В предисловии к английскому переводу своего романа «Подвиг», названному «Glory», Владимир Набоков упомянул о «взмахах волшебной палочки» (wand-stroke), сравнивая создание этого произведения с шахматной задачей, которую «дьявольски трудно было сконструировать». Это неслучайное замечание великого мастера слова сразу же задаёт тон для глубокого погружения в художественный мир романа, открывая перед исследователем широкие перспективы для анализа его фольклорных и сказочных корней.
Введение: Роман Набокова «Подвиг» в контексте интертекстуальности и фольклористики
Роман Владимира Набокова «Подвиг», зачастую остающийся в тени его более известных произведений, представляет собой уникальное явление в творчестве писателя, глубоко пронизанное мотивами волшебной сказки и сложной интертекстуальной игрой. Это произведение, написанное в ранний период эмиграции, является не просто историей молодого русского скитальца, но и сложным лабиринтом смыслов, где реальность переплетается с вымыслом, а повседневность — с мифопоэтическим видением. Актуальность исследования обусловлена необходимостью более глубокого осмысления «Подвига» как многоуровневого текста, в котором сказочные структуры служат не только формообразующим, но и мировоззренческим началом. Ведь только через признание этой глубинной связи с фольклором можно по-нанастоящему оценить новаторство Набокова и его мастерство в создании уникальных художественных миров.
Настоящая работа ставит своей целью углубление понимания функционирования, трансформации и художественной роли мотивов волшебной сказки в романе В. Набокова «Подвиг». Мы рассмотрим, как Набоков, используя сказочные архетипы и сюжетные схемы, создает уникальную авторскую поэтику, где традиционные фольклорные элементы обретают новое, зачастую парадоксальное, звучание.
Структура работы отражает комплексный подход к исследованию: от теоретических основ и морфологического анализа сказки по В.Я. Проппу до детального изучения художественного мира романа, его сказочных параллелей, функций двоемирия, интертекстуальных связей и, наконец, интерпретации «Подвига» как уникальной авторской «мета-сказки». Такой подход позволит не только систематизировать уже известные наблюдения, но и выявить новые грани смыслообразования в этом произведении, подчеркнув его художественную ценность и роль в контексте всего творчества Набокова.
Теоретические основы исследования: Ключевые понятия и концепции
Прежде чем приступить к детальному анализу романа «Подвиг», необходимо четко определить теоретический фундамент исследования. Литературоведение, будучи наукой о языке искусства, оперирует сложной системой категорий, понимание которых критически важно для корректного и глубокого анализа художественного текста. В нашем случае, такими краеугольными камнями станут мотив, сюжет, двоемирие, интертекстуальность, аллюзия, мифопоэтика и, конечно, сама волшебная сказка.
Мотив и сюжет в контексте волшебной сказки
В литературоведении мотив представляет собой нечто большее, чем просто повторяющийся образ или идея. Согласно А.Н. Веселовскому, мотив — это наименьшая самостоятельная единица повествования, своего рода архетипическая формула, лежащая в основе сюжетов мифа и сказки. Его отличительной чертой является образный одночленный схематизм, который не подлежит дальнейшему разложению. Мотив, как устойчивый и исторически стабильный элемент, способен безгранично повторяться и варьироваться, проявляясь как в виде отдельного слова, так и в более сложных формах — словосочетаний, повторяющихся деталей, а иногда и оставаясь лишь угадываемым, уходящим в подтекст. Он обладает повышенной семантической насыщенностью, активно причастен теме и концепции произведения, но не исчерпывает их полностью.
В отличие от мотива, сюжет охватывает развитие действия, ход событий в повествовательных и драматических произведениях. Это система событий, упорядоченная автором с целью создания целостного художественного мира. Важно различать сюжет и фабулу: фабула — это хронологическая последовательность событий в мире произведения, тогда как сюжет — это то, как эти события представлены автором, с какой точки зрения и в какой последовательности он их изображает, что может включать инверсии, ретроспекции и другие композиционные приемы. В контексте волшебной сказки, сюжет часто следует определенным, хорошо узнаваемым моделям, которые мы подробнее рассмотрим, обращаясь к работам В.Я. Проппа.
Двоемирие: от романтической эстетики к поэтике Набокова
Концепция двоемирия является одним из ключевых понятий для понимания романтической эстетики и, как мы увидим, поэтики Набокова. В русскоязычном литературоведении этот термин, связанный с романтизмом (в частности, с Э.Т.А. Гофманом), был впервые осмыслен Виктором Жирмунским в его статье «Поэзия Александра Блока» (1921), а позднее Юрий Манн применил его к русской литературе, включая творчество Владимира Одоевского.
Двоемирие подразумевает дифференциацию бытового, внешнего мира и прекрасного, идеального мира, существующего в сознании романтического героя. Это сопоставление и противопоставление реального и воображаемого миров, разделённость бытия на две части. В произведениях, где присутствует двоемирие, герой часто стремится покинуть мир обыденности и погрузиться в мир своей мечты, идеалов или фантазий, который для него оказывается гораздо более реальным и значимым. Эта концепция глубоко укоренена в творчестве Набокова, становясь одним из ключевых принципов его поэтики.
Интертекстуальность и аллюзия как механизмы смыслообразования
Интертекстуальность, термин, введенный Юлией Кристевой в 1967 году, обозначает общее свойство текстов вступать в диалог друг с другом. Это своеобразная «цитатная мозаика», где один текст или его части могут явно или неявно ссылаться на другие. Интертекстуальность позволяет тексту быть многомерным, обогащая его смысловое поле за счет культурных ассоциаций и отсылок.
Частным проявлением интертекстуальности является аллюзия — стилистическая фигура, содержащая указание, аналогию или намек на некий литературный, исторический, мифологический или политический факт, широко известный в текстовой культуре или разговорной речи. Аллюзия — это своего рода авторская отсылка к известному художественному тексту, культурному явлению или личности, которая требует от читателя определённого культурного багажа для её дешифровки. И интертекстуальность, и аллюзия играют важную роль в создании художественной ткани «Подвига», связывая его с обширным культурным и фольклорным контекстом.
Мифопоэтика и её роль в литературоведческом анализе
Мифопоэтика — это метод исследования литературных явлений, ориентированный на мифопоэтические модели. Он позволяет проследить генезис, развитие и функции мифологических структур в создании целостной картины мира произведения, а также их трансформацию. Среди ключевых исследователей мифопоэтики выделяют К. Леви-Стросса, Э. Кассирера, М. Элиаде и Е.М. Мелетинского. Основными способами описания семантики мифопоэтической модели мира служат системы мифологем и бинарных оппозиций (например, верх-низ, день-ночь, жизнь-смерть). Мифопоэтика изучает, как в произведении оформляются мифологические структуры, как та или иная мифологема проявляется в качестве универсального сюжета или образа.
В этом контексте, волшебная сказка предстаёт как один из наиболее ярких объектов мифопоэтического анализа. Это повествование о необыкновенных событиях и приключениях с фантастическими персонажами, чудесами и магией. Её особенности включают волшебные предметы, помощников, превращения, характерные троекратные повторы, постоянные эпитеты и, конечно, узнаваемый зачин. Традиционные зачины волшебных сказок, такие как «В некотором царстве, в некотором государстве…» или «Жили-были…», сразу вводят читателя в фантастическое пространство и время действия. В основе волшебной сказки часто лежит образ инициации: герою предстоит отправиться в «иное царство», чтобы добыть невесту, сокровища или обрести новый статус, после чего он должен успешно вернуться домой, пройдя через ряд испытаний и трансформаций.
Морфология волшебной сказки по В.Я. Проппу и её применимость к роману Набокова
В.Я. Пропп, выдающийся русский фольклорист, в своей знаковой работе «Морфология сказки», опубликованной в 1928 году, совершил настоящую революцию в изучении фольклора. Его исследование, основанное на анализе ста волшебных сказок из сборника А.Н. Афанасьева, выявило удивительную структурную однотипность этих текстов, несмотря на их внешнее разнообразие. Идеи Проппа оказали колоссальное влияние на развитие структурализма и нарратологии, став универсальным инструментом для анализа сюжетных построений.
Ключевые положения «Морфологии сказки» состоят в следующем:
- Постоянство функций: Пропп обнаружил, что устойчивыми элементами сказки являются функции действующих лиц, а не сами персонажи. Функции остаются неизменными, независимо от того, кто и как их выполняет.
- Ограниченное число функций: Всего Пропп выделил 31 функцию, которые образуют основные составные части волшебной сказки.
- Одинаковая последовательность: Последовательность этих функций всегда одинакова в фольклорных волшебных сказках, что подтверждает их морфологическую однотипность.
- Переменные параметры: При этом переменными остаются количество и способы исполнения функций, мотивировки и атрибуты персонажей, а также языковой стиль.
- Связь с древними представлениями: Пропп предполагал, что корни волшебных сказок уходят в древние религиозные представления и обряды инициации.
Все пропповские функции распределяются между семью типами действующих лиц:
- Герой: Главный протагонист, совершающий подвиг.
- Антагонист (вредитель): Противостоящая сила, создающая конфликт.
- Даритель волшебных средств: Персонаж, предоставляющий герою магические предметы или знания.
- Волшебный помощник: Существо или объект, помогающий герою в его приключениях.
- Царевна или её отец: Объект поисков или источник трудной задачи.
- Отправитель: Персонаж, инициирующий путешествие героя.
- Ложный герой: Персонаж, пытающийся узурпировать победу истинного героя.
Среди примеров функций Пропп выделяет:
- Отлучка кого-либо из членов семьи.
- Запрет и его нарушение.
- Вредительство (или недостача).
- Получение волшебного средства.
- Борьба и победа.
- Возвращение героя.
- Трудная задача и её решение.
- Узнавание, наказание, свадьба.
Методология адаптации и применения пропповских функций к анализу романа Набокова:
Применение строгой морфологии Проппа к роману, тем более такому сложному, как «Подвиг», требует гибкой адаптации, учитывающей авторскую трансформацию и инверсию сказочных структур. Набоков не пересказывает сказки, а играет с их элементами, создавая сложную «мета-сказку». Наша методология включает следующие шаги:
- Идентификация прототипов функций: Определить, какие персонажи или события в романе соответствуют пропповским действующим лицам и функциям. Например, Мартын Эдельвейс, очевидно, является Героем, но его «подвиг» трансформируется из традиционного внешнего подвига в глубоко внутренний, экзистенциальный.
- Анализ трансформации функций: Исследовать, как Набоков изменяет или инвертирует традиционные функции. Вместо явного вредительства может быть экзистенциальное давление мира, вместо волшебного средства – иллюзия или внутреннее прозрение.
- Изучение последовательности и её нарушений: Отметить, сохраняется ли пропповская последовательность функций, или Набоков сознательно нарушает её, создавая нелинейное повествование или усиливая эффект «нереальности». Например, функция «свадьбы» может быть заменена на «несостоявшуюся свадьбу» или «уход в иное царство».
- Выявление «скрытых» функций: Некоторые функции могут быть неявно выражены, уходя в подтекст или символику. Например, «отлучка» может быть эмиграцией, а «возвращение» — метафизическим, а не физическим.
- Сравнение с фольклорными аналогами: Сопоставить набоковские трансформации с их традиционными фольклорными или литературными аналогами для выявления авторской уникальности.
- Лингвостилистический аспект: Рассмотреть, как языковая игра, метафоричность и другие стилистические приёмы Набокова способствуют усилению сказочной атмосферы или, наоборот, её деконструкции, подчеркивая искусственность «волшебства».
Пример применения: функция «трудная задача». В традиционной сказке герой должен выполнить ряд условий. В «Подвиге» таковой может быть стремление Мартына к идеалу, к некоему высшему «подвигу», который неясен окружающим. Его «решение» — это не победа над внешним врагом, а самоотверженный уход в неизвестность. Применение этой методологии к анализу романа «Подвиг» позволило нам выявить, что Набоков не просто использует сказочные мотивы, а виртуозно перестраивает их, наполняя каждый элемент глубоким экзистенциальным и философским содержанием, что и делает его произведение уникальной авторской мета-сказкой.
Используя эту методологию, мы сможем не только подтвердить наличие сказочных мотивов, но и глубоко проанализировать их функциональную нагрузку и художественную роль в романе, выявляя уникальный авторский подход Набокова к мифотворчеству.
Роман В. Набокова «Подвиг»: Художественный мир и сказочные параллели
Роман «Подвиг» занимает особое место в творчестве Владимира Набокова, будучи одним из самых лиричных и загадочных произведений раннего, русского периода его творчества. Написанный в Берлине между 1930 и 1932 годами, он был впервые издан в Париже в 1932 году, а затем, уже под авторским контролем, переиздан в 1974 году в Америке, став каноническим текстом. Перевод на английский язык, выполненный Верой и Дмитрием Набоковыми в 1970 году под названием «Glory», придал роману новое звучание и расширил круг его читателей.
История создания и общая характеристика произведения
В предисловии к английскому переводу, Набоков недвусмысленно намекнул на глубинные, почти мистические корни своего замысла, упомянув «взмахи волшебной палочки» и сравнив процесс создания романа с «дьявольски трудной» шахматной задачей. Это сравнение не только подчеркивает виртуозность автора, но и отсылает к идее тщательно выстроенной, просчитанной игры, в которой каждый элемент имеет свое значение. Рабочее название романа, «Romanticheskiy Vek», также указывает на его романтическую сущность и устремленность к идеалу.
«Подвиг» по праву считается одним из самых лиричных ранних романов Набокова. Критики единодушно отмечают «кружевной слог» писателя, его «великолепно изящный русский язык» и необычайную эмоциональную глубину, которые очаровывают читателя. Роман повествует о Мартыне Эдельвейсе, молодом русском эмигранте со швейцарскими корнями, оказавшемся на чужбине. Его жизненный путь, охватывающий шесть с половиной лет (с весны 1918 по позднюю осень 1924 года), становится не просто биографическим повествованием, но и метафорой поиска смысла, самопознания и истинного «подвига».
Концепт героического в романе решен в рамках сложной трехуровневой модели бытия, характерной для мистической метапрозы. Здесь реальность физического мира оплодотворена метафизическими прозрениями Автора и закреплена в реальности художественного текста. Повествование постоянно балансирует между двумя планами — реальным и фантастическим, что позволяет интерпретировать его как пересечение биографической и мифологической форм. Скрытый смысл произведения проявляется именно на стыке этих жанров, где обыденность превращается в арену для совершения невидимого, но глубоко значимого подвига.
Сказочные мотивы и их трансформация в характере Мартына Эдельвейса
Набоков всегда испытывал особое влечение к сказке, видя в ней воплощение того, что он искал в искусстве: «некое волшебство <…> игру, построенную на хитроумной ворожбе и обмане». Именно эта игровая природа сказки, её способность преображать реальность, находит отражение в романе «Подвиг», особенно в характере главного героя, Мартына Эдельвейса. С самого детства Мартын очарован миром сказок и рыцарских легенд, что формирует его восприятие окружающего мира. Он непрерывно преобразует реальность в сказку, наделяя её волшебными чертами.
Примеров такого преображения множество. Во время его бегства из России, когда небо покрывается дымкой, Мартын видит в этом не просто природное явление, а нечто мифологическое: «как бывает покрыта листом папиросной бумаги необыкновенно яркая, глянцевая картина на заглавной странице дорогого издания сказок». Здесь реальность буквально превращается в иллюстрацию к волшебной книге, а дымка становится метафорическим покровом, скрывающим тайну.
Символика бабушки Мартына, урожденной Индриковой, также отсылает к сказочным корням. Её фамилия является прямой аллюзией на «Индрика-зверя» – фантастическое существо из русских легенд и фольклора, упоминаемое в «Голубиной книге». Индрик-зверь, владыка звериного царства, часто ассоциируется с единорогом и символизирует мистическую силу, чистоту и нечто сокровенное. Бабушка оставила внуку в наследство акварель сказочного леса, не предвидя, что «в этой рождающейся зелени будет когда-нибудь плутать ее внук». Этот лес, который изначально был просто картиной, впоследствии становится реальным, почти Стигийским лесом, в котором исчезает Мартын. Таким образом, сказка бабушки становится предсказанием судьбы внука.
В романе присутствуют два определяющих образа из детства Мартына – лесная тропинка и поезд, которые тесно связаны со сказкой и путешествиями. Картина над кроватью Мартына с густым лесом и витой тропинкой напоминала ему истории из английских книжек о мальчике, который перебрался из постели в картину, на тропинку в лесу. Эта тропинка становится символом пути в иное, волшебное измерение, а сам Мартын — героем, совершающим этот переход. Игрушечный поезд в витрине железнодорожной компании также вызывает у Мартына ассоциации с чудесными существами из волшебных сказок, что усиливает его восприятие мира как волшебного, полного приключений.
Трансформация архетипа «Ивана-дурака» в образе Мартына:
Особый интерес представляет глубокая трансформация традиционного сказочного архетипа «Ивана-дурака» в образе Мартына. В классических русских сказках Иван-дурак, несмотря на кажущуюся наивность или непрактичность, в конечном итоге одерживает победу над своими более «умными» и прагматичными братьями, благодаря своей интуиции, доброте или помощи волшебных сил. Набоков же, напротив, сталкивает Мартына с «умником» Дарвином. Если в сказке «дурак» побеждает «умника», то у Набокова «дурак не побеждает умника — они оба терпят неудачу с Соней». Это ключевой момент, демонстрирующий авторскую инверсию сказочного архетипа.
Мартын не является дураком в буквальном смысле, но его «непрактичность», романтизм, безразличие к материальному миру и стремление к недостижимому идеалу делают его «странным» в глазах обывателей. Его «глупость» — это скорее отказ от прагматизма и рациональности, свойственных обществу. Дарвин же, напротив, воплощает образ рационального, расчетливого человека. Их общая неудача с Соней символизирует, что ни рациональный расчет, ни наивный идеализм не могут привести к «счастливому концу» в условиях той реальности, которую описывает Набоков. Таким образом, Набоков не просто использует архетип, но и переосмысливает его, наполняя трагическим и экзистенциальным смыслом, характерным для модернистской литературы. Мартын становится героем, который ищет свой «подвиг» не во внешних завоеваниях, а во внутреннем преображении и трансцендентном уходе, что и приближает его к финалу волшебной сказки, но уже авторского, мета-сказочного типа.
Финал романа, где Мартын уходит в «Зоорландию, страну мертвых» — по его пониманию, и исчезает в лесу, подобном Стигийским лесам, также является глубокой трансформацией сказочного мотива. Вместо традиционного «жили долго и счастливо» или возвращения домой с невестой и сокровищами, герой уходит в неизвестность, в метафорическое «иное царство», которое может быть как смертью, так и новым уровнем бытия. Это не просто конец пути, а кульминация его внутреннего «подвига», выход за пределы обыденной реальности, который Набоков представляет как высшую форму героического деяния.
Функции двоемирия в романе: От мечты к метафизическому «подвигу»
Концепция двоемирия является одним из фундаментальных принципов набоковской поэтики, находя своё ярчайшее воплощение в романе «Подвиг». Здесь двоемирие проявляется как постоянное и глубокое противопоставление воображаемого и так называемого «реального» мира. Примечательно, что в художественном мире Набокова воображаемый мир зачастую изображается гораздо более реальным, чем тот, что воспринимается как объективная действительность. Это противопоставление пронизывает как русские, так и английские сочинения писателя, становясь своего рода визитной карточкой его стиля.
Мотив двоемирия является ключевым принципом поэтики Набокова и присутствует в таких его произведениях, как «Машенька», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь» (в образе Цинцинната) и рассказе «Облако, озеро, башня». Во всех этих текстах герой сталкивается с дихотомией внешнего, часто враждебного или бессмысленного мира, и внутреннего, богатого, насыщенного мира его сознания, фантазий и идеалов.
В «Подвиге» мотив двоемирия играет определяющую роль в композиции и художественном мире романа, отражая фундаментальную разделенность бытия на две части: мир мечты и мир материальный. Главный герой, Мартын Эдельвейс, является ярким воплощением романтически настроенной личности, которая постоянно трансформирует окружающую реальность в сказку. Для него нет четкой границы между тем, что есть, и тем, что он желает видеть или воображает. Это непрерывное преображение реальности в сказку и является сутью его личного «двоемирия».
Принадлежность Мартына к «идеальному» миру проявляется в многочисленных деталях его жизни и поступков. Его безразличие к деньгам, которое часто воспринимается окружающими как чудачество или даже глупость, резко контрастирует с прагматизмом общества. Выбор «ненужных» наук в Кембридже, а также решение остаться в Берлине, отказавшись от возможности работать в прибыльной коммерческой фирме дяди Генриха, ещё более подчёркивают его отстранённость от материальных ценностей. Дядя Генрих, будучи воплощением рациональности и практичности, служит своеобразным антагонистом Мартына в его стремлении к идеалу, подчёркивая пропасть между двумя мирами.
Связь двоемирия и инициационного пути героя волшебной сказки:
Двоемирие в «Подвиге» неразрывно связано с инициационным путём героя волшебной сказки. В традиционной сказке герой должен покинуть свой обыденный мир и отправиться в «иное царство» — лес, подземный мир, тридевятое государство. Этот переход символизирует не только физическое путешествие, но и метафизические испытания, которые ведут к трансформации личности.
Для Мартына Эдельвейса таким «иным царством» становится его внутренний мир — мир фантазий, воспоминаний, идеалов и мечты о «подвиге». «Реальный» мир эмигрантской жизни, с его суетой, мелкими страстями и компромиссами, является для него лишь фоном, своего рода преддверием или даже препятствием на пути к истинной инициации. Его безразличие к бытовым проблемам, его отстранённость от повседневности — это не слабость, а сознательный выбор, продиктованный стремлением к высшему.
Переход между мирами в «Подвиге» осуществляется не через магические порталы, а через внутренние состояния Мартына, его способность видеть волшебство в обыденном. Картины, поезда, воспоминания о бабушке и её лесе — всё это становится для него точками входа в иной мир. Финальный уход Мартына в Зоорландию, страну мёртвых, через лес, который сравнивается со Стигийскими лесами, является кульминацией его инициационного пути. Это не просто исчезновение, а последний, самый смелый переход между мирами — из мира живых в мир метафизический, где его «подвиг» наконец обретает свою полноту и смысл. Таким образом, двоемирие в романе становится не просто стилистическим приёмом, а глубокой философской категорией, которая структурирует весь художественный мир и определяет судьбу героя.
Интертекстуальность и аллюзии на фольклор: Скрытые смыслы «Подвига»
Интертекстуальность является одним из важнейших ключей к пониманию глубинных смыслов романа В. Набокова «Подвиг». Многие исследователи справедливо отмечают тесную связь произведения с поэтикой сказки и мифа, что служит фундаментом для разветвленных интертекстуальных связей. В этом контексте роман Набокова предстает как сложный культурный палимпсест, где на одном тексте просвечивает множество других. Аллюзии, как частный случай интертекстуальности, выступают яркими маркерами этой диалогичности текста.
Сам Набоков, будучи мастером литературной игры, в предисловии к английскому переводу «Glory» не случайно упомянул о «взмахах волшебной палочки» (wand-stroke). Это не просто метафора литературного мастерства, но и прямая аллюзия на сказочное волшебство и мифотворчество. Автор как бы приглашает читателя к соучастию в создании смыслов, к дешифровке скрытых кодов и намеков, которые пронизывают ткань романа.
Бинарная природа заглавия «Подвиг» уже содержит в себе интертекстуальный подтекст. Этимологически слово «подвиг» образовано от предлога «по-» и корня «двиг-» («двигать», «движение») и в XV-XVIII веках активно использовалось для обозначения поездки или путешествия, не всегда имея героический смысл. Таким образом, заглавие одновременно отсылает как к героическому поступку, так и к пути, странствию, что напрямую перекликается с мифологическими сюжетами о путешествиях героя в поисках приключений или инициации. Эта двойственность значения формирует основу для многоуровневого восприятия всего произведения.
Набоков рассматривал искусство как «игру, построенную на хитроумной ворожбе и обмане», что идеально соответствует идее интертекстуальной игры с читателем. Он не просто рассказывает историю, но и создает интеллектуальный лабиринт, приглашая читателя стать детективом, разгадывающим загадки и расшифровывающим скрытые послания.
В «Подвиге» присутствует автобиографический элемент, однако образ главного героя Мартына Эдельвейса создаётся как проекция не собственно набоковской личности, а некоего условного, собирательного персонажа Автора, вбирающего фрагменты биографий самого Набокова, Александра Пушкина и других литературных героев. Это многослойность образа усиливает интертекстуальный характер романа. Отсылка к Пушкину, например, присутствует в описании Мартына как «русского лишь наполовину», с отцом-швейцарцем, что сопоставляется с Пушкиным, который «со стороны матери, происхождения африканского». Такие параллели не только обогащают образ Мартына, но и вписывают его в широкий контекст русской литературной традиции.
Наиболее яркие аллюзии на древнегреческую мифологию встречаются в финале романа. Лес, где исчезает Мартын, сравнивается со Стигийскими лесами, а его уход — с исчезновением в «Зоорландии, стране мертвых». Стигийские леса отсылают к реке Стикс, границе между миром живых и мертвых в древнегреческой мифологии. Это прямое указание на то, что «подвиг» Мартына — это не просто физическое путешествие, а трансцендентный переход, своего рода добровольное погружение в царство мертвых, что является высшей формой инициации. Таким образом, финал романа выходит за рамки реалистического повествования, приобретая глубокий мифопоэтический смысл.
Интертекстуальная игра с читателем:
Набоков через интертекстуальную игру с фольклорными и мифологическими источниками активно вовлекает читателя в процесс дешифровки, делая его соучастником создания смыслов. Он не даёт готовых ответов, а лишь намекает, предлагая интеллектуальное путешествие по лабиринтам культуры. Читатель, знакомый с мифами об Индрике-звере, с морфологией сказки Проппа, с особенностями пушкинской биографии, способен уловить эти тонкие аллюзии и построить собственную интерпретацию произведения.
Эта игра проявляется, например, в использовании традиционных сказочных формул, которые Набоков трансформирует. Вместо прямого зачина, вводящего в мир сказки, он создаёт ситуации, где реальность ощущается как сказка. Или, например, в переосмыслении героического пути: традиционный сказочный герой возвращается с наградой, Мартын же уходит в неизвестность, и именно в этом заключается его «подвиг» в набоковском понимании.
Таким образом, интертекстуальность и аллюзии в «Подвиге» служат не просто украшением текста, но и мощными механизмами смыслообразования, приглашающими читателя к глубокому анализу и сотворчеству. Они превращают роман в многомерное пространство, где каждый культурный слой добавляет новые оттенки к пониманию авторской концепции.
«Подвиг» как авторская «мета-сказка»: Синтез мотивов и уникальная поэтика
Роман В. Набокова «Подвиг» по своей сути выходит за рамки традиционного реалистического повествования, представляя собой уникальный образец авторской «волшебной сказки» или, точнее, «мета-сказки». Это определение не случайно, оно отражает глубинный принцип набоковского творчества, где реальность не просто изображается, а переосмысливается и преображается в нечто большее, чем просто отражение.
Основным обоснованием для такой интерпретации служит постоянное преображение реальности в сказку, осуществляемое главным героем Мартыном. Для него мир не является статичной данностью; он непрерывно пропускает его через призму своей внутренней, фантазийной жизни. Набоков сам искал в искусстве «некое волшебство», «игру, построенную на хитроумной ворожбе и обмане». Этот принцип волшебства и игры лежит в основе его мета-сказочного подхода к творчеству. Автор не имитирует реальность, а создает новый автономный мир, который, по его убеждению, «гораздо более прекрасен» и независим от окружающей действительности. Это создание собственного, зачастую ирреального, но глубоко осмысленного мира является одной из важнейших черт авторской сказки.
Использование сказочных мотивов, таких как лесная тропинка, поезд, образ бабушки Индриковой, с самого детства определяющих жизнь героя, подчёркивает мифологизированный и сказочный характер повествования. Эти элементы не просто присутствуют в тексте; они становятся центральными символами, которые направляют Мартына на его жизненном пути и формируют его восприятие мира как цепи волшебных приключений. Тропинка символизирует неизведанный путь, поезд — путешествие, а Индрик-зверь — нечто сокровенное и мистическое.
Кульминацией этой мета-сказочной структуры становится финал романа. Решение Мартына о нелегальном переходе границы Советской России, которое фактически обрекает его на почти верную гибель, воспринимается им не как обыденный поступок, а как исчезновение в «Зоорландии, стране мёртвых». Это не просто физический акт, но глубоко мифопоэтический, трансцендентный уход. Он не стремится к материальной выгоде или общественному признанию; его «подвиг» — это личное, внутреннее стремление к идеалу, к выходу за пределы обыденного существования. Этот финал, лишённый традиционного сказочного хеппи-энда, придаёт произведению глубокий экзистенциальный и философский смысл, превращая его в своего рода авторский миф о Герое, который ищет своё предназначение в мире, где традиционные ценности потеряли значение.
Корреляция лингвостилистических особенностей со сказочными элементами:
Лингвостилистические особенности текста «Подвига» играют ключевую роль в создании эффекта «мета-сказки». Языковая игра, метафоричность, аллитерации, скрытые рифмы и другие стилистические приёмы Набокова не просто украшают текст, но и усиливают его мифопоэтическую структуру:
- Метафоричность: Набоков использует метафоры для преображения реальности, делая её волшебной. Например, сравнение неба с «глянцевой картиной на заглавной странице дорогого издания сказок» не только создает визуальный образ, но и мгновенно переносит читателя в мир волшебства, демонстрируя, как Мартын воспринимает мир.
- Языковая игра и оксюмороны: Постоянное жонглирование словами, использование оксюморонов и парадоксов (например, «подвиг» как «путешествие» или «добровольная гибель») создают эффект двойственности, характерный для двоемирия, и одновременно деконструируют традиционные значения, заставляя читателя искать новые смыслы. Эта игра с языком отражает набоковскую концепцию искусства как «хитроумной ворожбы и обмана», где слова обладают магической силой.
- Символизм и подтекст: Многие детали в романе нагружены символическим значением, отсылающим к сказкам и мифам. Лес, тропинка, поезд — все они становятся элементами большого мифа, создаваемого Набоковым. Стилистическая плотность текста позволяет Набокову вкладывать глубокий подтекст в каждое слово, усиливая эффект многослойности «мета-сказки».
- Ритм и музыкальность прозы: Проза Набокова часто отличается особой ритмикой и музыкальностью, что приближает её к поэзии и сказке. Эта музыкальность создает особую атмосферу, способствующую погружению читателя в ирреальный, волшебный мир.
Таким образом, «Подвиг» представляет собой не просто реалистическое повествование, а глубокое исследование мифопоэтических структур и авторского мифотворчества, где каждый элемент текста, от сюжета до стилистических приёмов, работает на создание сложной и многогранной «мета-сказки». Это позволяет по-новому взглянуть на художественную глубину этого произведения и его значимость в творчестве Набокова.
Заключение
Исследование романа В. Набокова «Подвиг» через призму мотивов волшебной сказки и морфологии сюжета по В.Я. Проппу позволило нам углубить понимание его художественного мира и уникальной поэтики. Мы пришли к выводу, что «Подвиг» не просто содержит отдельные сказочные элементы, но представляет собой цельную, многоуровневую «мета-сказку», в которой автор сознательно играет с фольклорными архетипами, трансформируя их и наполняя новыми, глубоко экзистенциальными смыслами.
В ходе работы были обобщены основные выводы о функционировании, трансформации и художественной роли мотивов волшебной сказ��и. Мы детально рассмотрели, как ключевые литературоведческие термины – мотив, сюжет, двоемирие, интертекстуальность, аллюзия и мифопоэтика – служат инструментами для анализа набоковского текста. Особенно ценным оказалось применение методологии В.Я. Проппа, которая, несмотря на необходимость адаптации к специфике авторского романа, позволила систематизировать и осмыслить трансформации сказочных функций и архетипов в образе Мартына Эдельвейса.
Было показано, что концепция двоемирия в романе Набокова неразрывно связана с инициационным путём героя, где переход между «реальным» и воображаемым мирами символизирует его внутренние испытания и трансформацию. Мартын, будучи своеобразным «Иваном-дураком», отвергающим прагматизм мира, ищет свой «подвиг» в метафизическом пространстве, что делает его путь глубоко символичным.
Анализ интертекстуальных связей и аллюзий на фольклорные и литературные источники, включая упоминания об Индрике-звере, Пушкине и Стигийских лесах, подтвердил, что Набоков активно вовлекает читателя в процесс дешифровки, делая его соучастником создания смыслов. Лингвостилистические особенности романа – языковая игра, метафоричность, ритмика – коррелируют со сказочными элементами, усиливая эффект «мета-сказки» и создавая уникальную атмосферу волшебства и интеллектуальной головоломки.
Таким образом, «Подвиг» предстаёт как произведение, которое бросает вызов традиционным жанровым рамкам, представляя собой сложный синтез реализма, романтизма и мифопоэтики. Эта работа не только подтверждает тезис о «Подвиге» как многоуровневой «мета-сказке», раскрывающей уникальность авторской поэтики Набокова, но и способствует преодолению его «недооценённости» в контексте всего творчества писателя. Ведь в умелых руках исследователя, вооруженного глубоким знанием фольклора и литературоведения, даже самые, казалось бы, скрытые отсылки оживают, раскрывая перед читателем всю бездну авторского замысла.
Перспективы дальнейших исследований могут включать более детальный сравнительный анализ «Подвига» с другими произведениями Набокова, где также присутствуют сказочные или мифологические мотивы, а также изучение влияния европейской романтической традиции (например, Э.Т.А. Гофмана) на формирование концепции двоемирия и авторской сказки у Набокова. Кроме того, можно углубить анализ лингвостилистических приёмов, направленных на создание «волшебного» эффекта, с использованием методов когнитивной лингвистики.
Список использованной литературы
- Афанасьева Н. Фольклорные мотивы в творчестве раннего Набокова [Электронный ресурс]. – BestReferat.ru›referat-91989.html
- Грифцов Б. Психология писателя. – М.: Худож. лит., 1988. – 462 с.
- Дмитриенко О. Автор – герой – читатель в рассказах Набокова // Набоков В. Посещение музея: Рассказы. – СПб.: Азбука-классика, 2006. – 320 с.
- Зверев А. Набоков. – 2-е изд. – М.: Мол. гвардия, 2004. – 453 с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып. 903).
- Набоков В. Дар // Набоков В. Собрание сочинений русского периода: В 5 т. СПб., 2002. Т.5.
- Набоков В. «О, как ты рвёшься в путь крылатый…» // Набоков В. Стихотворения и поэмы. М., 1991.
- Набоков В. Два отрывка из «Гамлета» // Собрание сочинений русского периода: в 5 Т. СПб., 2002. Т.3.
- Набоков В. Подвиг // nabokovandko.narod.ru›Texts/Podvig.htm
- Родари Дж. Грамматика фантазии. Введение в искусство придумывания историй (fb2) | Либрусек [Электронный ресурс] // http://lib.rus.ec/b/121295/read#t17
- Толстой И. Набоков и его театральное наследие // Набоков В. Пьесы. – М.: Искусство. 1989. – 288 с.
- Хейбер Э. «Подвиг» Набокова и его волшебная сказка. – Пер. с англ. А. Сумеркина. – Журнальный зал Русского Журнала: Старое литературное обозрение, 2001 N1(277).
- Ходасевич В. О Сирине. – Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, 1954.
- Шаховская З. В поисках Набокова. Из книги // Наше наследие. – №2 (14), 1990.