Роман Юкио Мисимы «Золотой храм» (яп. 金閣寺, Кинкакудзи), опубликованный в 1956 году, является не просто одним из самых читаемых произведений японской литературы в мире, но и краеугольным камнем в понимании всей эстетической и философской системы его автора. На протяжении более полувека это произведение остается объектом пристального внимания как широкого круга читателей, так и академического сообщества, о чем свидетельствует присуждение ему престижной литературной премии Ёмиури. Актуальность романа сохраняется и по сей день, ведь он затрагивает универсальные, вневременные вопросы о природе красоты, человеческой одержимости, столкновении идеала с реальностью и неизбежной связи созидания с деструкцией.
В рамках данного исследования мы стремимся провести исчерпывающий, междисциплинарный анализ «Золотого храма», сосредоточив внимание на его художественных особенностях, стилистических приемах и многогранных скрытых смыслах. Мы поставили перед собой ряд ключевых исследовательских вопросов: Каковы основные художественные и стилистические особенности романа? Как концептуализируются и проявляются «скрытые смыслы» в тексте? Какова роль поэтики времени и пространства, а также стилистических средств (пейзаж, портрет) в формировании имплицитных значений? Как самосознание главного героя Мидзогути и его отношения с окружающим миром формируют эти смыслы? Наконец, какие теоретические подходы (семиотика, герменевтика, нарратология) наиболее эффективны для глубокого понимания произведения? Структура работы последовательно проведет нас от общего контекста творчества Мисимы к детальному анализу образа Золотого храма, психологии главного героя, символики, поэтики времени и пространства, стилистических средств и, наконец, к методологическим основам интерпретации.
История создания и реальная основа романа
2 июля 1950 года, в послевоенной Японии, произошло событие, которое потрясло страну и навсегда отпечаталось в истории японской культуры: древний дзен-буддийский храм Кинкакудзи, Золотой павильон, был подожжен. Его поджигателем оказался двадцатилетний послушник Хаяси Дзёкан. Этот акт вандализма, совершенный не внешним врагом, а служителем самого храма, вызвал глубокий шок и недоумение. Мотивы Дзёкана, как выяснилось в ходе следствия, были нетривиальны: он утверждал, что его душа не могла смириться с существованием столь совершенной красоты в бренном, несовершенном мире. Послушник намеревался погибнуть в пламени вместе с храмом, но был спасен, приговорен к семи годам тюрьмы и скончался там от туберкулеза и психических расстройств, так и не признав своей вины.
Для Юкио Мисимы, глубоко погруженного в вопросы эстетики и поиска абсолюта, это событие стало откровением. Он был потрясен, увидев в гибели Прекрасного не уничтожение, а, парадоксальным образом, его возвышение, доведение до абсолютного совершенства. Это понимание легло в основу идеи романа «Золотой храм». Мисима, чье творчество всегда было пронизано темами разрушения и смерти как неотъемлемых частей истинной красоты, увидел в поступке Хаяси Дзёкана квинтэссенцию этой японской эстетики. Переосмыслив реальные факты через призму собственного мировоззрения, он создал глубокое исследование человеческой психики и философских дилемм, где поджог храма становится не актом вандализма, а кульминацией трагического взаимодействия героя с идеалом. Таким образом, реальная трагедия послужила катализатором для создания одного из самых мощных литературных произведений XX века, где документальность переплелась с глубоким художественным вымыслом, поднимая вечные вопросы о смысле и ценности красоты.
Философско-психологический контекст произведения
«Золотой храм» Юкио Мисимы представляет собой не просто роман, а сложную и многослойную псевдоисповедь, где грань между реальностью и вымыслом, сознательным и бессознательным стерта. Произведение рассматривается как глубокое исследование сложных философских и психологических проблем, индивидуальных и межличностных переживаний, погружающих читателя в лабиринты человеческой души. Роман затрагивает вечные темы японского прошлого и настоящего, эстетики, секса и человеческой психологии, переплетая их в единое полотно.
По своей сути, «Золотой храм» является философской притчей о человеке, его неспособности справиться с реальностью окружающего мира, о дуальности красоты и знания, а также о саморазрушении как форме поиска смысла через деструкцию. Это произведение может быть одновременно воспринято как дзен-буддийская притча и как психоаналитическая иллюстрация. Например, в романе находит отражение дзенская концепция, воплощенная в притче о святом Нансэне. Эта притча, повествующая о том, как Нансэн хладнокровно отсек голову котенку, чтобы разрешить конфликт среди послушников, служит одним из лейтмотивов произведения. Она символизирует жестокость и решительность, необходимые для достижения истины или разрешения внутренних противоречий, а также ставит вопрос о ценности жизни и страдания в контексте духовного пути. Мисима использует этот дзенский парадокс для подчеркивания необратимости выбора и радикальности действий главного героя, Мидзогути, который, подобно Нансэну, совершает акт, кажущийся деструктивным, но для него самого являющийся единственным выходом из духовного тупика. Через призму этих философских и психологических пластов роман раскрывает глубинные механизмы человеческой одержимости и стремления к абсолютному.
Влияние западной философии на творчество Мисимы
Творчество Юкио Мисимы, несмотря на его глубокую укорененность в японской культуре и эстетике, демонстрирует значительное влияние западной традиции. Сам писатель неоднократно подчеркивал важность европейских философов и литераторов для формирования его мировоззрения и стиля. Это не удивительно, учитывая процесс вестернизации, который затронул Японию в XX веке, заставив многих интеллектуалов искать синтез восточных и западных идей.
В частности, на философские основания романа «Золотой храм» оказали глубокое влияние идеи немецких философов Артура Шопенгауэра и Фридриха Ницше. Философия Шопенгауэра, с её центральной концепцией «воли к жизни» как первоисточника всеобщего страдания, находит отчетливые параллели с темами романа. Шопенгауэр утверждал, что мир есть лишь «представление» этой слепой и иррациональной воли, а искусство играет роль временного освобождения от её оков, позволяя человеку обрести мимолетный покой через созерцание. Для Мидзогути, главного героя, Золотой храм становится именно таким объектом, воплощением Прекрасного, которое одновременно и притягивает, и мучает его, становясь источником невыносимого страдания из-за невозможности полного обладания. Стремление Мидзогути к деструкции можно интерпретировать как попытку освободиться от всевластия этой «воли к жизни», которая проявляется в красоте и её неуловимости. Стоит ли говорить, что такая «свобода» от вечной воли оборачивается для героя лишь ещё большей несвободой?
Фридрих Ницше был ещё одним любимым автором Мисимы. Писатель даже установил статую Аполлона, символа разума, порядка и красоты в философии Ницше, в своём саду. Ницшеанские идеи о дионисийском и аполлоническом началах, о «воле к власти», о переоценке ценностей и о сверхчеловеке глубоко резонировали с Мисимой. В «Золотом храме» мы видим столкновение аполлонического идеала красоты, воплощенного в Храме, с дионисийскими порывами Мидзогути – его иррациональными стремлениями, разрушительными желаниями и стремлением к трансцендентному через акт деструкции. Ницшеанский призыв к преодолению себя и к самосотворению, даже если оно ведет через разрушение, становится важной призмой для понимания мотивов главного героя. Таким образом, «Золотой храм» не просто заимствует западные идеи, но органично переплетает их с японской эстетикой и культурным контекстом, создавая уникальное философско-литературное полотно.
Образ Золотого храма как воплощение Прекрасного и его двойственность
В центре романа Юкио Мисимы «Золотой храм» стоит образ самого Золотого храма — Кинкакудзи. Это не просто архитектурное сооружение, а многослойный символ, воплощающий в себе идеал Прекрасного. Для главного героя, Мидзогути, Храм становится конкретным объектом одержимости и, одновременно, источником трагического столкновения с реальностью, а его образ эволюционирует в сознании героя, проходя путь от абстрактной мечты до осязаемой угрозы, что в конечном итоге приводит к неразрывной связи красоты и разрушения, красной нитью пронизывающей всё произведение.
От идеала к реальности: трансформация восприятия Храма Мидзогути
С самого детства Золотой храм для Мидзогути существовал как некий абстрактный, внеземной идеал Прекрасного. Его отец, скромный священник, рассказывал мальчику о Кинкакудзи, создавая в его воображении образ нечто совершенного, оторванного от любых реальных изображений. Этот воображаемый Храм был чистой, незамутненной квинтэссенцией красоты, недоступной и потому ещё более притягательной.
Однако первое же знакомство Мидзогути с реальным Золотым храмом обернулось глубоким разочарованием. Вместо ослепительного, неземного величия он увидел «обычный трехэтажный домик, почерневший от старости», а феникс на крыше, символ бессмертия и возрождения, показался ему «обыкновенной вороной». Этот момент столкновения идеализированного образа с прозаической реальностью стал переломным. Мидзогути, чьё сознание было отягощено комплексами и отчуждением, не смог принять обыденности объекта своего поклонения.
Но именно это разочарование парадоксальным образом укрепило его одержимость. Мидзогути пришел к выводу, что истинное Прекрасное, чтобы защитить себя от пошлости и несовершенства мира, должно прятаться, обманывать человеческий взор, скрываться под покровом обыденности. После этого «испытания реальностью» образ Золотого храма в душе Мидзогути не разрушился, а, напротив, «стал еще пленительней». Он обрел новую, более сложную и трагическую глубину. Храм перестал быть статичной картинкой из детских фантазий, превратившись в живую, динамичную сущность, постоянно ускользающую и тем самым подтверждающую свою абсолютную, но недостижимую красоту. Эта трансформация восприятия становится центральным двигателем внутреннего конфликта героя и предвещает его дальнейшие деструктивные действия.
Концепция Прекрасного и его невозможность
В романе «Золотой храм» Юкио Мисима поднимает стержневой и мучительный вопрос: «Меня волновал, не давая покоя, только один вопрос: что есть Прекрасное?» Этот вопрос, заданный главным героем Мидзогути, пронизывает всё повествование и становится движущей силой его трагической судьбы. Для Мисимы и его героя Прекрасное — это не статичная категория, а динамичная, ускользающая сущность, которая несет в себе не только очарование, но и страдание.
Ключевая идея романа заключается в том, что полное обладание красотой невозможно. Красота, в её абсолютном выражении, по своей природе недостижима. Её сближение с человеком происходит лишь на короткое время, подобно мимолетному мгновению, и это сближение неизбежно грозит мучительной потерей, осознанием её преходящего характера. Этот парадокс – стремление к абсолютному, которое по определению не может быть удержано – становится источником глубокой экзистенциальной тоски Мидзогути. Разве не в этом сокрыта истинная трагедия человека, обреченного вечно стремиться к совершенству, которое по своей сути всегда будет ускользать?
В контексте романа красота не приносит утешения сознанию, не становится источником покоя или гармонии. Напротив, она выступает в роли «любовницы, жены, но только не утешительницы». Это сравнение подчеркивает её двойственную природу: она может быть объектом страсти и привязанности, но никогда — источником покоя. Красота требует, доминирует, мучает, но не дает смирения. Искусство, как плод этого союза человека и красоты, также оказывается эфемерным и, в конечном итоге, бессмысленным в своей неспособности удержать совершенство. Оно лишь отражает или имитирует красоту, но никогда не становится ею самой, обрекая Мидзогути на бесконечные поиски и страдания. Это глубокое разочарование в способности искусства и жизни достичь или удержать абсолютное Прекрасное и становится одним из главных лейтмотивов произведения.
Эстетизм и деструкция в японской культуре и романе
Японская культура, со своей уникальной эстетической традицией, всегда отличалась крайним, порой жестоким эстетизмом, где красота и разрушение тесно связаны. Эта связь не просто метафора, а глубоко укоренившийся принцип, пронизывающий различные аспекты японского мировоззрения, от искусства до философии жизни и смерти. Юкио Мисима мастерски проецирует эти культурные идеи на страницы «Золотого храма», делая их неотъемлемой частью мотивации главного героя.
Одним из ярчайших примеров этой связи является символика цветущей сакуры. Несмотря на свою мимолетную, эфемерную красоту, цветение сакуры ассоциируется с быстротечностью жизни и эстетическим принципом моно-но аварэ («печальное очарование вещей», осознание бренности мира). Сакура, падающая в свой пик цветения, символизирует красоту, которая достигает своего апогея именно в момент увядания, в преддверии разрушения. Эта идея находит своё воплощение в воинской этике: летчики-камикадзе во время Второй мировой войны украшали свои самолеты изображениями сакуры, символизируя свой путь к честной смерти, воспринимаемой как высшее проявление чести и красоты духа. Их самоубийственный полет был актом эстетизированной деструкции.
Тема соседства красоты и разрушения также глубоко укоренена в кодексе самурая Бусидо, который предписывал готовность к смерти и совершению сэппуку (ритуального самоубийства) ради сохранения чести. Для самурая «достойная смерть» была не просто окончанием жизни, а актом эстетического совершенства, позволяющим сохранить безупречность своей чести, подобно цветку сакуры, который не увядает, а опадает во всей своей красе.
В романе Мисимы эти культурные коды находят своё отражение в стремлении Мидзогути. Он не просто разрушает Золотой храм, а уничтожает его в пике его красоты, чтобы сохранить этот идеал от осквернения реальностью и увековечить его в акте деструкции. Для Мидзогути, как и для самураев или камикадзе, разрушение становится не актом вандализма, а высшей формой выражения восхищения и стремления к абсолютному Прекрасному, которое, по его убеждению, может быть окончательно явлено только в гибели. Мисима, таким образом, связывает личную трагедию героя с глубокими пластами японской культурной памяти, делая поджог храма актом, продиктованным не безумием, а своеобразным, жестоким эстетизмом.
Психология главного героя Мидзогути: Путь к деструкции
Центральной фигурой романа Юкио Мисимы «Золотой храм» является Мидзогути – персонаж, чья сложная и искалеченная психика становится фокусом повествования. Его путь к деструктивному акту, поджогу Золотого храма, является результатом глубоких внутренних конфликтов, формировавшихся с самого детства, и одержимости идеей Прекрасного.
Формирование личности: детство и заикание
Мидзогути, сын бедного провинциального священника, с детства был обречен на изоляцию. Он родился хилым, болезненным ребенком, а главным его проклятием стало тяжелое заикание. Этот физический недостаток не просто затруднял его общение, но воздвиг непреодолимую стену между ним и окружающим миром. Заикание стало символом его неспособности выразить себя, его отчужденности от сверстников и общества в целом. Оно подпитывало его замкнутость и, как следствие, развивало любовь к уединению, где он мог свободно погружаться в свой внутренний мир, недоступный для других.
В этом уединении, лишенном здорового социального взаимодействия, Мидзогути начал формировать свою искаженную картину мира. В отрочестве его преследовали соблазнительные и противоречивые грезы о власти. Он воображал себя могущественным и жестоким владыкой, способным управлять судьбами других, компенсируя таким образом свою собственную беспомощность и униженность. Эти фантазии, полные агрессии и доминирования, служили защитным механизмом от внешней среды, которая воспринималась им как враждебная и отвергающая. Заикание, блокируя его речь, косвенно способствовало развитию внутреннего монолога, где он мог быть кем угодно, без ограничений и суждений. Эта ранняя психологическая травма и последующая компенсация через мир фантазий заложили основу для его последующей одержимости и деструктивного поведения, формируя личность, неспособную к нормальному принятию реальности.
Золотой храм как объект одержимости и освобождения
Для Мидзогути, чья психика была искалечена детскими травмами и изоляцией, Золотой храм стал не просто архитектурным сооружением, а живым объектом любви и поклонения. Он превратился в центральную фигуру его внутреннего мира, наваждение и одновременно проклятие. Эта одержимость была настолько всепоглощающей, что Храм постоянно стоял между Мидзогути, женщинами и жизнью, делая его неспособным к нормальным любовным отношениям и полноценному существованию.
Мотив поджога архитектурного шедевра, который он так глубоко обожал, на первый взгляд кажется абсурдным. Однако для Мидзогути это не акт уничтожения, а проявление высшей степени восхищения и обожания. В его извращенном сознании гибель Храма должна была стать актом освобождения — как для него самого, так и для Прекрасного. Он стремится избавиться от мучений, связанных с неспособностью смириться с тем, что реальность так далека от идеала, который он создал в своём воображении. Красота Золотого храма, будучи недостижимой и непостижимой, стала для него роковой властью.
Поджог, таким образом, становится попыткой разрушить эту власть, разорвать порочный круг одержимости и страдания. Это не акт ненависти, а, скорее, трагическое проявление любви, доведенной до абсурда. В пламени Храма Мидзогути видел не только его физическое уничтожение, но и потенциальное освобождение Прекрасного от оков материального мира, а самого себя – от мучительного рабства перед идеалом. Этот акт деструкции, парадоксально, становится для него единственным путем к обретению контроля и, возможно, к некому подобию внутреннего мира.
Конфликт между идеалом и действительностью
Центральный конфликт в психологии главного героя Мидзогути заключается в непримиримом столкновении между его идеализированным внутренним миром и грубой, несовершенной окружающей действительностью. Его психика, сформированная изоляцией и травмами, неспособна принять прозаическую реальность, которая постоянно разрушает его возвышенные представления. Золотой храм, который в его детских фантазиях был воплощением абсолютного Прекрасного, при первом же контакте с реальностью обернулся «обычным домиком», что вызвало глубокое разочарование.
Этот конфликт не ограничивается лишь образом Храма. Мидзогути постоянно сталкивается с несовершенством людей, их пошлостью и лицемерием, что лишь усиливает его отчуждение. Он не может найти своё место в обществе, где царят обыденные страсти и материальные интересы, которые кажутся ему низменными на фоне его стремления к трансцендентному.
В попытке разрешить это мучительное противоречие, Мидзогути периодически охватывает отчаянное желание «вытравить из себя мечту», избавиться от своей одержимости идеалом, чтобы стать «счастливым обывателем». Он завидует тем, кто способен жить простой, беззаботной жизнью, не обремененной поиском абсолютной красоты или глубокими философскими вопросами. Однако эта попытка всегда обречена на провал, поскольку идеал, воплощенный в Золотом храме, слишком глубоко укоренился в его сознании. Он становится не просто мечтой, а частью его сущности, от которой невозможно отказаться. Борьба с этим внутренним идеалом и невозможность его реализации в реальности приводит к нарастающему психологическому напряжению, которое в конечном итоге выливается в акт деструкции, становящийся для Мидзогути одновременно и кульминацией его конфликта, и трагическим, обреченным на провал актом самоосвобождения.
Скрытые смыслы, символика и мифопоэтика романа
Роман Юкио Мисимы «Золотой храм» — это не просто повествование о поджоге древнего храма, но многослойное произведение, насыщенное глубинными, имплицитными смыслами, которые раскрываются через сложную систему символики и мифопоэтических отсылок. Мисима виртуозно сплетает нити различных культурных и философских традиций, создавая текст, требующий внимательной герменевтической интерпретации.
Орфический миф в «Золотом храме»
Одним из наиболее значимых ключей к пониманию скрытых смыслов романа является прямое обращение Мисимы к фигурам и мотивам орфического мифа. В греческой мифологии Орфей, поэт и музыкант, спускается в царство мертвых за своей возлюбленной Эвридикой, которая погибла от укуса змеи. Его искусство очаровывает Аида, и тот соглашается отпустить Эвридику, но с одним условием: Орфей не должен оглядываться на неё до выхода из Подземного мира. Орфей нарушает условие, и Эвридика навсегда возвращается в царство теней.
В романе «Золотой храм» трактовка образа Эвридики как самой сущности Красоты, Прекрасного, является одним из оснований для сближения произведения с орфическим мифом. Для Мидзогути, Золотой храм и есть его Эвридика — идеал красоты, который он не может удержать. Темы смерти и сакрального знания, тесно связанные с орфическим мифом (Орфей как посредник между мирами живых и мертвых, посвященный в тайные знания), становятся ключевыми мотивами в романе Мисимы.
Неспособность Мидзогути к нормальным любовным отношениям и его отчуждение от женщин объясняются его приобщением к «высшим сакральным знаниям». Золотой храм, как воплощение этой абсолютной красоты и тайного знания, постоянно стоял между ним, женщинами и жизнью. Это можно интерпретировать как орфический запрет: Мидзогути, подобно Орфею, не может «оглянуться» на земную любовь и жизнь, будучи навсегда привязанным к своему идеалу Красоты, которая всегда остается на пороге реального мира, ускользая при попытке её овладения. Античный герой в романе «Золотой храм» может восприниматься как отражение сознания человека, одержимого поиском абсолюта, а Эвридика — как сущность Красоты и её конкретное воплощение в произведении искусства, постоянно ускользающее и недостижимое. Поджог Храма становится отчаянной попыткой Мидзогути разрешить этот орфический конфликт, разрушить барьер между собой и идеалом, пусть даже ценой его физического уничтожения.
Тема смерти и сакрального знания
Юкио Мисима в своём творчестве, и особенно в «Золотом храме», остро ощущал иллюзорность жизни, её бренность и эфемерность, которую сводит на нет всевластие смерти. Для него смерть была не просто биологическим финалом, а философской категорией, обладающей единственной безусловной достоверностью: абсолютной, исчерпывающей подлинностью и полнотой Вечности. Этот взгляд на смерть, как на наивысшую форму истины и бытия, пронизывает всё повествование.
Мисима не мог отвести взгляда от «бездны смерти», видя в ней нечто притягательное и освобождающее. В этом ощущении прослеживаются параллели с экзистенциальными и философскими течениями, которые исследуют смерть как кульминацию существования. Для Мидзогути, главного героя, смерть и разрушение становятся способами постижения этой абсолютной истины. Золотой храм, будучи воплощением вечной красоты, одновременно становится символом бренности, поскольку его существование подвержено разрушению. Акт поджога для Мидзогути — это не просто уничтожение, а трансцендентное действие, призванное вывести Прекрасное из временного и бренного мира в сферу Вечности, сделать его недоступным для искажения и увядания.
Это стремление к сакральному знанию через деструкцию перекликается с древними мистическими традициями, где акт разрушения или самопожертвования рассматривался как путь к высшему пониманию. Мидзогути верит, что, уничтожив физическую оболочку Храма, он сможет окончательно овладеть его сущностью, присоединиться к той абсолютной, вневременной красоте, которую он боготворил. Таким образом, смерть и разрушение в романе становятся не только способом разрешения внутренних конфликтов героя, но и метафорой глубокого философского поиска, где конец жизни или бытия объекта парадоксальным образом раскрывает его истинную, вечную природу.
Культурный и исторический контекст символики
Роман «Золотой храм» невозможно понять без учета глубокого культурного и исторического контекста послевоенной Японии. Поражение Японии во Второй мировой войне довлело над всем обществом, заставляя искать выход из материальных и духовных руин. Эта парадоксальная ситуация своей Родины — утрата имперского величия, разрушение традиционных ценностей и одновременное стремление к возрождению — глубоко волновала Мисиму, и он рассуждает об этом в своём творчестве.
Мисима сам был фигурой крайне противоречивой. Он был глубоко вестернизирован, прекрасно знаком с европейской культурой и философией, но в то же время оставался фанатичным японским патриотом, проповедующим возврат к традиционным ценностям самурайского духа. Эта внутренняя борьба между Западом и Востоком, между модерном и традицией, между индивидуальной свободой и коллективным долгом, пронизывает его произведения. В «Золотом храме» эти противоречия формируют имплицитные смыслы романа.
Золотой храм, как один из символов древней японской культуры и её красоты, становится ареной этой борьбы. Его поджог может быть интерпретирован не только как личная трагедия Мидзогути, но и как метафора разрушения старой Японии, её идеалов и ценностей в послевоенном мире. Мидзогути, в своём стремлении уничтожить Прекрасное, возможно, подсознательно отражает коллективную травму нации, которая, лишившись своего прежнего лица, пыталась найти новый смысл существования.
Таким образом, роман становится не только психоаналитическим исследованием, но и глубоким культурологическим текстом, отражающим кризис идентичности японского общества. Через призму индивидуальной трагедии Мисимы раскрывает более широкие вопросы о судьбе национальных традиций в условиях глобальных перемен, о поиске новой идентичности и о неизбежности разрушения старого ради потенциального рождения нового, пусть даже и через огонь.
Поэтика времени и пространства в романе: Лингвистический и культурный аспекты
В романе Юкио Мисимы «Золотой храм» время и пространство не являются просто фоном для событий; они активно участвуют в формировании смысла, отражая уникальное японское мировосприятие. Мисима мастерски конструирует и передает это восприятие, используя как глубинные особенности японского языка, так и богатые культурные коды.
Японское восприятие времени и пространства: система «ко-со-а-до»
Японская культура традиционно воспринимает время в неразрывном сочетании с ощущением пространства. Это не абстрактные категории, а взаимосвязанные измерения, пронизывающие повседневную жизнь и мышление. Данное синкретичное восприятие глубоко заложено в особенностях японского языка, что Мисима, как виртуозный стилист, тонко использует в своём романе. Если задуматься, сколько информации о внутреннем мире героя может передать всего лишь одно местоимение?
Одним из ярких примеров является система указательных местоимений «ко-со-а-до», которая логически структурирована на основе расстояния относительно говорящего и слушающего.
- Серия «ко-» (например,
これ(корэ) – «это»,ここ(коко) – «здесь») обозначает объекты, близкие к говорящему, находящиеся в его непосредственной зоне влияния или восприятия. Это «моё», «здесь и сейчас». - Серия «со-» (например,
それ(сорэ) – «то»,そこ(соко) – «там») указывает на объекты, близкие к слушающему, или на то, о чём уже говорилось, то есть что-то известное, но находящееся вне непосредственной сферы говорящего. Это «твоё», «там, где ты». - Серия «а-» (например,
あれ(арэ) – «то вон там»,あそこ(асоко) – «вон там») относится к объектам, удаленным от обоих собеседников, находящимся вне их непосредственной сферы. Это «их», «далеко, вне нас».
Эта система, применяемая к предметам, местам и направлениям, встраивает пространственные отношения непосредственно в язык, а через них – и в восприятие времени. То, что «здесь» (ко-), ощущается как более актуальное, сиюминутное; то, что «там» (а-), становится более отстраненным, относящимся к прошлому или будущему, или к сфере идеального. Таким образом, дистанция в пространстве конвертируется в дистанцию во времени или в степень причастности. Мисима Юкио, обладая глубоким знанием японского языка, показывает своё понимание времени и пространства вокруг героев не только через прямые описания, но и через нюансы языковых конструкций, которые бессознательно формируют у читателя ощущение удаленности или близости, актуальности или вечности. Эта языковая тонкость позволяет ему передать внутренний мир Мидзогути, его отчуждение от настоящего и стремление к идеалу, который всегда «там, вон там», в недосягаемой дали.
Пространство Киото и Золотого храма как «образ действия»
В романе «Золотой храм» пространство Киото и, в особенности, Золотого храма, перестает быть просто декорацией. Оно превращается в активного участника повествования, в «образ действия», который обусловлен самим образом жизни и культурными кодами Японии. Изысканная красота древнего Киото, его обрядовый быт, многовековая история и таинственное совершенство Кинкакудзи создают не просто фон, а особую атмосферу, которая формирует сознание героев и влияет на их поступки.
Киото, как бывшая имперская столица, является символом традиционной Японии, её эстетического совершенства и духовности. Храм Кинкакудзи, вписанный в этот ландшафт, становится квинтэссенцией этой красоты. Мисима описывает его в различных состояниях: в золоте солнца, трепетном лунном серебре, чистой белизне снега или зеркальных водах пруда, которые отражают его величие. Эти пейзажные зарисовки не просто живописны; они передают изменчивость и одновременно вечность Прекрасного, его способность проявляться в разных обличьях, но всегда сохранять свою суть.
Для Мидзогути Золотой храм становится всепроникающим присутствием. Даже когда он был незрим физически, он «виделся Мидзогути во всем, подобно морю, присутствие которого ощущалось постоянно». Эта метафора подчеркивает, что Храм для героя — это не внешнее сооружение, а внутренний конструкт, часть его психического ландшафта. Он становится мерилом всего сущего, фильтром, через который Мидзогути воспринимает мир. Красота Храма, его совершенство, накладывает отпечаток на каждую мысль и действие героя, делая его пленником этого идеала. Таким образом, пространство Киото и Золотого храма не только создает уникальную эстетическую среду, но и активно формирует внутренний мир персонажей, их мировоззрение и судьбу, превращаясь в неразрывную часть их существования.
Время войны и вечность Храма
Особое измерение в поэтике времени и пространства романа «Золотой храм» привносит время Второй мировой войны. Этот период становится для Мидзогути не только внешней реальностью, но и внутренним испытанием его одержимости Храмом.
Во время войны, когда города Японии подвергались интенсивным бомбардировкам, Мидзогути пришла мысль, что Золотой храм тоже может быть подвергнут разрушению. Однако его реакция на эту возможность была парадоксальной. Он был уверен, что «нетленному Храму и прозаическому пламени встретиться, как они тут же поймут, сколь различна их природа». В этом убеждении кроется глубокое понимание Мидзогути об истинной сущности Прекрасного. Для него, Храм был не просто физическим зданием, а воплощением вечного, духовного идеала. Поэтому физическое пламя войны, «прозаическое» по своей природе, не могло уничтожить его сущность, лишь его материальную оболочку.
Эта мысль предвосхищает его будущий акт поджога. Если внешнее, вражеское пламя не способно осквернить истинное Прекрасное, то, возможно, его собственное пламя, продиктованное глубочайшей одержимостью, сможет вывести Храм за пределы бренного существования, в сферу вечности. Война, с её хаосом и деструкцией, парадоксальным образом укрепляет веру Мидзогути в нетленность идеала, даже если эта нетленность должна быть достигнута через уничтожение. Она становится катализатором его внутреннего конфликта, подталкивая его к радикальному решению, где акт деструкции мыслится как способ сохранить и увековечить Прекрасное перед лицом всеобщей временности и разрушения.
Стилистические средства Мисимы для передачи имплицитных смыслов
Юкио Мисима по праву считается одним из величайших стилистов японской литературы, чьё владение языком и художественными приёмами позволяло ему создавать тексты, богатые многозначными смыслами и глубокими психологическими нюансами. В романе «Золотой храм» он демонстрирует это мастерство, используя стройную систему ценностей японского языка и литературы для передачи имплицитных значений.
Метафора Золотого храма: многообразие значений
В романе «Золотой храм» Мисима виртуозно использует метафору самого Золотого храма, придавая ей множество прямых и переносных смыслов. Это позволяет ему выражать сложные философские и психологические идеи, делая Храм центральным узлом символической системы произведения.
- Физическое здание и священное сооружение: На самом базовом уровне, Золотой храм — это реально существующий буддийский храм Кинкакудзи, обладающий исторической и культурной ценностью. Его физическое присутствие, его архитектурные особенности, его расположение в Киото — всё это формирует конкретную образность. Однако даже на этом уровне он уже является священным сооружением, местом поклонения, что придает ему духовное измерение.
- Символ веры и место обучения: Для послушников и монахов Золотой храм – это не только жилище, но и символ их веры, место, где они следуют пути Будды. Это пространство обучения и служения, где формируются духовные ценности и происходит постижение истины. Для Мидзогути, который становится послушником, Храм должен был стать таким местом, но его личная одержимость трансформирует это значение.
- Воплощение Абсолютного Прекрасного: Это, пожалуй, наиболее значимое метафорическое значение. Для Мидзогути Золотой храм с детства является квинтэссенцией красоты, идеалом, который он ищет в мире. Он становится для него неземным, непостижимым совершенством, которое одновременно притягивает и мучает.
- Внутренний образ в сознании героя: Со временем Храм перестает быть лишь внешним объектом и трансформируется во внутренний образ, постоянно присутствующий в сознании Мидзогути. Он становится его наваждением, фильтром, через который герой воспринимает мир, препятствием в отношениях с людьми и источником его глубоких страданий. В этом смысле Храм — это проекция его собственных идеалов, комплексов и стремлений.
- Символ стабильности и вечности vs. символ бренности: Парадоксально, но Храм одновременно символизирует вечность японской традиции и её уязвимость. Его поджог подчеркивает, что даже самое прекрасное и древнее может быть разрушено, но в то же время, в сознании Мидзогути, акт разрушения призван увековечить его в сфере идеального, вне бренности.
Мисима мастерски переключается между этими значениями, создавая многослойный образ, который постоянно развивается и трансформируется на протяжении всего романа. Эта многозначность метафоры Золотого храма позволяет писателю глубоко исследовать темы красоты, разрушения, одержимости и самопознания, делая произведение богатым для интерпретации.
Языковые средства выражения времени и пространства
Мисима Юкио, будучи выдающимся стилистом, прекрасно владеет лексическим богатством и грамматическим багажом японского языка, используя его особенности для тонкой передачи восприятия времени и пространства своими героями. Исследования показывают, что анализ конкретных отрывков романа «Золотой храм» позволяет выяснить, с помощью каких способов писатель выражает эти категории.
Один из ключевых приёмов — использование специфических временных наречий и частиц, которые в японском языке обладают особой коннотацией. Например, наречия, указывающие на мгновенность или, наоборот, на длительность, могут создавать ощущение мимолётности событий или, напротив, их затяжной, мучительной продолжительности. Частицы, присоединенные к глаголам, способны передавать нюансы завершенности действия, его продолжающегося характера или внезапного изменения, что напрямую влияет на восприятие героями течения времени.
В передаче пространства Мисима часто обращается к детальным описаниям, использующим сенсорные образы. Он не просто называет объекты, но погружает читателя в атмосферу, используя визуальные, слуховые, осязательные ощущения. Например, «золото солнца», «трепетное лунное серебро», «чистая белизна снега» — всё это не просто красивый язык, а способ передачи того, как Мидзогути воспринимает Храм в различных пространственно-временных состояниях, придавая ему почти живую сущность. Использование японской системы указательных местоимений «ко-со-а-до» также играет роль, как было отмечено ранее. Эта система не только указывает на физическое расстояние, но и на эмоциональную и временную дистанцию, что позволяет Мисиме тонко передавать отчуждение Мидзогути от мира и его сосредоточенность на внутреннем, идеализированном пространстве Храма.
Кроме того, Мисима использует структуру предложений и синтаксис, чтобы моделировать восприятие времени и пространства. Длинные, витиеватые предложения могут замедлять повествование, создавая ощущение погружения в мысли героя, в то время как короткие, рубленые фразы передают внезапность или решительность действия. Все эти языковые приёмы работают на создание многослойной картины мира, где время и пространство не являются статичными, а динамично формируются субъективным восприятием главного героя, глубоко связанного с особенностями японского языка и культуры.
Другие стилистические приемы: пейзаж, портрет, нарратив
Помимо глубокого использования метафоры Золотого храма и языковых средств выражения времени и пространства, Юкио Мисима в своём романе мастерски применяет и другие стилистические приёмы, такие как пейзажные зарисовки, портретные характеристики и сложная структура нарратива, для создания образов, передачи атмосферы и формирования имплицитных смыслов.
Пейзажные зарисовки у Мисимы не являются просто фоном; они активно взаимодействуют с внутренним миром героев, отражая их эмоциональное состояние и предвосхищая события. Описание Золотого храма в разное время суток и года (в золоте солнца, лунном серебре, снежной белизне) не только создает яркие визуальные образы, но и подчеркивает изменчивость и одновременно вечность Прекрасного, его способность к преображению. Например, заснеженный храм может символизировать чистоту и холодное совершенство, тогда как храм под луной – таинственность и призрачность. Эти пейзажи часто наполнены символикой, которая подспудно влияет на восприятие читателем внутренних процессов Мидзогути, его одиночества, одержимости и стремления к абсолюту.
Портретные характеристики персонажей в романе также используются для передачи имплицитных смыслов. Мисима уделяет внимание не только внешнему виду, но и внутреннему миру, используя детали, которые раскрывают психологию. Например, описание заикания Мидзогути — это не просто констатация физического недостатка, а метафора его неспособности к нормальной коммуникации, его отчуждения от мира и усиления внутреннего монолога. Портреты других персонажей, таких как Утако или Цурукава, также служат для контраста с внутренним миром Мидзогути, подчеркивая его изоляцию и искаженное восприятие окружающих.
Нарративная структура романа, представленная как псевдоисповедь Мидзогути, является одним из ключевых стилистических приёмов. Повествование от первого лица позволяет читателю глубоко погрузиться в сознание героя, видеть мир его глазами, чувствовать его боль, одержимость и мотивы. Однако это «исповедь» искаженная, субъективная, что ставит под вопрос её достоверность и заставляет читателя искать скрытые смыслы между строк. Монологичность повествования усиливает ощущение изоляции Мидзогути, а его ретроспективное изложение событий, уже после поджога, придает тексту фаталистический оттенок, показывая неизбежность его пути к деструкции. Таким образом, Мисима использует комплекс стилистических приёмов, чтобы не просто рассказать историю, но и создать глубокое, многослойное произведение, где каждый элемент служит для раскрытия сложных философских и психологических тем.
Теоретические подходы к анализу скрытых смыслов
Для углубленного и всестороннего анализа романа Юкио Мисимы «Золотой храм» и, в частности, для дешифровки его скрытых смыслов, необходимо применить релевантные теоретические подходы из области литературоведения. Семиотика, герменевтика и нарратология предоставляют мощные аналитические инструменты, позволяющие проникнуть в глубинные слои произведения.
Семиотический анализ символики романа
Семиотический анализ, как наука о знаках и знаковых системах, является одним из наиболее эффективных инструментов для дешифровки скрытых смыслов в романе «Золотой храм». Произведение Мисимы насыщено символами, которые функционируют на разных уровнях, образуя сложную сеть значений.
- Золотой храм как полисемантический знак: Центральным знаком, безусловно, является сам Золотой храм. Семиотически он выступает как знак-символ, обладающий многоуровневым значением. Он одновременно является:
- Иконическим знаком: его архитектурная форма, золотое покрытие напрямую отсылают к идее красоты и величия.
- Индексальным знаком: его существование указывает на долгую историю Японии, её культурное наследие, буддийские традиции.
- Символическим знаком: его золотой цвет может символизировать чистоту, божественность, а также недостижимость и иллюзорность. Для Мидзогути Храм — это знак абсолютного Прекрасного, знак его одержимости и проклятия.
- Символика огня: Огонь, как средство разрушения Храма, тоже является мощным семиотическим знаком. Он может символизировать:
- Очищение: в некоторых культурах огонь воспринимается как очищающая стихия.
- Преобразование: разрушение старого для рождения нового.
- Страсть и деструкция: для Мидзогути это проявление его внутренней страсти, которая становится разрушительной.
- Образ феникса: Феникс на крыше Храма, который Мидзогути сначала воспринимает как «обыкновенную ворону», а затем его образ трансформируется, символизирует возрождение из пепла, бессмертие. Семиотически это знак, указывающий на цикличность жизни и смерти, что резонирует с философскими идеями Мисимы о смерти как пути к Вечности.
- Символика заикания Мидзогути: Заикание героя — это не просто дефект речи, а семиотический знак его неспособности к коммуникации, его отчуждения от общества, его внутренней запертости и одновременно источник развития его богатого, но искаженного внутреннего мира.
Семиотический анализ позволяет не просто перечислить символы, но и дешифровать их взаимодействие, понять, как они формируют общую систему значений романа. Он раскрывает, как Мисима создает имплицитные смыслы, вплетая их в ткань повествования через знаки, которые читатель должен интерпретировать, выходя за рамки буквального понимания.
Герменевтическая интерпретация имплицитных значений
Герменевтический подход, фокусирующийся на искусстве толкования и понимания текста, является неотъемлемым для раскрытия имплицитных значений в романе «Золотой храм». Если семиотика занимается знаками, то герменевтика — их смыслом, исходя из контекста, авторского интента и читательского восприятия.
- Понимание через «герменевтический круг»: Герменевтика предполагает, что понимание целого (романа) невозможно без понимания его частей (отдельных символов, мотивов, эпизодов), и наоборот. Для интерпретации скрытых смыслов «Золотого храма» необходимо постоянно двигаться по этому кругу: от общего контекста творчества Мисимы, японской культуры и философии к детальному анализу конкретных сцен, диалогов, мыслей Мидзогути, а затем снова к обобщению.
- Авторский интент и его реконструкция: Герменевтика стремится понять, что хотел сказать автор. В случае Мисимы, это осложняется его сложной личностью и философией. Необходимо учитывать его увлечение западной философией (Шопенгауэр, Ницше), его патриотизм, его эстетизм, его представления о смерти и красоте. Например, мотивы поджога Золотого храма становятся понятнее, если рассматривать их через призму мисимовского понимания того, что гибель делает Прекрасное ещё более совершенным.
- Историко-культурный контекст: Интерпретация романа требует глубокого погружения в исторический и культурный контекст послевоенной Японии. Поражение в войне, кризис традиционных ценностей, вестернизация — все эти факторы формируют фон, на котором разворачивается личная трагедия Мидзогути. Герменевтика позволяет увидеть, как индивидуальные переживания героя переплетаются с коллективной травмой нации.
- Читательское восприятие: Хотя авторский интент важен, герменевтика также признает роль читателя в создании смысла. Разные читатели, обладающие разным опытом и знаниями, могут находить различные имплицитные значения. Задача академического анализа — предложить наиболее обоснованную и аргументированную интерпретацию, опирающуюся на научные данные и литературоведческие подходы.
Герменевтическая интерпретация позволяет не только выявить скрытые смыслы, но и понять, как они функционируют в произведении, как они влияют на восприятие читателя и как они связаны с более широким культурным и философским контекстом. Она дает возможность перейти от простого описания к глубокому пониманию сложного художественного мира Мисимы.
Нарратологический анализ повествовательной структуры
Нарратологический анализ фокусируется на изучении повествовательной структуры романа, роли рассказчика, точки зрения и способах изложения событий. Эти элементы играют критически важную роль в формировании имплицитных смыслов в «Золотом храме».
- Псевдоисповедь как форма повествования: Роман написан в форме псевдоисповеди от первого лица, где главный герой, Мидзогути, является рассказчиком. Эта форма имеет несколько ключевых особенностей:
- Субъективность: Всё повествование пропущено через призму сознания Мидзогути, его комплексов, одержимости и искаженного восприятия реальности. Это означает, что читатель получает информацию не об объективной истине, а о субъективной «правде» героя.
- Ретроспективность: Мидзогути рассказывает свою историю уже после совершения поджога. Это создает ощущение фатализма, неизбежности произошедшего, поскольку все события ведут к кульминационному акту. Ретроспекция позволяет герою осмысливать свои поступки, искать оправдания и объяснения.
- Ненадежный рассказчик: Из-за психологических особенностей Мидзогути (заикание, изоляция, грезы о власти) его можно рассматривать как ненадежного рассказчика. Он может искажать факты, умалчивать о чём-то, представлять себя в более выгодном свете. Это заставляет читателя критически относиться к изложенному и искать скрытые мотивы и смыслы.
- Точка зрения (фокализация): Повествование ведется с внутренней фокализацией, то есть читатель видит мир глазами Мидзогути. Это усиливает эмпатию к герою, но одновременно ограничивает кругозор читателя, не давая ему полной картины происходящего. Например, восприятие Золотого храма другими персонажами или его объективная ценность остаются за кадром, в то время как одержимость Мидзогути занимает центральное место.
- Темпоральные и пространственные сдвиги: Мисима искусно использует темпоральные и пространственные сдвиги в повествовании. Воспоминания о детстве, мечты и фантазии Мидзогути перемежаются с описаниями текущих событий. Это создает ощущение нелинейности времени, отражая внутреннюю путаницу и одержимость героя, для которого прошлое и идеальное часто важнее настоящего. Пространство, как уже упоминалось, также становится внутренним, субъективно окрашенным, что подчеркивает изоляцию Мидзогути.
Нарратологический анализ позволяет понять, как эти особенности повествования — выбор рассказчика, его субъективность, временная структура — активно участвуют в формировании имплицитных смыслов, создавая многослойный текст, который требует от читателя активного участия в его интерпретации.
Заключение
В рамках данного исследования мы предприняли всесторонний, междисциплинарный анализ романа Юкио Мисимы «Золотой храм», сосредоточив внимание на его художественных особенностях, стилистических приемах и многогранных скрытых смыслах. Цели курсовой работы – раскрыть актуальность романа, его место в творчестве Мисимы, детально исследовать образ Золотого храма, психологию Мидзогути, символику, поэтику времени и пространства, а также применить теоретические подходы для интерпретации имплицитных значений – были успешно достигнуты.
Мы выяснили, что роман, основанный на реальном акте поджога храма Кинкакудзи, выходит за рамки документальной хроники, превращаясь в глубокую философскую притчу. Было показано, как Мисима осмыслил гибель Прекрасного как акт его совершенствования, вдохновляясь дзен-буддийскими концепциями и западной философией, в частности, идеями Артура Шопенгауэра о «воле к жизни» и Фридриха Ницше о дионисийском и аполлоническом началах.
Центральный образ Золотого храма был проанализирован как эволюционирующий в сознании Мидзогути от абстрактного идеала к объекту разочарования, а затем к еще более пленительному, но недостижимому символу Прекрасного. Мы исследовали неразрывную связь красоты и разрушения, характерную для японского эстетизма (моно-но аварэ, символика сакуры, кодекс Бусидо), и показали, как эта связь проецируется на мотивы Мидзогути.
Психологический портрет главного героя Мидзогути был детально рассмотрен: его детские травмы, заикание, изоляция и формирование противоречивых грез о власти, которые привели к одержимости Храмом. Поджог был интерпретирован как трагический акт высшего восхищения и стремления к освобождению от мучений, вызванных неспособностью примириться с реальностью.
Анализ скрытых смыслов выявил глубокие мифопоэтические отсылки к орфическому мифу, где Эвридика олицетворяет Красоту, а Мидзогути – Орфея, неспособного удержать свой идеал. Была подчеркнута тема смерти как единственной безусловной достоверности, и как культурный контекст послевоенной Японии (кризис идентичности, вестернизация) формирует имплицитные значения романа.
Мы подробно рассмотрели поэтику времени и пространства, показав, как Мисима использует специфику японского восприятия (система «ко-со-а-до») и образ Киото как «образа действия». Эпизод с мыслями о бомбежке Храма во время войны продемонстрировал парадокс вечности Прекрасного перед лицом прозаического разрушения.
Стилистические средства Мисимы были проанализированы через призму многозначной метафоры Золотого храма, языковых приемов для выражения времени и пространства, а также использования пейзажных зарисовок, портретных характеристик и нарративной структуры псевдоисповеди для создания имплицитных смыслов.
Наконец, мы обосновали применение семиотического, герменевтического и нарратологического подходов, которые позволили дешифровать многоуровневую символику, интерпретировать скрытые значения в контексте авторского интента и культурной среды, а также понять роль повествовательной структуры в формировании читательского восприятия.
В заключение можно утве��ждать, что «Золотой храм» Юкио Мисимы – это произведение исключительной глубины и сложности. Оно не только является шедевром японской литературы, но и представляет собой уникальное художественное исследование вечных проблем человеческого бытия: поиск красоты, столкновение идеала с реальностью, природа одержимости и неизбежность деструкции как пути к переосмыслению. Его уникальность и глубина продолжают вдохновлять исследователей и читателей по всему миру, подтверждая его неоспоримое значение для японской и мировой литературы.
Список использованной литературы
- Андреева К.А. Литературный нарратив: когнитивные аспекты текстовой семантики, грамматики, поэтики. Тюмень: Вектор Бук, 2004. 244 с.
- Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык. М.: Флинта: Наука, 2002. 384 с.
- Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (в интерпретации художественного текста). СПб.: Образование, 1995. 60 с.
- Арутюнова Н.Д. Метафора // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 2002. С. 296-297.
- Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с.
- Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. М.: Лабиринт, 2000. 625 с.
- Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1987. 341 с.
- Береговская Э.М. Экспрессивный синтаксис. Смоленск, 1984. 197 с.
- Болнова Екатерина Владимировна. Орфический миф в романе Ю. Мисимы «Золотой Храм» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение».
- Гальперин И.Р. Очерки по стилистике английского языка: опыт систематизации выразительных средств. М.: USSR Либроком, 2012. 375 с.
- Гончарова Е.А., Шишкина И.П. Интерпретация текста. М.: Высшая Школа, 2005. 365 с.
- Греймас А.-Ж. Структурная семантика: Поиск метода. М.: Академический Проект, 2004. 376 c.
- Гумбольт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 400 с.
- Казакова Т.А. Теория перевода (лингвистические аспекты). СПб, 2008. 320 с.
- Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М.: Изд-во Сабашниковых, 2001. 336 с.
- Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 2004. 256 с.
- Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. 384 с.
- Масленникова А.А. Лингвистическая интерпретация скрытых смыслов. СПб.: СПбГУ, 1999. 264 с.
- Масленникова А.А. Скрытые смыслы и их лингвистическая интерпретация: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. д-ра филол. наук. СПб.: 1999. 35 с.
- Мисима Ю. Золотой храм. URL: http://lib.ru/INPROZ/MISIMA/zolotoj_hram.txt
- Молчанова Г. Г. Английский как неродной: текст, стиль, культура, коммуникация. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. 384 с.
- Молчанова Г.Г. Импликативные аспекты семантики художественного текста. Автореф. дис. на соиск. учен. степ. д-ра филол. наук. М., 1990. 48 с.
- Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. СПб.: РГПУ им. А.И.Герцена, 1997. 812 с.
- Новиков, Александр Владимирович. Диссертация на тему «Эстетика Мисимы Юкио и европейские представления о красоте.
- Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990. 344 с.
- Ричардс А. Философия риторики. // Теория метафоры. М., Прогресс, 1990. С. 44-67.
- Серль Дж. Природа интенциональных состояний // Философия, логика, язык / Общ. ред. Д. П. Горского, В. В. Петрова. М.: Прогресс, 1987. С. 96–126.
- Солганик Г.Я. Стилистика текста. М.: Флинта, Наука, 1997. 256 с.
- Степанова О.А. ВРЕМЯ В ЯПОНСКОМ ЯЗЫКЕ РОМАНА МИСИМА ЮКИО «ЗОЛОТОЙ ХРАМ».
- Тодоров Ц. Семиотика литературы // Семиотика. М.: Наука, 1983. С. 376-395.
- Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. 348 с.
- Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М.: В.Ш., 1983. 303 с.
- Филиппов К.А. Лингвистика текста. СПб.: СПбГУ, 2003. 336 с.
- Чхартишвили Г. Путь к себе, или Последняя роль Юкио Мисимы.
- Pearce R. Enter the Frame / Surfiction: Fiction Now and Tomorrow. Chicago: Swallow Press, 1975. p. 47-57.