Конверсия в современном английском языке: Критический анализ теоретических моделей и продуктивность отсубстантивных глаголов (N → V) на материале XXI века

В динамично меняющемся ландшафте современного английского языка, где скорость появления новых слов поражает воображение, одним из наиболее интригующих и продуктивных явлений остается конверсия. Этот способ словообразования, который позволяет слову менять свою синтаксическую категорию без изменения внешней формы, представляет собой не только лингвистическую загадку, но и мощный механизм адаптации языка к меняющимся реалиям. Тем не менее, несмотря на свою очевидную значимость, конверсия по-прежнему является предметом острых теоретических дискуссий, особенно в части ее сущности: является ли она полноценным деривационным процессом с невыраженным аффиксом или же, скорее, функциональным сдвигом, отражающим лишь синтаксическое использование уже существующей лексемы. Понимание этого различия критически важно, так как оно определяет подход к изучению словообразовательных процессов в целом.

Настоящее исследование ставит своей целью не просто описать явление конверсии, но и провести критическую деконструкцию существующих теоретических моделей, сопоставив классические подходы с новейшими концепциями, появившимися в лингвистике после 2000-х годов. Особое внимание будет уделено продуктивности и семантической мотивации отсубстантивных глаголов (N → V), чей класс активно пополняется под влиянием информационных технологий и брендинга в XXI веке. Мы выдвигаем гипотезу о том, что парадигма «функционального сдвига» предлагает более адекватное и гибкое объяснение многообразия конверсионных процессов, чем традиционная «нулевая деривация». Для подтверждения этой гипотезы и обеспечения эмпирической достоверности исследования будет активно использоваться корпусная методология, опирающаяся на данные таких авторитетных корпусов современного английского языка, как Corpus of Contemporary American English (COCA) и British National Corpus (BNC).

Теоретические концепции конверсии: От «Нулевой деривации» к «Функциональному сдвигу»

Феномен конверсии, когда одно и то же слово может функционировать в различных синтаксических ролях, не меняя при этом своей морфологической формы, на протяжении десятилетий находится в центре внимания лингвистов. В академической среде для обозначения этого явления сосуществуют несколько терминов, каждый из которых несет в себе определенные теоретические пресуппозиции. «Конверсия» (conversion) – это общий термин, который широко используется, например, И.В. Арнольдом, и описывает процесс присвоения существующему слову новой синтаксической категории. Параллельно с ним используются «функциональный сдвиг» (functional shift) и «транспозиция» (transposition), которые акцентируют внимание на изменении синтаксической функции без обязательного постулирования словообразовательного процесса. Однако, пожалуй, наиболее дискуссионным является термин «нулевая деривация» (zero-derivation), предполагающий наличие невыраженного аффикса, что поднимает вопрос о его реальном существовании.

Концепция «Нулевой деривации» Х. Марчанда и критерий открытого аналога (Overt Analogue Criterion)

В середине XX века одним из наиболее влиятельных теоретиков конверсии стал Ганс Марчанд (Hans Marchand), который в своей фундаментальной работе «The Categories and Types of Present-Day English Word-Formation» (1969) предложил концепцию «нулевой деривации». Согласно Марчанду, конверсия – это полноценный деривационный процесс, в котором задействован невыраженный, или «нулевой», аффикс (Ø). Этот невидимый морф, по его мнению, выполняет ту же словообразовательную функцию, что и явные, материально выраженные аффиксы.

Ключевым аргументом в пользу концепции нулевой деривации Марчанд считал Критерий Открытого Аналога (Overt Analogue Criterion, OAC). Суть OAC заключается в том, что наличие нулевого аффикса постулируется в тех словообразовательных парах, где существуют явные суффиксы, выполняющие аналогичную функцию. Например, глагол to land образует имя действия landing с помощью суффикса -ing. По аналогии, когда глагол to stop образует существительное a stop (остановка), Марчанд предполагал наличие нулевого суффикса Ø, который «транспонирует» глагол в существительное, превращая действие в его результат или акт. Таким образом, OAC позволял «увидеть» отсутствие, проецируя его на присутствие в похожих, но явно выраженных морфологических паттернах, что, как показывает дальнейший анализ, не всегда корректно.

Критическая оценка нулевой морфемы и обоснование «Функционального сдвига»

Несмотря на элегантность концепции Марчанда, современная лингвистика подвергает ее серьезной критике, склоняясь к интерпретации конверсии как «функционального сдвига» или отношения между лексемами, а не как деривационного процесса с нулевым аффиксом. Основной контраргумент против нулевой морфемы заключается в ее чрезмерной семантической многоплановости.

Если мы проанализируем различные классы конверсивов, то обнаружим, что предполагаемый Ø-аффикс должен обладать исключительно широкой семантической емкостью. Он должен был бы отвечать за самые разнообразные значения, которые нехарактерны для традиционных, явно выраженных морфем. Например, в отсубстантивных глаголах (N → V) «нулевой» морф должен был бы означать:

• «использовать N как инструмент» (например, to finger — «перебирать пальцами»);
• «помещать в N» или «располагаться на N» (например, to bottle — «помещать в бутылку»);
• «покрывать N» или «делать из N» (например, to paint — «покрывать краской»);
• «выступать в качестве N» (например, to head — «возглавлять»).

Таким образом, гипотетический нулевой аффикс должен был бы покрывать по меньшей мере четыре основных семантических типа: Инструмент, Локация, Пациенс/Результат и Агент. Это разнообразие функций ставит под сомнение саму идею о существовании одного, пусть и невыраженного, морфа, способного порождать столь широкий спектр значений. Как правило, явные деривационные аффиксы обладают гораздо более ограниченной и предсказуемой семантикой. Например, суффикс -er всегда означает «агент действия», а -tion — «действие» или «результат действия». Разве это не указывает на то, что мы имеем дело скорее с функциональным изменением, нежели с невидимым морфом?

Следовательно, концепция «функционального сдвига» оказывается более убедительной. Она не постулирует наличие невидимого элемента, а рассматривает конверсию как гибкое использование уже существующей лексемы в новой синтаксической функции, мотивированное контекстом и семантическими отношениями. Это позволяет объяснить богатство и вариативность значений конверсивов без привлечения сомнительных морфологических конструкций.

Проблема разграничения конверсии и омонимии в синхронной лингвистике

Вопрос о разграничении конверсии и омонимии является одним из наиболее сложных и дискуссионных в синхронной лексикологии английского языка. Морфологическая бедность языка, в частности отсутствие развитой системы флексий, часто приводит к формальному совпадению слов, относящихся к разным частям речи. Это создает трудности в определении, имеем ли мы дело с результатом продуктивного словообразовательного процесса (конверсии) или же с двумя независимыми лексическими единицами, случайно совпавшими по форме (омонимией).

Исторический взгляд: Концепция А.И. Смирницкого о лексико-грамматических омонимах

В отечественной лингвистике значительное влияние на понимание конверсии оказали работы А.И. Смирницкого. В своей классической работе «Лексикология английского языка» (1956) он относил конверсионные пары к категории лексико-грамматических омонимов, или patterned homonymy. Смирницкий исходил из того, что, хотя слова в таких парах (например, book_N и to book_V) и имеют общую основу, их принадлежность к разным частям речи, а следовательно, и разная грамматическая парадигма, делает их формально различными единицами языка. Он подчеркивал, что эти омонимы образуют регулярные структурные модели, что отличает их от случайных омонимов, не имеющих системной связи.

Однако, в современных исследованиях взгляд Смирницкого на конверсионные пары как на разновидность омонимии часто оспаривается. Главный аргумент против такой классификации — это наличие внутренней семантической мотивированности в парах конверсивов. В отличие от истинных омонимов (например, bank «берег реки» и bank «финансовое учреждение»), где семантическая связь отсутствует или полностью разорвана, конверсивы сохраняют очевидную смысловую связь между исходным и производным значениями. Глагол to book («забронировать») напрямую мотивирован значением существительного book («книга», в смысле «запись», «регистрация»). Таким образом, игнорирование этой семантической связи и сведение конверсии к омонимии не позволяет полностью уловить динамику и продуктивность этого способа словообразования, что снижает ценность такого подхода.

Комплекс объективных критериев разграничения

Для объективного разграничения конверсии и омонимии в синхронной лингвистике используется комплекс критериев, которые позволяют определить наличие или отсутствие словообразовательной связи:

1. Критерий внутренней семантической мотивированности: Это, пожалуй, наиболее важный критерий. Конверсивы всегда демонстрируют четкую, прозрачную семантическую связь между исходным и производным значениями. Значение конверсива можно вывести из значения исходной лексемы путем перефразирования (semantic paraphrase). Например, to bottle «помещать в бутылку» очевидно мотивировано существительным bottle «бутылка». Для омонимов такая мотивированность отсутствует (bank_N «берег» и bank_N «банк» не связаны семантически).
2. Дистрибутивный анализ и анализ синтаксического поведения: Конверсивы, принадлежащие к разным частям речи, демонстрируют различные синтаксические и морфологические характеристики, что является ключевым индикатором их грамматического статуса.
   • Парадигмы словоизменения (инфлекции): Существительные принимают аффиксы множественного числа (N_Plural) и притяжательного падежа (N_Possessive) (например, books, book’s), тогда как глаголы — аффиксы времени, лица и числа (V_-s/-es, V_-ed, V_-ing) (например, books «он бронирует», booked, booking). Эти различия в формах словоизменения позволяют четко разграничить их.
   • Синтаксические позиции: Каждая часть речи занимает определенные позиции в предложении. Существительные выступают в роли подлежащего, дополнения, именной части сказуемого; глаголы — в роли сказуемого. Например, The book is on the table (N) vs. Please book a flight (V).
3. Тест на наличие/отсутствие деривационного аффикса (в контексте нулевой деривации): Хотя сама концепция нулевой деривации оспаривается, этот тест может быть использован для демонстрации «пробелов» в морфологической системе. Если для явного процесса деривации (например, V → N) существует аффикс (to arrive → arrival), но в аналогичном случае его нет (to stop → a stop), это косвенно указывает на конверсию как на способ заполнения деривационной лакуны. Однако, как было отмечено выше, этот тест не доказывает существование нулевого аффикса, а скорее указывает на функциональный сдвиг.

Таким образом, сочетание этих критериев позволяет проводить четкое разграничение между продуктивным процессом конверсии, сохраняющим семантическую мотивированность и демонстрирующим регулярные грамматические трансформации, и омонимией, где такая связь утрачена.

Динамика и продуктивность конверсионных моделей на материале XXI века

Конверсия, несомненно, является одним из наиболее динамичных и продуктивных способов пополнения словарного состава современного английского языка. Ее высокая активность обусловлена структурными особенностями языка, и в XXI веке она продолжает демонстрировать устойчивую тенденцию к экспансии, охватывая все новые лексические пласты.

Диахронический контекст: Распад флективной системы и роль конкурирующих моделей

Диахронические исследования проливают свет на истоки продуктивности конверсии. Общепринято, что одна из главных предпосылок ее возникновения и широкого распространения связана с распадом флективной системы в ранний среднеанглийский период, примерно с XIII века. Утрата четких окончаний, которые ранее служили маркерами частей речи (например, существительные и глаголы в древнеанглийском имели разные флексии), привела к формальному тождеству многочисленных слов, относящихся к разным грамматическим категориям. Классик языкознания О. Есперсен (O. Jespersen) активно подчеркивал эту прямую связь, утверждая, что именно морфологическое упрощение открыло дорогу конверсии.

Однако Х. Марчанд, несмотря на его приверженность концепции нулевой деривации, предлагал более нюансированный взгляд, который заслуживает внимания. Он оспаривал прямую и исключительную зависимость от утраты флексий, указывая на то, что широкое развитие конверсии началось в XIII веке, когда остатки флексий еще были достаточно различимы. Марчанд связывал распространение конверсии с отсутствием конкурирующих словообразовательных моделей, особенно в случае образования глаголов от существительных. В тот период не существовало столь же продуктивных аффиксов, способных выполнять эту функцию, что создавало «пространство» для конверсии как эффективного механизма. Оба взгляда не исключают, а дополняют друг друга: морфологическая редукция создала благоприятную почву, а отсутствие конкуренции со стороны других словообразовательных средств обеспечило конверсии ведущую роль.

Количественные показатели и жанровая специфика (по данным корпусов)

В XXI веке конверсия не только сохраняет свою продуктивность, но и демонстрирует новые тенденции, которые можно отследить с помощью корпусного анализа. Современные корпусы, такие как COCA (Corpus of Contemporary American English) и BNC (British National Corpus), являются незаменимыми инструментами для количественного определения продуктивности, позволяя отслеживать частотность новых конверсивов, их распределение по жанрам и выявлять актуальные семантические модели.

Корпусные исследования показывают, что традиционно наиболее продуктивными конверсионными моделями остаются:

• N → V (отсубстантивные глаголы): например, hand → to hand («передавать»).
• V → N (субстантивация): например, to make → a make («производство», «тип»).
• Adj → V (отприлагательные глаголы): например, grey → to grey («седеть»).

Однако, при детализированном анализе становится очевидным, что наиболее продуктивной моделью остается V → N (субстантивация). Примеры, такие как a catch-up («наверстывание»), a rollover («перенос»), a startup («стартап»), демонстрируют высокую частотность в различных жанрах. Эта модель активно используется для номинации действий, процессов и их результатов.

Что касается модели N → V, корпусный анализ выявляет интересную жанровую специфику. Хотя она менее продуктивна, чем V → N в общем объеме языка, ее распространение значительно смещается в сторону неформальных источников, блогов, социальных сетей, субтитров к ТВ-шоу и фильмам, а также текстов, связанных с новыми технологиями. Это указывает на то, что модель N → V является своего рода индикатором языковых инноваций и быстрого реагирования языка на новые реалии. Больше информации о отсубстантивных глаголах можно найти в следующем разделе.

Экспансия конверсии на новые типы исходных единиц

В XXI веке конверсия демонстрирует устойчивую тенденцию к экспансии, охватывая не только традиционные существительные, глаголы и прилагательные, но и совершенно новые пласты исходных единиц. Это подтверждает высокую системность и адаптивность данного процесса.

Особенно показательным является образование глаголов от инициальных аббревиатур (акронимов). Этот феномен является прямым следствием ускорения коммуникации и появления новых цифровых каналов:

• to DM (от Direct Message) — «отправить личное сообщение».
• to CC (от Carbon Copy) — «отправить копию (электронного письма)».
• to LOL (от Laugh Out Loud) — «громко смеяться» или «выражать смех в переписке». Этот глагол был официально признан Оксфордским словарем английского языка (OED) в 2011 году, что является ярким свидетельством его лексикализации.

Кроме того, наблюдается тенденция к образованию существительных от глагольных словосочетаний (фразовых глаголов), что также свидетельствует о гибкости конверсии:

• to break down → a breakdown («поломка», «нервный срыв»).
• to take off → a take-off («взлет»).
• to start up → a startup («стартап», «запуск»).

Эти примеры наглядно демонстрируют, как конверсия адаптируется к современным коммуникативным потребностям, превращая сложные многокомпонентные единицы в компактные и функциональные однословные лексемы. Это не только упрощает коммуникацию, но и отражает общую тенденцию к экономии языковых средств.

Углубленный анализ отсубстантивных глаголов (N → V): Влияние технологий и брендинга

Модель N → V (отсубстантивные глаголы) является одной из наиболее продуктивных и динамично пополняемых конверсионных моделей в современном английском языке. Ее семантическая структура представляет собой богатое поле для анализа, позволяя выделить несколько основных типов отношений между значением исходного существительного и образованного от него глагола.

Классические семантические модели N → V

Семантический анализ отсубстантивных глаголов позволяет классифицировать их по тому, какое семантическое отношение связывает исходное существительное с действием, выраженным глаголом. Среди наиболее часто встречающихся моделей выделяют:

1. Инструментальная семантическая модель (N_{Инструмент} → V): В этой модели существительное обозначает инструмент или средство, с помощью которого совершается действие. Глагол приобретает значение «использовать N как инструмент/средство».
   • Пример: to finger (от finger «палец») — «перебирать (что-либо) пальцами», «трогать пальцами».
   • Пример: to hammer (от hammer «молоток») — «забивать молотком».
   • Пример: to spoon (от spoon «ложка») — «есть ложкой», «накладывать ложкой».
2. Локативная модель (N_{Локация} → V): Исходное существительное указывает на место или емкость. Глагол приобретает значение «помещать в N», «располагать на N» или «находиться в N».
   • Пример: to bottle (от bottle «бутылка») — «помещать в бутылку», «разливать по бутылкам».
   • Пример: to pocket (от pocket «карман») — «класть в карман».
   • Пример: to kennel (от kennel «конура») — «помещать в конуру».
3. Модель Пациенса/Результата (N_{Пациенс}/R_{Результат} → V): В этом случае существительное обозначает объект действия (пациенс) или результат действия. Глагол приобретает значение «покрывать N», «производить N», «делать из N».
   • Пример: to paint (от paint «краска») — «покрывать краской», «красить».
   • Пример: to paper (от paper «бумага») — «обклеивать бумагой».
   • Пример: to dust (от dust «пыль») — «удалять пыль», «покрывать пылью».

Все эти модели объединяет перефразируемость (semantic paraphrase), которая является важным доказательством их производного характера и семантической мотивированности. Возможность выразить значение конверсива через фразу, содержащую исходное существительное, четко отличает их от омонимов. Например, to head («возглавлять») можно перефразировать как ‘act as a head of something’, что указывает на его связь с существительным head («голова», «глава»).

Новейшие инструментальные глаголы-конверсивы: Кейсы брендов и технологий

Особый интерес в XXI веке представляет активное пополнение класса инструментальных глаголов-конверсивов, которое происходит под непосредственным влиянием новых технологий, цифровых сервисов и глобальных брендов. Эти глаголы обозначают действие, совершаемое с использованием предмета или сущности, названной исходным существительным, и демонстрируют удивительную скорость лексикализации и синтаксической адаптации.

Рассмотрим несколько ярких примеров:

1. to Google (от Google «название поисковой системы»): Этот глагол, появившийся в начале 2000-х, означает «искать информацию в интернете с помощью поисковой системы Google». Его быстрая лексикализация привела к тому, что он стал синонимом «искать в интернете» в целом, независимо от используемого поисковика.
   • Семантическая парафраза: ‘to search using Google’.
2. to Zoom (от Zoom «название платформы для видеоконференций»): Возникший в 2020 году в условиях глобальной пандемии, этот глагол молниеносно вошел в повседневную речь. Он означает «проводить видеоконференцию через платформу Zoom».
   • Семантическая парафраза: ‘to conduct a video conference via Zoom’.
3. to Uber (от Uber «название сервиса такси»): Глагол to Uber означает «заказывать поездку через приложение Uber» или «добираться куда-либо с помощью сервиса Uber». Он отражает стремительное развитие шеринговой экономики.
   • Семантическая парафраза: ‘to order a ride using Uber’.
4. to Venmo (от Venmo «название платежной системы»): Этот глагол, распространенный преимущественно в США, означает «переводить деньги через платежную систему Venmo». Он подчеркивает легкость и повсеместность цифровых транзакций.
   • Семантическая парафраза: ‘to transfer money using Venmo’.
5. to FedEx (от FedEx «название курьерской службы»): Бренд FedEx был официально включен в словарь Merriam-Webster как глагол to FedEx («отправить посылку экспресс-почтой») еще в 2006 году. Этот пример наглядно демонстрирует, как названия компаний, ставшие нарицательными благодаря своему доминированию на рынке, быстро конверсируются в глаголы, обозначающие действие, связанное с их услугами.
   • Семантическая парафраза: ‘to send a package via FedEx’.

Эти кейсы подтверждают исключительную продуктивность модели N → V и ее чувствительность к социокультурным и технологическим изменениям. Семантическая парафраза «использовать N как средство» остается консистентной для всех этих примеров, что доказывает их принадлежность к инструментальной модели конверсии и подтверждает их производный характер. Быстрая лексикализация этих конверсивов, их включение в словари и активное использование в корпусах (особенно в неформальных и технологических жанрах) свидетельствуют о жизнеспособности и адаптивности английского языка в условиях современного мира.

Заключение

Исследование конверсии в современном английском языке, проведенное с учетом новейших теоретических концепций и корпусных данных XXI века, позволило не только деконструировать классические представления, но и значительно углубить понимание этого феномена. Мы подтвердили, что в современной лингвистике наблюдается отчетливый переход от концепции «нулевой деривации» к модели «функционального сдвига». Аргументы, основанные на чрезмерной семантической многоплановости гипотетического Ø-аффикса, который должен был бы покрывать целый спектр несвязанных значений (Инструмент, Локация, Результат, Агент), убедительно демонстрируют ограниченность теории нулевой морфемы. «Функциональный сдвиг» же, напротив, предлагает более гибкое и адекватное объяснение способности лексемы менять свою синтаксическую категорию, ориентируясь на контекст и устойчивые семантические отношения, без постулирования невидимых элементов.

В ходе исследования также была решена проблема разграничения конверсии и омонимии. Показано, что, несмотря на исторический взгляд, представленный А.И. Смирницким, современные критерии, такие как внутренняя семантическая мотивированность, дистрибутивный анализ и различия в парадигмах словоизменения, позволяют четко дифференцировать эти явления. Конверсия, в отличие от омонимии, всегда сохраняет прозрачную семантическую связь между исходной и производной единицей, что подтверждается возможностью семантической парафразы.

Анализ продуктивности конверсионных моделей на материале XXI века, подкрепленный данными корпусов COCA и BNC, подтвердил ее системность и экспансивный характер. Установлено, что, хотя модель V → N (субстантивация) остается наиболее продуктивной в общем языковом объеме, модель N → V (отсубстантивные глаголы) демонстрирует значительный рост и смещение в сторону неформальных жанров, связанных с новыми медиа и технологиями. Особый акцент был сделан на экспансии конверсии на новые типы исходных единиц, такие как инициальные аббревиатуры (to DM, to LOL) и фразовые глаголы (a breakdown), что подчеркивает ее адаптивность к современным коммуникативным потребностям.

Углубленный семантический анализ отсубстантивных глаголов (N → V) выявил динамичное пополнение класса инструментальных конверсивов. Подробное рассмотрение кейсов to Zoom, to Uber, to Venmo и to FedEx наглядно продемонстрировало, как названия брендов и технологических сервисов быстро лексикализуются в глаголы, обозначающие действие, совершаемое с их помощью. Эти примеры не только подтверждают жизнеспособность инструментальной модели «использовать N как средство», но и служат ярким свидетельством реакции языка на инновации и глобализацию.

Перспективы дальнейших исследований конверсии включают более детальный анализ влияния глобализации на скорость лексикализации конверсивов, изучение их прагматических функций в различных коммуникативных контекстах, а также сопоставительный анализ конверсии в английском и других языках для выявления универсальных и специфических черт этого уникального словообразовательного процесса, что позволит создать более полную картину этого явления.

Список использованной литературы

1. Большой энциклопедический словарь. Языкознание. Главный редактор В.Н. Ярцева. 2-ое (репринтное) издание «Лингвистического энциклопедического словаря» 1990 года. М., 1998.
2. Захаренко Е.Н., Комарова Л.Н., Нечаева И.В. Новый словарь иностранных слов. Изд. 2-е, стереотипное. М., 2006.
3. Кабакчи, В. В. Основы англоязычной межкультурной коммуникации / В. В. Кабакчи. СПб. : РГПУ им. А. И. Герцена, 1998. 173 с.
4. Кубрякова Е.С. Деривация. Транспозиция. Конверсия // Вопросы языкознания. 1974. № 5. С. 64.
5. Левковская К. А. Теория слова, принципы ее построения и аспекты изучения лексического материала. М., 1962.
6. Лопатин В.В. Нулевая аффиксация в системе русского словообразования. // Вопросы языкознания. М., 1966. № 1.
7. Манучарян Р.С. Словообразовательные значения и формы в русском и армянском языках: учебное пособие для филол. факультетов вузов. Ереван: Луйс, 1981.
8. Прунтова Е.В. О структурно-семантических особенностях производных слов с непроизводными основами (на материале отсубстантивных глаголов современного немецкого языка): Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1976.
9. Расторгуева, Т.А. История английского языка [Текст] : учебник / Т.А. Расторгуева. – М. : Астрель, 2001. – 352 с.
10. Русская грамматика: В 2 т. / редколл.: Н.Ю. Шведова (гл. ред.) и др. М.: Наука, 1980.
11. Смирницкий А.И. Лексикология современного английского языка. М., 1998.
12. Степанова М.Д. Словообразование современного немецкого языка. М.: Изд-во иностр. лит., 1953.
13. Степанова М.Д., Фляйшер В. Теоретические основы словообразования в современном немецком языке. М.: Высш. шк., 1984.
14. Улуханов И.С. Мотивация и производность (о возможностях синхронно-диахронического описания языка) // Вопросы языкознания. 1992. № 2. С. 5–20.
15. Юрчук В.В. Современный словарь по логике. Минск: Современное слово, 1999.
16. Adams V. An Itroduction to Modern English Word-formation. Longman, 1973.
17. Brown, D. Digital Fortress / D. Brown. St. Martin’s Paperbacks, 2004. 430 p.
18. Claus U., Kutschera R. Bockstarke Klassiker. Frankfurt-am-Mein, 1988.
19. Ehmann H. Voll konkret. München: Beck`sche Reihe, 2001.
20. Fanego, T. Motion events in English: The emergence and diachrony of manner salience from Old English to Late Modern English [Text] / T. Fanego // Folia Linguistica Historica. – 2012. – Vol. 33. – P. 29–85.
21. Hazlitt W. A New and Improved Grammar of the English Tongue: for the use of schools. London, 1810.
22. Henzen W. Deutsche Wortbildung. Tübingen, Niemeyer, 1957.
23. Jespersen, O. Growth and structure of the English language [Text] / O. Jespersen. – Leipzig : B.G. Teubner, 1912. – 308 p.
24. Marchand H. A Set of Criteria for Establishing of Derivational Relationship Between Words Unmarked by Derivational
25. Marchand, H. The categories and Types of Present- Day English Word-Formation. A Synchronic-Diachronic Approach [Text] / H. Marchand. – 2nd ed. – Munchen : C.H. Beck’sche Verlagsbuchhandlung, 1969. – 547 р.
26. Morphemes. Studies in Syntax and Word-formation. Munchen: Wilhem Funk, 1974.