / Булгаков М.А. Избранное. – М.: Просвещение, 1991. – С. 5-310.
- Булгаков М.А. Великий канцлер. Черновые редакции романа «Мастер и Маргарита» – М.: Новости, 1992. – 544 с
- Акимов В.М. Нужно ли отдавать нечистой силе Михаила Булгакова // Фома. – 1996. – № 2. – С. 36-42
- Барков А.Н. Религиозно-философские аспекты романа «Мастер и Маргарита» // Возвращенные имена рус, лит. Аспекты поэтики, эстетики, философии.— Самара, 1994. — С.64–72.
- Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975. — 502 с.
- Библия.-М.:Российское библиеское общество, 2003 . 312с.
- Гаврюшин Н. Лифостротон, или Мастер без Маргариты // Вопросы литературы. – Август 1991. – С. 75-88
- Галинская И.Л. Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях — М.:ИНИОН РАН,2003. —322с
- Даниэль С. Архитектура в прозе Михаила Булгакова // Вопр. искусствознания. — М., 1994. — №4.— С.169–178.
- Дунаев М.М. Истина в том, что болит голова // Златоуст. – 1992. – № 1. – С. 306-318. См. также: Православное слово. – 1992. – № 2-3. – С. 36-39.
- Зеркалов А. Иисус из Назарета и Иешуа Га-Ноцри // Наука и религия. — М., 1986. — № 9. — С. 47–52.
- Иоанн (Шаховской), архиеп. Сан-Францисский. Метафизический реализм / Иоанн, архиеп. Сан-Францисский. Избранное. – Петрозаводск: Святой остров, 1992. – С. 506-508
- Йованович М. Евангелие от Матфея как литературный источник «Мастера и Маргариты» // Зб. за славистику.— Нови Сад, 1980. — № 8. — С.109–123.
- Клеберг Л. Роман Мастера и роман Булгакова // Slavica ludensia. — Lund, 1977. — P. 113–125.
- Кочетков Г., свящ. О главном герое романа «Мастер и Маргарита» // Православная община. – 1992. – № 4. – С. 78-84.
- Кураев Андрей. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против / М.: Издательский совет РПЦ, 2004. – 160 с
- Мень А.В., протоиерей. Библия и литература ХХ века. Беседа вторая / Мень А.В., прот. Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. Лекции и беседы. – М.: Фонд имени Александра Меня, 1995. – С. 351-356.
- Мягков Б. Булгаковская Москва.— М., 1991. — 222 с.
- Першин М., диакон, Маханьков Р. Подвал на двоих (опыт прочтения «Мастера и Маргариты») // Фома. – 2004. – № 1. – С. 66-71
- Петелин В.В. Михаил Булгаков. Жизнь. Личность. Творчество. – М.: Московский рабочий, 1989. – 496 с.
- Петровский М. Мифологическое городоведение Михаила Булгакова // Театр.— М., 1991. — № 5.— С.14–32.
- Рахматуллин Р. Небо над Москвой: Второй Иерусалим Михаила Булгакова // Ex. libris Н.Г. — М., 2001. — С 3.
- Соколов Б. Булгаковская Энциклопедия.— М., 1996. — 592 с.
- Сухих И. Евангелие от Михаила (1928–1940). («Мастер и Маргарита» М. Булгакова) // Звезда.— СПб., 2000.— № 6.— С.213–225.
- Эльбаум Г. Анализ иудейских глав «Мастера и Маргариты» М.Булгакова.— AnnArbor, 1981. — 137 c.
- Яновская Л.М. Вертикали и горизонтали Ершалаима//Вопросы литературы .-2003.-№3.-С.76-87
- Яновская Л. Треугольник Воланда. К истории романа «Мастер и Маргарита».— Киев, 1992. — 189 с.