Коллаборационизм в Великой Отечественной войне: многомерный анализ форм, причин, масштабов и историографических дискуссий

Вторая мировая война, и в особенности Великая Отечественная война, стала беспрецедентным по масштабам и жестокости конфликтом, оставившим неизгладимый след в истории человечества. Наряду с героизмом и самопожертвованием миллионов, этот период выявил и одну из самых сложных и болезненных проблем – коллаборационизм. Феномен сотрудничества граждан оккупированных территорий с врагом, особенно на советских землях, до сих пор вызывает острые дискуссии, требуя глубокого и объективного анализа. Актуальность исследования коллаборационизма не ослабевает и в XXI веке, поскольку он является ключом к пониманию не только военных событий, но и глубинных социальных, политических и психологических процессов, формировавших судьбы миллионов людей.

Данная курсовая работа ставит своей целью всестороннее изучение коллаборационизма в период Великой Отечественной войны. Мы рассмотрим историческую эволюцию термина и его академическую типологию, проанализируем многообразие причин и мотивов, побуждавших советских граждан к сотрудничеству с оккупантами, а также масштабы и состав коллаборационистских формирований. Отдельное внимание будет уделено политике германских оккупационных властей и трагическим последствиям коллаборационизма для СССР. Наконец, мы проведем обзор историографических подходов, проследив путь от замалчивания проблемы в советское время до современных дискуссий, обогащенных «архивной революцией». Сложность и неоднозначность этого явления требуют непредвзятого и глубокого погружения в исторические факты, чтобы сформировать максимально полную и объективную картину.

Понятие и типология коллаборационизма в период Великой Отечественной войны

Историческая эволюция термина «коллаборационизм»

Само понятие «коллаборационизм», хотя и стало широко известным в годы Второй мировой войны, имеет гораздо более глубокие исторические корни. Оно не возникло одномоментно, а эволюционировало, проходя через различные смысловые оттенки, прежде чем закрепиться в современном значении. Впервые слово «collaborateur» (фр.) появилось еще в 1802 году, в эпоху Наполеоновских войн. Тогда оно использовалось для обозначения тех, кто сотрудничал с враждебной Англией, в частности, контрабандистов и монархистов. Эти люди, действуя в ущерб интересам своей страны, уже тогда воспринимались как «работающие с» противником, что и легло в основу латинского «collaborare».

Однако истинное, ныне общепринятое значение — «предательское сотрудничество с врагом» — закрепилось за термином в 1940 году. Ключевым моментом стал призыв маршала Филиппа Петена к французам сотрудничать с нацистской Германией после оккупации Франции. 24 октября 1940 года, после встречи с Адольфом Гитлером, Петен публично использовал термин «collaboration», что и стало отправной точкой для его широкого распространения в значении измены родине в условиях войны и оккупации. Таким образом, изначально связанный с французским опытом, коллаборационизм вскоре стал применяться к любым правительствам и военным организациям, созданным из граждан оккупированных стран под контролем гитлеровского блока.

В советской историографии, в силу идеологических установок, проблема сотрудничества советских граждан с нацистским режимом долгое время замалчивалась или описывалась исключительно в рамках таких формулировок, как «изменник Родины», «пособник оккупантам» или «предатель». Эти определения, хоть и несли в себе однозначную негативную коннотацию, не отражали всей сложности и многообразия явления. Лишь в постсоветской России, с началом «архивной революции» и переосмысления истории, термин «коллаборационизм» начал активно использоваться исследователями, позволяя ввести в научный оборот более тонкие подходы и типологии, свободные от жестких идеологических рамок прошлого.

Основные формы и виды коллаборационизма

Феномен коллаборационизма в период Великой Отечественной войны был настолько многогранным, что потребовал от историков разработки сложных типологий для его осмысления. Различные исследователи предлагали свои классификации, стремясь охватить все проявления этого явления – от бытовых контактов до полноценной военной измены.

Один из пионеров в этом вопросе, М.И. Семиряга, выделил несколько форм коллаборационизма, предложив различать их по степени вовлеченности и осознанности:

• Бытовой коллаборационизм: Эта форма считалась наименее серьезной и часто не квалифицировалась как измена Родине. Она включала вынужденные контакты с оккупантами на уровне повседневной жизни: размещение солдат на постой, оказание мелких бытовых услуг (стирка, штопка белья) и другие действия, продиктованные необходимостью выживания в условиях оккупации. Семиряга справедливо отмечал, что такие действия не имели уголовно-правового или морального смысла измены, поскольку были продиктованы инстинктом самосохранения, а не политическими убеждениями.
• Административный коллаборационизм: Представлял собой участие в деятельности органов местной власти, созданных оккупантами – так называемой «новой власти». Это могли быть старосты, бургомистры, полицейские и другие служащие, занимавшие различные посты в оккупационной администрации.
• Экономический коллаборационизм: Выражался в сотрудничестве с оккупантами в хозяйственной сфере, включая работу населения в промышленности и сельском хозяйстве, а также поставки продовольствия и ресурсов для нужд вермахта. Этот вид сотрудничества часто был обусловлен прямой зависимостью жителей от оккупантов для поддержания жизни.
• Военно-политический коллаборационизм: Считался наиболее серьезной формой, поскольку предполагал активное взаимодействие с врагом на идейных принципах, участие в боевых действиях с оружием в руках против своей страны, а также осуществление политической деятельности в интересах оккупантов. Только этот вид, по мнению Семиряги, мог быть однозначно квалифицирован как измена Родине.

Современные исследователи, такие как Б.Н. Ковалев в своей монографии «Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944», значительно расширили эту типологию, предлагая более детализированный подход. Он выделил следующие виды:

• Административный и экономический коллаборационизм: Эти формы, схожие с определениями Семиряги, подчеркивают участие в управлении и хозяйственной деятельности под контролем оккупантов.
• Культурный коллаборационизм: Это сотрудничество в духовной сфере, направленное на распространение прогерманских настроений, лояльности к оккупационной власти и пропаганду нацистских идейно-политических постулатов среди населения.
• Духовный коллаборационизм: Часто пересекается с культурным, но может подразумевать более глубокое принятие идеологии оккупантов, отказ от прежних ценностей.
• Национальный коллаборационизм: Проявлялся в создании воинских подразделений по национальному признаку, что нацисты активно использовали для разжигания межнациональной напряженности и ослабления сопротивления народов СССР.
• Военно-политический коллаборационизм: Как и у Семиряги, это активное участие в вооруженной борьбе и политической деятельности на стороне врага.
• Детский коллаборационизм: Включал привлечение детей к разведывательной, диверсионной или пропагандистской деятельности против советских войск. Хотя некоторые исследователи, например С.Г. Осьмачко, считают его спорным и относят к разновидности военного коллаборационизма, его выделение подчеркивает особую трагедию вовлечения несовершеннолетних в преступные действия.
• Половой коллаборационизм (или «горизонтальный коллаборационизм»): Этот аспект, зачастую табуированный, касался интимных связей женщин с оккупантами на оккупированных территориях или в лагерях для военнопленных. С.Г. Осьмачко критически оценивает сведение этой проблемы к простому «патриотическому поведению», указывая на её сложный социальный и психологический подтекст.
• Интеллектуальный и идеологический коллаборационизм: Эти формы часто вписываются в более широкое содержание политической разновидности, но акцентируют внимание на работе интеллигенции, публицистов, пропагандистов, которые своими знаниями и идеями поддерживали оккупационный режим.
• Гражданский коллаборационизм: Широкое понятие, охватывающее все формы невоенного сотрудничества.

С.В. Кудряшов, в свою очередь, предложил более сжатую, но при этом функциональную классификацию, разделив коллаборационизм на:

• Военное сотрудничество: Которое, в свою очередь, подразделялось на:
  • Пассивное: Труд в воинских частях, не связанный с непосредственным участием в боевых действиях (например, хозяйственные работы, обслуживание техники).
  • Активное: Участие в боевых действиях с оружием в руках на стороне вермахта или СС.
• Политическое сотрудничество: Взаимодействие с оккупационными властями на идейной основе, создание политических организаций, пропаганда.
• Экономическое (гражданское) сотрудничество: Аналогично хозяйственному коллаборационизму в других классификациях.

Таким образом, многообразие форм и видов коллаборационизма подчеркивает, что это явление не может быть сведено к единой, упрощенной трактовке. Оно требовало тонкого анализа мотиваций, обстоятельств и степени осознанности действий, что и пытались сделать исследователи, создавая свои типологии.

Причины и мотивы сотрудничества советских граждан с оккупантами

Причины коллаборационизма в период Великой Отечественной войны представляют собой сложный клубок факторов, переплетавшихся на индивидуальном и общественном уровнях. Невозможно свести их к одной-единственной формуле, поскольку за каждым случаем сотрудничества стояла своя уникальная история, продиктованная обстоятельствами бытового, психологического, мировоззренческого и даже религиозного порядка. Коллаборация могла быть как вынужденной, обусловленной стремлением к выживанию, так и осознанной, проистекающей из глубоких политических убеждений и идеологических установок.

Бытовые, психологические и мировоззренческие факторы

В условиях оккупации, когда привычный мир рушился, а жизнь и безопасность оказались под угрозой, главным мотивом для многих становилось элементарное стремление выжить. Голод, холод, болезни, репрессии со стороны оккупационных властей — все это заставляло людей искать любые способы сохранить свою жизнь и жизнь своих близких. Работа на немцев, получение продовольствия или минимальной защиты могли восприниматься как единственный выход. Аналогично, для военнопленных, оказавшихся в нечеловеческих условиях нацистских лагерей, согласие на сотрудничество часто было вопросом физического выживания, ведь отказ означал неминуемую смерть от голода или болезней.

Психологические мотивы играли не менее важную роль. Страх перед оккупантами, отчаяние от потери дома и близких, безысходность положения, а также ощущение брошенности и предательства со стороны собственного государства (особенно среди военнопленных) могли подтолкнуть к сотрудничеству. Соображения карьеризма, корысти и эгоизма также не были редкостью, когда отдельные лица стремились использовать новую власть для личного обогащения или продвижения по социальной лестнице. Какой важный нюанс здесь упускается? Зачастую эти мотивы переплетались, и грань между вынужденным выживанием и осознанным выбором становилась крайне тонкой, что затрудняет однозначную моральную оценку.

Наряду с этими прагматичными мотивами существовали и глубокие мировоззренческие факторы. Антисоветские настроения, формировавшиеся десятилетиями репрессий и социального гнета, стали благодатной почвой для нацистской пропаганды. Для некоторых граждан, особенно представителей определенных социальных слоев (например, раскулаченных крестьян) или национальностей, советская власть ассоциировалась с угнетением, а приход немцев воспринимался как возможность восстановления «исторической справедливости» или достижения национального сепаратизма. Для других, менее многочисленных, но активных групп, сотрудничество было продиктовано искренними идейными соображениями и глубокой ненавистью к коммунистическому режиму. Месть за причиненные страдания также могла быть мощным стимулом.

Роль предвоенной политики СССР

Понимая мотивы коллаборационизма, невозможно игнорировать глубокие корни, уходящие в предвоенную политику Советского Союза. Просчеты и социальные издержки советской власти создали обширный слой недовольных граждан, готовых рассмотреть любую альтернативу существующему режиму, пусть даже и в лице оккупантов.

Экспроприация собственности, насильственная коллективизация и раскулачивание стали травматическим опытом для миллионов крестьян. К середине 1930-х годов раскулачиванию подверглось около 1 миллиона крестьянских хозяйств, что затронуло 7-8 миллионов человек. Более 2 миллионов крестьян были депортированы в отдаленные районы, из них 1,8 миллиона только в 1930-1931 годах. В период с 1930 по 1937 годы более 3,5 миллионов человек были депортированы, и не менее 800 тысяч из них погибли в пути или в спецпоселках. Эти меры не только разрушили традиционный уклад жизни деревни, но и породили глубокую обиду и ненависть к советской власти.

Голод 1932-1933 гг. стал еще одним страшным испытанием. Массовый голод охватил огромные территории СССР, включая Украинскую ССР, РСФСР (Казахская АССР, Центральное Черноземье, Северный Кавказ, Поволжье, Южный Урал, Южная Сибирь). Погибло от 3 до 8,8 миллиона человек. По минимальным оценкам демографов, жертвами стали не менее 6,5 миллиона человек. Воспоминания о голоде, его причинах и бездействии властей оставили глубокие рубцы в народной памяти.

Сталинские репрессии (1921-1953 гг.) коснулись практически каждой семьи. По данным КГБ СССР, за «контрреволюционные преступления» было осуждено 3 778 234 человека, из них 786 098 приговорены к расстрелу. В период Большого террора (1937-1938 гг.) по политическим мотивам было осуждено 1 344 923 человека, из которых 681 692 были приговорены к высшей мере наказания. Масштабы и жестокость этих репрессий подорвали доверие к власти и создали атмосферу страха, которая могла быть использована оккупантами.

Наконец, антирелигиозная кампания, активно проводившаяся советской властью с 1917 года, также сыграла свою роль. Комплекс мероприятий, направленных на устранение церкви из общественной жизни и прекращение деятельности всех конфессий, привел к разрушению храмов, преследованиям священнослужителей и верующих. В 1958-1964 годах при Н.С. Хрущеве эта кампания развернулась с новой силой, в результате чего число православных приходов сократилось на 5863. Для многих верующих немецкие оккупанты, по крайней мере на начальном этапе, казались меньшим злом, поскольку они зачастую разрешали возобновление церковной деятельности. Эти факторы, наслаиваясь друг на друга, создали глубокие социально-политические противоречия, которые нацистская Германия умело использовала в своих интересах.

Нацистская пропаганда и ее воздействие

Нацистская пропаганда была мощным инструментом, активно эксплуатировавшим существующие антисоветские настроения и страхи. Ее основной задачей было не только демонизировать советское государство, но и представить Германию в качестве «освободительницы» народов от «иудео-большевистской угрозы».

Пропагандистская машина Геббельса умело скрывала истинные цели нацистского режима, направленные на порабощение и уничтожение «неполноценных» народов, подменяя их лозунгами о «защите западной культуры» и «новом порядке». Особое внимание уделялось эксплуатации антисоветских настроений, которые усиливались после поражений Красной Армии в начальный период войны. Нацистские листовки и газеты обещали землю крестьянам, свободу рабочим и «справедливую» жизнь «политически безупречным» людям, исключая, конечно, сторонников коммунизма и евреев.

Для военнопленных и населения оккупированных территорий пропаганда активно использовала следующие тезисы:

• «Освобождение от большевизма»: Немцы позиционировали себя как спасители от коммунистического режима, обещая возвращение к дореволюционным порядкам или создание «независимых» национальных государств.
• «Европейская солидарность»: Делался акцент на «общеевропейской борьбе» против большевизма, пытаясь вовлечь народы СССР в эту идеологическую войну.
• «Улучшение жизни»: Обещания улучшения материального положения, работы и порядка, контрастирующие с тяготами советской жизни и хаосом первых месяцев войны.

Нацистская пропаганда была особенно эффективна в условиях информационного вакуума и отсутствия альтернативных источников информации, что позволяло ей формировать искаженную картину реальности и подталкивать часть населения к сотрудничеству.

Дискуссии о характере мотивов: «сердца и желудка» vs. идейный коллаборационизм

В историографии существует активная дискуссия относительно характера мотивов, побуждавших людей к коллаборации. Ряд российских историков, включая Е.Ф. Кринько, склоняются к тому, что сознательный, политический смысл сотрудничества играл относительно незначительную роль. Они отстаивают концепцию «коллаборационизма сердца и желудка», согласно которой преобладал «вынужденный» мотив, порожденный внешними обстоятельствами — стремлением выжить, прокормить себя и свою семью в условиях оккупации, голода и разрухи. В этой интерпретации люди шли на сотрудничество не из глубоких идейных убеждений, а из прагматических соображений. И что из этого следует? Такой подход подчеркивает трагичность человеческого выбора в условиях тотальной войны, где выживание часто становилось единственной движущей силой, оттесняя на второй план политические или моральные установки.

Однако, не следует игнорировать и другую сторону медали. Бесспорно, что среди коллаборационистов была значительная прослойка антисоветски настроенных граждан, которые добросовестно и преданно служили немецким оккупационным властям. Эти люди видели в гитлеровской Германии союзника в борьбе с коммунистическим режимом, который они искренне ненавидели. Среди них были бывшие царские офицеры, участники гражданской войны, раскулаченные крестьяне, представители националистических движений, а также те, кто пострадал от сталинских репрессий. Для них сотрудничество было осознанным политическим выбором, продиктованным идеологическими соображениями и стремлением к иной, некоммунистической России или к национальным государствам.

Таким образом, мотивы коллаборационизма не были однородными. Они представляли собой спектр от чисто вынужденного выживания до глубоко идейного, осознанного выбора. Задача историка состоит в том, чтобы, избегая упрощений, анализировать каждый конкретный случай в контексте его уникальных обстоятельств, признавая сложность человеческого выбора в условиях тотальной войны и оккупации.

Масштабы коллаборационистских движений и формирований на оккупированных территориях СССР

Масштабы коллаборационизма в период Великой Отечественной войны стали одной из самых болезненных и сложнооцениваемых проблем в историографии. Точные цифры до сих пор остаются предметом дискуссий, но даже самые осторожные оценки свидетельствуют о значительности этого явления, способного повлиять на ход многих событий. Для руководства Третьего рейха привлечение «добровольцев» из оккупированных стран Европы было важной частью военной и политической стратегии. В общей сложности в войну против Советского Союза было вовлечено до 2 миллионов человек из оккупированных стран континента.

Эти «добровольцы» пополняли ряды вермахта и войск СС, формируя отдельные воинские подразделения. Среди них были представители Франции, Нидерландов, Дании, Норвегии, Хорватии. Особое место занимали советские граждане, оказавшиеся в плену или на оккупированной территории. В результате свыше 1,8 миллиона человек из числа граждан других государств и национальностей пополнили ряды вермахта и войск СС, из них было сформировано 59 дивизий, 23 бригады, а также множество отдельных полков, легионов и батальонов.

Общая численность коллаборационистов и разнообразие оценок

Когда речь заходит о численности именно советских военных коллаборационистов, мнения историков существенно расходятся, что объясняется сложностью подсчетов, отсутствием полных данных и идеологическими наслоениями.

Рассмотрим диапазон оценок:

• Советские военные историки (официальные данные): В советское время официальная историография говорила о «более 800 тысяч человек во всех формах военного коллаборационизма», включая 150 тысяч в войсках СС. Эти цифры были склонны к минимизации, чтобы не подрывать образ монолитного советского народа, сопротивляющегося врагу.
• Западные историки (усредненная цифра): Зарубежные исследователи чаще всего придерживаются усредненной цифры около 1 миллиона человек.
• Л. Решин: Первоначально оценивал численность в различных коллаборационистских формированиях до 180 тысяч человек. Однако его более поздние исследования указывают на 250 тысяч советских граждан в военных формированиях вермахта, включая 50 тысяч в РОА, 35 тысяч казаков, 45 тысяч представителей Кавказа и Средней Азии, 30 тысяч в рабочих ротах и батальонах, и еще 196 тысяч на гражданской службе.
• М.А. Гареев: Считал, что число военных коллаборационистов составляло 200 тысяч, из них не более 100 тысяч — в боевых частях.
• С.В. Кудряшов: Приводит цифру около 1 миллиона коллаборационистов в целом, из которых 250-300 тысяч активно сотрудничали.
• Н.М. Раманичев: Допускал до 1,5 миллиона военных коллаборационистов.
• П.А. Пальчиков: Давал более консервативную оценку в 40 тысяч активных военных коллаборационистов в РОА и других формированиях.
• С.И. Дробязко: Один из наиболее авторитетных исследователей этой проблемы, опираясь на данные зарубежных источников, подсчитал, что общая численность советских граждан, оказавшихся на службе в вермахте и СС, составляла 855-1035 тысяч человек. В других работах он называет цифру 1,3-1,5 миллиона коллаборационистов.

В целом, ряд российских историков (К.М. Александров, О.В. Будницкий, С.И. Дробязко и др.) придерживаются мнения, что общее количество военных коллаборационистов в годы Великой Отечественной войны превышало 1 миллион человек. Авторы статистического исследования о советских потерях в годы войны считают, что общая численность различных «добровольческих» формирований, включая полицейские и вспомогательные части, к середине 1944 года превышала 800 тысяч человек, причем только в войсках СС служило более 150 тысяч бывших граждан СССР.

Необходимо также отметить, что в частях Вермахта с 1940 по 1945 год служило до 1,5 миллиона граждан СССР (только в 1944 году до 1 миллиона), и еще около 3 миллионов находились в Третьем рейхе на принудительных работах в качестве остарбайтеров, что, хотя и не является коллаборационизмом в чистом виде, свидетельствует о масштабах вовлечения советских граждан в систему оккупации.

Представленные данные можно свести в следующую таблицу для наглядности:

Историк / Источник	Оценка численности советских военных коллаборационистов (тыс. чел.)	Детализация / Примечания
Советская историография	>800	Включая 150 тыс. в войсках СС.
Западные историки	≈1000	Усредненная цифра.
Л. Решин	180 (первоначально) / 250 (позднее)	50 тыс. в РОА, 35 тыс. казаков, 45 тыс. Кавказа/Средней Азии, 30 тыс. в раб. ротах.
М.А. Гареев	200 (из них <100 в боевых частях)
С.В. Кудряшов	1000 (общее), 250-300 (активные)
Н.М. Раманичев	До 1500
П.А. Пальчиков	≈40	Активные военные коллаборационисты в РОА и др.
С.И. Дробязко	855-1035 / 1300-1500	Опираясь на зарубежные источники.
Ряд российских историков	>1000	Александров, Будницкий и др.
Статистические исследования	>800	К середине 1944 г., включая полицию и вспомогательные части.

Национальные формирования и их состав

Нацисты, проводя политику «разделяй и властвуй», активно использовали националистические настроения, формируя воинские подразделения по национальному признаку. Это позволяло им не только увеличивать численность своих сил, но и разжигать межнациональную рознь, ослабляя сопротивление на оккупированных территориях. В 1943 году, после тяжелых поражений на Восточном фронте и осознания необходимости в дополнительных человеческих ресурсах, нацисты даже официально разрешили представителям всех славянских народов служить в Ваффен-СС, что ранее было табуировано их расовой идеологией.

Согласно данным немецкого командования и российских историков, численность представителей народов СССР в вооруженных формированиях на стороне Германии (вермахт, войска СС, полиция) составляла:

• Русские: более 300 тысяч человек.
• Украинцы: 250 тысяч человек.
• Белорусы: 70 тысяч человек.
• Казаки: 70 тысяч человек.
• Латыши: 150 тысяч человек.
• Эстонцы: 90 тысяч человек.
• Литовцы: 50 тысяч человек.
• Народы Средней Азии: около 70 тысяч человек.
• Азербайджанцы: до 40 тысяч человек.
• Народы Северного Кавказа: до 30 тысяч человек.

Особо выделяется ситуация с крымскими татарами: до 10% от всей численности их населения перешли на сторону врага, что стало самым большим процентом среди всех народов СССР. Примечательно, что численность призванных в РККА крымских татар была в 2 раза меньше, чем в военных соединениях Вермахта. Коллаборанты с Северного Кавказа, служившие в Вермахте, составляли около 20 тысяч человек. Эти цифры показывают, что коллаборационизм не был феноменом, ограниченным какой-либо одной этнической группой, а затронул практически все народы СССР, оказавшиеся под оккупацией.

Крупнейшие коллаборационистские формирования и их деятельность

На оккупированных территориях СССР действовало множество коллаборационистских формирований, некоторые из которых стали печально известны благодаря своим масштабам и деятельности.

1. Русская освободительная армия (РОА) Власова и Комитет освобождения народов России (КОНР): Возглавляемые бывшим советским генералом А.А. Власовым, РОА и КОНР стали одним из самых известных и крупных объединений русских коллаборационистов. Изначально РОА формировалась из советских военнопленных и эмигрантов, а КОНР был создан в 1944 году как политический центр, призванный объединить все антисоветские силы под эгидой Германии. Хотя численность РОА постоянно варьировалась и до конца войны не достигла заявленных масштабов, она представляла собой серьезную попытку создания «русской» военной силы, борющейся против СССР.
2. Русская национальная народная армия (РННА): Одно из первых крупных русских коллаборационистских формирований, созданное в 1942 году. Оно должно было стать ядром будущей «Русской освободительной армии», но из-за разногласий с немецким командованием и недостаточной эффективности было расформировано, а его личный состав передан в другие части.
3. Локотская республика (Локотское самоуправление): Это уникальное образование на территории Орловской и Курской областей, существовавшее с 1941 по 1943 год. Оно представляло собой административно-территориальное образование, управляемое русскими коллаборационистами (Б. Каминский, К. Воскобойник) под контролем немцев. Здесь были созданы собственные вооруженные силы — Русская освободительная народная армия (РОНА), которая активно участвовала в борьбе с партизанами и карательных операциях.
4. 1-я русская национальная бригада СС «Дружина»: Еще одно формирование, созданное из советских военнопленных и белоэмигрантов, использовавшееся для борьбы с партизанами.
5. «Русский корпус»: Формирование, созданное в Югославии из русских эмигрантов и военнопленных. Его основной задачей была борьба с югославскими партизанами и охрана стратегических объектов.
6. Казачьи формирования: Занимали особое место в системе коллаборационизма. Казаки, многие из которых помнили о репрессиях и расказачивании в СССР, охотно шли на службу к немцам. Были созданы такие структуры, как Казачий Стан, 1-я казачья дивизия Паннвица (позже 15-й казачий кавалерийский корпус СС), которые активно использовались на Балканах и других фронтах.

Эти формирования, хотя и различались по своей структуре, целям и эффективности, были частью общего механизма коллаборационизма, который нацистская Германия использовала для укрепления своего оккупационного режима, борьбы с сопротивлением и ведения войны против СССР.

Политика оккупационных властей и последствия коллаборационизма

«Остполитик» нацистской Германии и ее цели

Политика нацистской Германии на оккупированных территориях СССР, известная как «Остполитик», была пропитана идеологией расового превосходства и жестокости. Ее основные цели были предельно ясны и не допускали компромиссов: максимальная эксплуатация природных и человеческих ресурсов, уничтожение или порабощение «неполноценных» народов, возведение арийской расы на мировой олимп и установление нового порядка, основанного на тотальном контроле и подавлении прав человека. «Генеральный план Ост» предполагал колонизацию и германизацию обширных территорий Восточной Европы, а также уничтожение миллионов славян и евреев.

В этом контексте появление так называемого «русского освободительного движения» с такими фигурами, как А.А. Власов, стало, по сути, побочным продуктом перекрестных политических течений и внутренних разногласий внутри Третьего рейха. Хотя Гитлер и его ближайшее окружение изначально были категорически против создания любых крупных русских формирований, которые могли бы претендовать на политическую субъектность, практические нужды Восточного фронта и влияние отдельных генералов, таких как фон Клюге, приводили к временным уступкам.

Интересно, что Власов, перейдя на сторону Германии, не стал безропотной марионеткой. Он публично критиковал «восточную политику» нацистов, указывая на ее неэффективность и губительность для германских интересов. Власов и его сторонники надеялись на равноправное сотрудничество, но их идеи подрывали основы национал-социалистического единства и расовой доктрины. Предложения о предоставлении Власову самоуправляемого района, которые поддерживались некоторыми немецкими генералами, отклонялись Гитлером, видевшим в этом угрозу своим планам по колонизации Востока. Эта внутренняя борьба в немецкой элите лишь подчеркивает цинизм и прагматичность «Остполитик», где коллаборационисты рассматривались лишь как временный, тактический инструмент, который можно было использовать и выбросить.

Использование коллаборационистов в репрессиях и карательных операциях

Нацистские оккупационные власти широко использовали коллаборационистов для осуществления своих мероприятий по порабощению народа и уничтожению советских патриотов. Эти формирования, часто состоявшие из местных жителей, оказывались особенно эффективными в карательных и репрессивных действиях против гражданского населения и военнопленных, поскольку хорошо знали местность и население.

Примеры такой деятельности ужасают своей жестокостью:

• Зондеркоманда СС «10-а» в Краснодарском крае: Это формирование, в состав которого входили и многие советские граждане, стало инструментом геноцида. В Краснодарском крае было убито более семи тысяч мирных жителей, включая женщин, стариков и детей. Такие акции проводились с особой жестокостью, демонстрируя полное пренебрежение к человеческой жизни.
• Деятельность ОУН и УПА: Организация украинских националистов (ОУН) и Украинская повстанческая армия (УПА), хоть и преследовали свои националистические цели, активно сотрудничали с нацистами в борьбе против советских войск и партизан, а также проводили этнические чистки против польского и еврейского населения. Их деятельность привела к «потокам крови, сотням тысяч погибших, искалеченных бойцов Красной Армии, мирных жителей». В одном из сел Красная Армия обнаружила до 100 трупов мужчин, женщин и детей, зверски замученных ОУН. Пленные красноармейцы также становились жертвами их жестокости.

Помимо прямой военной и карательной деятельности, коллаборационисты привлекались к выполнению административных задач, способствовавших оккупационному режиму. Например, районные управления, созданные оккупантами, получали распоряжения о принудительном отборе имущества. Одним из таких распоряжений был отбор лошадей у кочующих цыган и их направление в комендатуру для работ, что часто предшествовало массовому уничтожению цыганского населения, которое, наряду с евреями, подлежало полному истреблению по нацистской расовой доктрине.

Последствия коллаборационизма для СССР и хода войны

Последствия коллаборационизма были катастрофическими для СССР, его суверенитета, безопасности и, в конечном итоге, для всего хода войны.

Экономические потери: СССР понес колоссальный экономический ущерб, который оценивается как почти половина от общемировых потерь Второй мировой войны. По оценкам Клода, они составили 260 миллиардов долларов США в ценах 1938 года, и это без учета прямых военных расходов. Коллаборационисты, участвуя в административной и хозяйственной деятельности, способствовали вывозу ресурсов, разрушению инфраструктуры и эксплуатации населения, что усугубляло эти потери.

Влияние на боевые действия Красной Армии: Коллаборационизм негативно сказался на ведении боевых действий Красной Армией, особенно в начальный период войны. Массовая сдача в плен и дезертирство, а также участие советских граждан в вооруженной борьбе на стороне Третьего рейха, несомненно, способствовали поражениям Красной Армии в 1941-1942 годах. Хотя неумелое руководство войсками в этот период также привело к большим потерям, фактор коллаборации усугублял ситуацию, ослабляя боевой дух и силы Красной Армии.

Жертвы среди мирного населения и военнослужащих: Сотни тысяч бойцов Красной Армии и мирных жителей погибли или были искалечены в результате деятельности коллаборационистских формирований. Эти формирования, выполняя карательные функции, оставляли за собой след из разрушенных деревень, массовых казней и пыток.

Политика советских властей в отношении коллаборационистов

После освобождения территорий советские власти столкнулись с необходимостью восстановления правопорядка и наказания «изменников Родине». Были развернуты широкомасштабные судебные процессы над коллаборационистами.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 года учредил Чрезвычайную государственную комиссию (ЧГК) по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР. Деятельность ЧГК имела огромное значение для сбора доказательств преступлений и последующего наказания виновных.

Однако важно отметить, что советские власти, вопреки расхожим мифам, старались избегать необоснованных репрессий в отношении всего населения оккупированных территорий. Была проведена дифференциация по степени вины и характеру сотрудничества. К ответственности не привлекали граждан, которые:

• Занимали административные должности, но при этом помогали партизанам или саботировали немецкие мероприятия.
• Были врачами, агрономами, ветеринарами и мелкими служащими, чья деятельность была направлена на поддержание жизни населения, а не на активное содействие оккупантам.

Эта политика была обусловлена не только стремлением к справедливости, но и необходимостью быстрого восстановления мирной жизни и избегания дальнейшего обострения социальной напряженности. Тем не менее, длительное время советские СМИ не признавали массовость коллаборационизма, представляя его как единичные случаи, а коллаборационистов – как отщепенцев с негативными личными качествами, что создавало искаженную картину этого сложного исторического явления. Как это повлияло на историческую память и последующие исследования? Такое замалчивание привело к формированию одностороннего взгляда на войну, затруднив глубокое осмысление трагических страниц и лишив общество возможности извлечь уроки из всей полноты прошлого.

Историография проблемы коллаборационизма в Великой Отечественной войне

Замалчивание проблемы в советской историографии

На протяжении многих десятилетий, вплоть до конца 1980-х годов, проблема коллаборационизма в советской историографии оставалась одной из самых табуированных и замалчиваемых тем. Официальная линия партии и государства строилась на идее монолитного единства советского народа в борьбе с фашизмом. Массовость такого явления, как сотрудничество с оккупантами, могла подорвать этот идеологический постулат, создать нежелательные вопросы о причинах и мотивах, и, следовательно, нанести ущерб имиджу победившей страны и ее идеологии.

В учебниках и научных работах коллаборационизм если и упоминался, то лишь вскользь, в качестве единичных случаев «изменников Родины», «предателей» или «пособников оккупантов», чья деятельность объяснялась исключительно низменными личными качествами, трусостью или классовой враждебностью. При этом тщательно обходились стороной любые упоминания о масштабах явления, о многообразии его форм и, главное, о глубинных социальных и политических причинах, которые могли бы привести советских граждан к сотрудничеству с врагом. Такой подход позволял сохранять героический нарратив войны, но одновременно создавал «белые пятна» в истории, лишая будущие поколения возможности осмыслить всю сложность и трагизм того периода.

Отсутствие доступа к архивным документам, жесткая цензура и идеологический контроль лишь усугубляли эту ситуацию, препятствуя объективному научному анализу и формированию всестороннего взгляда на одну из самых болезненных страниц отечественной истории.

«Архивная революция» и постсоветские исследования

С наступлением «перестройки» и распадом СССР в начале 1990-х годов в российской историографии произошла настоящая «архивная революция». Рассекречивание огромного массива ранее недоступных документов стало мощным импульсом для пересмотра многих устоявшихся представлений о Великой Отечественной войне, и проблема коллаборационизма вышла из тени на первый план.

Этот процесс ознаменовался введением в научный оборот ранее неизвестных фактов и материалов из фондов:

• Российского государственного военного архива (РГВА)
• Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ)
• Центрального архива Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ)
• Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ)
• Центрального архива ФСБ России
• Центрального архива СВР России

Среди рассекреченных документов были материалы, касающиеся коллективизации, репрессий, внешней политики и обороны, а также уникальные свидетельства о настроениях населения на оккупированных территориях, о деятельности коллаборационистских формирований и о внутренней политике нацистского руководства. Например, были опубликованы агентурные сообщения Разведывательного управления НКВД СССР 1941-1942 годов, раскрывающие военные планы Германии и внутренние разногласия нацистского руководства. Более половины из 175 документов сборника «От национализма к коллаборационизму: Прибалтика в годы Второй мировой войны» были опубликованы впервые, что кардинально изменило исследовательское поле.

Современные российские историки активно включились в изучение вопросов сотрудничества советских граждан с противником. Среди видных исследователей, внесших значительный вклад в эту область, можно отметить:

• М.И. Семирягу
• Б.Н. Ковалева
• С.В. Кудряшова
• С.Г. Осьмачко
• М.А. Гареева
• Л. Решина
• П.А. Пальчикова
• С.И. Дробязко
• В.Н. Земскова
• И.А. Гилязова
• В. Гаврилова
• И. Махалову
• В. Кондрашина

Их работы, основанные на обширном архивном материале, позволили значительно углубить понимание феномена коллаборационизма, выявить его многогранность и отойти от черно-белых оценок советской эпохи.

Современные историографические подходы и дискуссии

Постсоветский период ознаменовался не только введением новых источников, но и появлением различных историографических подходов и острых дискуссий по проблеме коллаборационизма. Эти дискуссии часто отражают не только научные разногласия, но и морально-нравственные оценки, выражающие личное отношение исследователей к такому болезненному явлению.

Можно выделить несколько основных подходов:

1. Традиционный подход («измена Родине»): Часть историков продолжает придерживаться традиционного мнения, оценивая коллаборационизм как однозначную измену Родине. Этот подход акцентирует внимание на преступном характере сотрудничества с нацистами и его негативных последствиях для страны и народа.
2. Пересмотр масштабов при сохранении негативной оценки: Многие исследователи, признавая массовость коллаборационизма и пересматривая прежние положения о его незначительном влиянии, тем не менее, сохраняют негативную оценку самого явления. Они стремятся к объективному анализу причин и форм, но не подвергают сомнению предательский характер активного сотрудничества с врагом.
3. Попытки реабилитации или смягчения оценки: Встречаются и отдельные работы, которые, исходя из антисоветских настроений, пытаются дать коллаборационизму положительную или, по крайней мере, нейтральную характеристику, представляя коллаборационистов как «борцов за свободу» или «жертв обстоятельств». Эти подходы, однако, часто вызывают жесткую критику со стороны большинства академического сообщества за ревизионизм и отсутствие объективности.

Важным методологическим достижением отечественной историографии стало разграничение понятий «коллаборационизм» и «сотрудничество». М.И. Семиряга и другие исследователи подчеркивали необходимость различать:

• Подлинных коллаборационистов: Тех, кто осознанно, по идейным соображениям или из корысти, активно сотрудничал с оккупантами, участвовал в карательных акциях или пропаганде, и заслуживал наказания.
• Миллионы граждан, вынужденных сотрудничать: Тех, кто взаимодействовал с оккупантами на бытовом, экономическом или административном уровне исключительно для выживания себя и своих семей в нечеловеческих условиях оккупации.

Это разграничение позволяет уйти от упрощенных оценок и более точно анализировать мотивы и степень вины каждого человека. Несмотря на значительные успехи, проблема коллаборационизма по-прежнему остается предметом активных научных дискуссий, требующих дальнейшего изучения с использованием новых источников и междисциплинарных подходов.

Заключение

Феномен коллаборационизма в период Великой Отечественной войны представляет собой одну из наиболее сложных, болезненных и многогранных страниц нашей истории. Проведенный анализ форм, причин, масштабов и историографических дискуссий позволяет сделать ряд ключевых выводов, подчеркивающих его значительное влияние на ход и последствия войны.

Во-первых, коллаборационизм не был однородным явлением. Его типология, разработанная такими исследователями, как М.И. Семиряга, Б.Н. Ковалев и С.В. Кудряшов, охватывает широкий спектр проявлений – от вынужденного бытового сотрудничества ради выживания до осознанного военно-политического предательства. Понимание этой многомерности крайне важно для избегания упрощений и формирования объективной картины.

Во-вторых, причины и мотивы, побуждавшие советских граждан к сотрудничеству с оккупантами, имели глубокие корни. Наряду с элементарным стремлением к выживанию в условиях голода, плена и террора, огромную роль сыграли социально-политические просчеты советской власти в предвоенный период: насильственная коллективизация, раскулачивание, массовые репрессии, голод 1932-1933 годов и антирелигиозные кампании. Эти факторы создали обширный слой населения, недовольного режимом, что было умело использовано нацистской пропагандой.

В-третьих, масштабы коллаборационистских движений и формирований были значительны. Современные историки, опираясь на рассекреченные архивные данные, оценивают общую численность военных коллаборационистов в пределах от 800 тысяч до 1,5 миллиона человек. Важным аспектом стало формирование национальных подразделений, что свидетельствует об использовании нацистами межнациональных противоречий. Деятельность таких структур, как РОА Власова, Локотское самоуправление и казачьи формирования, оказала заметное влияние на ход боевых действий и карательные операции.

В-четвертых, политика нацистских оккупационных властей была агрессивной и геноцидной, направленной на тотальную эксплуатацию и уничтожение. Коллаборационисты активно использовались в репрессиях и карательных операциях, что привело к гибели сотен тысяч бойцов Красной Армии и мирных жителей, как это было в случае с зондеркомандой СС «10-а» или действиями ОУН/УПА. Последствия коллаборационизма проявились в колоссальном ущербе суверенитету и безопасности СССР, а также в значительных экономических потерях. После освобождения советские власти проводили судебные процессы над «изменниками Родине», при этом дифференцированно подходя к оценке степени вины гражданского населения.

Наконец, историография проблемы коллаборационизма прошла сложный путь от замалчивания в советский период, обусловленного идеологическими соображениями, до активного изучения в постсоветское время. «Архивная революция» 1990-х годов открыла доступ к огромному массиву документов, что позволило российским и зарубежным историкам, таким как Семиряга, Ковалев, Кудряшов, Дробязко, провести глубокие исследования. Современные дискуссии сосредоточены на разграничении понятий «коллаборационизм» (сознательное предательство) и «сотрудничество» (вынужденное выживание), что позволяет более объективно оценивать человеческие судьбы в условиях беспрецедентной трагедии.

Феномен коллаборационизма, его глубокие корни и значительное влияние на ход и последствия Великой Отечественной войны остаются важной темой для дальнейшего академического исследования. Использование новых источников, междисциплинарный подход и отказ от идеологических штампов способствуют формированию более полной и объективной картины этого сложного и трагического явления в истории XX века.

Список использованной литературы

1. Барбюс, А. Палачи. Правда о белом терроре. Ленинград, 1959.
2. Великая Отечественная война 1941-1945: Военно-исторические очерки. Кн.4. Москва, 1999.
3. Война в тылу врага. Москва, 1974.
4. Гареев, М.А. О мифах старых и новых // Военно-исторический журнал. 1991. № 4.
5. Дашичев, В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т. 2. Москва, 1973.
6. Дробязко, С.И. Локотское самоуправление и РОНА. Москва: АСТ, 2000.
7. Дробязко, С. И. Советские граждане в рядах вермахта. К вопросу о численности // Великая Отечественная война в оценке молодых. Москва, 1997.
8. Ерин, М.Е. Советские военнопленные в Германии в годы Второй мировой войны // Вопросы истории. 1995. №1/2.
9. Из докладной записки генерал-майора Трухина (май 1942 г.) // Решин Л. Освободители: Власов и власовцы. Документы АБВЕРА, РОА, КОНР из архива КГБ // Родина. 1992. №8/9.
10. Из показаний графа Риттберга // Родина. 1993. №2.
11. Иосиф Сталин — Лаврентию Берии: «Их надо депортировать…» Документы, факты, комментарии. Москва, 1992.
12. Кирсанов, Н.А., Дробязко, С.И. Великая Отечественная война 1941-1945гг: национальные и добровольные формирования по разные стороны фронта // Отечественная история. 2001. №6.
13. Ковалев, Б.Н. Коллаборационизм в России в 1941-1945 гг.: типы и формы. Новгородский государственный университет. URL: http://www.novsu.ru/file/1029433 (дата обращения: 21.10.2025).
14. Коваль, М.В. Организация украинских националистов (ОУН): уроки истории // Отечественная история. 2003. №1.
15. Колесник, А. Каином не родятся // П.Д.В. 1987. №2.
16. Коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны // Столетие.ру. URL: https://www.stoletie.ru/tekst/kollaboracionizm_v_gody_velikoj_otechestvennoj_vojny_989.htm (дата обращения: 21.10.2025).
17. Коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны на территории Курской области в контексте историографии // РФЭИ. URL: https://www.rfefi.ru/ru/articles/kollaboracionizm-v-gody-velikoj-otechestvennoj-vojny-na-territorii-kurskoj-oblasti-v-kontekste-istoriografii (дата обращения: 21.10.2025).
18. Коллаборационизм и Сопротивление в Европе и Азии // Foxford.ru. URL: https://foxford.ru/wiki/istoriya/kollaboratsionizm-i-soprotivlenie-v-evrope-i-azii (дата обращения: 21.10.2025).
19. Коллаборационизм: причины, признаки и определения // Военно-исторический журнал. URL: https://vzh.ric.mil.ru/upload/site2/document_file/117/e983226a4220790327f2f11130454378.pdf (дата обращения: 21.10.2025).
20. Коллаборационисты и жертвы режима // Знамя. 1994. №8.
21. Коллаборационисты в мире и в России // История.РФ. 2023. URL: https://histrf.ru/read/articles/kollaboracionisty-v-mire-i-v-rossii (дата обращения: 21.10.2025).
22. КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В СССР В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ И ЕГО ИЗУЧЕНИЕ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ // Библиотека.бай. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ-В-СССР-В-ГОДЫ-ВЕЛИКОЙ-ОТЕЧЕСТВЕННОЙ-ВОЙНЫ-И-ЕГО-ИЗУЧЕНИЕ-В-РОССИЙСКОЙ-ИСТОРИОГРАФИИ (дата обращения: 21.10.2025).
23. Коняев, С. Власов до Власова // Подъем. 1995. №1/2.
24. Коренюк, Н. Трудно жить с мифами: Генерал Власов и РОА // Огонек. 1990. №46.
25. Кудряшов, С.В. Предатели, «освободители» или жертвы войны? // Свободная мысль. 1993. № 14.
26. Кульков, Е.Н., Мягков, М.Ю., Ржевский, О. А. Война 1941-1945. Москва: ОЛМА-ПРЕСС, 2005.
27. Левин, И. Генерал Власов по ту и эту сторону линии фронта (воспоминания, встречи, документы) // Звезда. 1995. №6.
28. Меморандум Власова – Боярского // Решин Л. Освободители: Власов и власовцы. Документы АБВЕРА, РОА, КОНР из архива КГБ // Родина. 1992. №8/9.
29. Мюллер, Н. Вермахт и оккупация. Москва, 1974.
30. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944 (фрагменты) / Б.Н. Ковалев. // Флибуста. URL: https://flibusta.is/b/279893/read (дата обращения: 21.10.2025).
31. Новейшая история России XX век. Т. 2. / Под ред. Киселева А.Ф. Москва: ВЛАДОС, 1998.
32. Новосельцев, Н. Андрей Андреевич Власов. Воспоминания // Родина. 1991. №3.
33. Положение о военном отделе Русской трудовой народной партии // Решин Л. Освободители: Власов и власовцы. Документы АБВЕРА, РОА, КОНР из архива КГБ // Родина. 1992. №8/9.
34. Преступные цели — преступные средства. Москва: Экономика, 1985.
35. Проблема коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны как уникальное явление. URL: http://ucom.ru/upload/iblock/c38/nauka.pdf (дата обращения: 21.10.2025).
36. Проблема коллаборационизма в СССР в годы Великой Отечественной войны в советской и российской историографии // Cyberleninka.ru. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/problema-kollaboratsionizma-v-sssr-v-gody-velikoy-otechestvennoy-voyny-v-sovetskoy-i-rossiyskoy-istoriografii (дата обращения: 21.10.2025).
37. Пуговкин, А. Горечь исторической правды // Звезда. 2003. №7.
38. Семиряга, М.И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы ВМВ. Москва: АСТ, 2000.
39. Сколько было лиц и у генерала Власова // Подъем. 1995. №1/2.
40. Соображения по работе Военного отдела РТНП // Решин Л. Освободители: Власов и власовцы. Документы АБВЕРА, РОА, КОНР из архива КГБ // Родина. 1992. №8/9.
41. Советский коллаборационизм (1941-1945 гг.): актуальность дефиниции и социокультурный дискурс // Cyberleninka.ru. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/sovetskiy-kollaboratsionizm-1941-1945-gg-aktualnost-definitsii-i-sotsiokulturnyy-diskurs (дата обращения: 21.10.2025).
42. Типология и разновидности коллаборационизма на территории СССР в период Великой Отечественной войны // Молодой ученый. URL: https://moluch.ru/archive/109/26511/ (дата обращения: 21.10.2025).
43. Удостоверение // Решин Л. Освободители: Власов и власовцы. Документы АБВЕРА, РОА, КОНР из архива КГБ // Родина. 1992. №8/9.
44. Феномен коллаборационизма на оккупированных нацистской Германией территориях СССР (1941–1944 гг.): точки зрения и оценки в историографии // Cyberleninka.ru. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/fenomen-kollaboratsionizma-na-okkupirovannyh-natsistskoy-germaniey-territoriyah-sssr-1941-1944-gg-tochki-zreniya-i-otsenki-v-istoriografii (дата обращения: 21.10.2025).
45. Эйде, И. Очаги национальной борьбы в Европе. Москва, 1945.
46. Эринбург, И. Люди, годы, жизнь. Кн.3 и 4. Москва, 1963.
47. Dallin, A. German rule in Russia 1941-1945. A study of occupation policies. London; New York, 1957.
48. LitIIejоhn, D. Foreign Legion of lire Third Reich. Vol. 4. San Jose, Calif., 1987.
49. Lagebesprechungen im Fuhrerhauptquartier: Protokolifragmcnte aus Hitlers militarisctien Konferenzen 1942-1945. Stuttgart, 1964.
50. New Iand, S. Cossacks in German army 1941-1945. London, 1991.
51. Thomas, N. Partisan warfare 1941-1945. London, 1983.