Образ и функции Петербурга в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»: Синтез «Петербургского текста» и полифонической структуры

Введение: Постановка проблемы и методологические основания

Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» (1866) не просто разворачивается в Петербурге; он соткан из его духоты, его зловония и его желтой лихорадки. Город в романах Достоевского является не безмолвной декорацией, а активным, агрессивным субъектом, питательной средой для бредовых идей и соучастником преступлений.

Актуальность данной работы обусловлена необходимостью глубокого осмысления функциональной роли урбанистического пространства в структуре романа. Достоевский довел до предела традиции, заложенные в русской литературе, создав уникальный, болезненный образ столицы, который впоследствии был осмыслен теоретиками как ключевой элемент «петербургского текста» русской литературы. И что из этого следует? То, что понимание функций города является ключом к расшифровке идейно-философского замысла всего произведения, а не только его фона.

Цель исследования состоит в том, чтобы провести исчерпывающий анализ образа Петербурга и его функций в романе «Преступление и наказание» через призму концепции В.Н. Топорова, выявив его связь с полифонической структурой (М.М. Бахтин) и социально-философской проблематикой эпохи 1860-х годов.

Задачи исследования включают:

1. Определение места романа в рамках «Петербургского текста» и анализ его мифологического ядра.
2. Выявление психологических, сюжетных и символических функций городского пейзажа.
3. Анализ конкретных топографических символов (лестницы, каморки) и цветовой символики.
4. Раскрытие идейно-философского контекста (Наполеоновский миф, Гегель) и его отражение в петербургских реалиях.
5. Изучение связи полифонической структуры романа с хаотичным пространством города.

Объект исследования — роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».
Предмет исследования — образ Петербурга и его функции в поэтике романа.

Теоретическую базу работы составили концепции В.Н. Топорова о «Петербургском тексте» как сверхтексте, работы Н.П. Анциферова о духе города, а также теория полифонического романа М.М. Бахтина.

Теоретико-методологическая база: Концепция «Петербургского текста» как литературный Сверхтекст

В 1984 году филолог В.Н. Топоров ввел в научный обиход понятие «Петербургский текст русской литературы», настаивая на его написании с прописной буквы, чтобы подчеркнуть его уникальный, личностный характер. Этот термин обозначает не просто совокупность произведений о городе на Неве, а сложную систему интегрированных текстов, которые обладают общей внетекстовой ориентацией, смысловой и языковой цельностью, формируя, по сути, особый Сверхтекст.

Творчество Достоевского, безусловно, является кульминационной точкой развития этого Сверхтекста, где мифологические, социальные и экзистенциальные составляющие Петербурга достигают максимальной концентрации. В отличие от других русских городов, Петербург, будучи искусственным творением, изначально нес в себе мифологический заряд гибели и воскресения, что отличает его от «текстов» других столиц.

Генезис термина и его ключевые категории (по В.Н. Топорову и Н.П. Анциферову)

Задолго до В.Н. Топорова, исследователь Н.П. Анциферов показал, что классические произведения о Петербурге обладают высокой степенью общности, позволяющей рассматривать их как некое структурное единство. Топоров развил эту идею, утверждая, что семантическая связанность текстов о Петербурге приводит к кросс-жанровости, кросс-темпоральности и кросс-персональности, снимая ограничения, наложенные отдельными авторами.

Концепция «Петербургского текста» является относительной и меняет свой объект в зависимости от целей использования. Топоров выделял два основных варианта:

1. Экстенсивный вариант: Теоретико-множественная сумма признаков, охватывающая все произведения о Петербурге.
2. Интенсивный вариант: Теоретико-множественное произведение этих признаков, то есть семантическое ядро, в котором хранятся основные, неизменные категории «петербургского мифа».

Роман «Преступление и наказание» относится к интенсивному варианту, поскольку в нем сконцентрированы все важнейшие мифологемы: отчуждение, призрачность, апокалиптичность и влияние города на душу человека. Особая роль в этой поэтике отводится специфически петербургским явлениям — белым ночам, особым закатам, погодным явлениям — с установкой на космологическое, а не бытовое, и на отрицательно-затрудняющее, а не положительно-благоприятствующее.

Эволюция образа города: От Пушкинского величия до Гоголевской фантасмагории

Образ Петербурга Достоевского невозможно понять без обращения к его литературным предшественникам, чьи тексты сформировали основу Сверхтекста.

Автор	Концепция Петербурга	Ключевые черты	Отражение у Достоевского
А.С. Пушкин	Грандиозное Творение Воли (Миф о Парадайзе)	Торжественность, свет, символ могущества Петра I. Конфликт «государство vs. маленький человек» («Медный всадник»).	Тема «маленького человека» и его бунта против системы. Идея разрушения великого, но искусственного замысла.
Н.В. Гоголь	Город-Мистификация (Фантасмагория)	Призрачность, обманчивое великолепие, равнодушие бюрократов, скрытые нищета и порок. Город как ловушка.	Описание грязных, узких, нереальных улочек, где люди сходят с ума. Тема двойничества и безумия.
Ф.М. Достоевский	Город-Душегубка (Арена Страдания)	Мрачность, депрессия, физиологическая обнаженность нищеты, духота, зловоние. Город как генератор идеологического бреда.	Социальная драма, психологический гнет, непосредственная связь пейзажа с идейным планом и преступлением.

Петербург Достоевского впитал в себя пушкинскую тему столкновения ничтожного человека с великим, но бездушным миром, и гоголевскую тему призрачности и мистификации. Однако Достоевский переносит фокус с внешней фантасмагории на внутренний, психологический гнет. Петербург у него — это арена социальных конфликтов и моральных терзаний, где грязные кварталы не просто разрушают людей, но и подталкивают их к реализации нечеловеческих теорий. Какой важный нюанс здесь упускается? То, что переход от внешней, гоголевской фантасмагории к внутренней, достоевской, означает переход от социального к экзистенциальному измерению вины и страдания.

Центральный миф «Петербургского текста» – путь через гибель к воскресению

Согласно В.Н. Топорову, основной идеей и «сюжетом» «Петербургского текста» является идея гибели и воскресения. Петербург предстает как двойственный образ: одновременно «парадиз» (недостижимый рай) и «проклятый город», «бездна, предвещание эсхатологической гибели». Главная идея текста — путь через символическое умирание (грех, падение, страдание) к искуплению и воскресению.

Роман «Преступление и наказание» идеально вписывается в этот миф. Раскольников совершает преступление в Петербурге, который является не просто фоном, а «городом опасностей» и источником его бредовых идей. Его духовное падение начинается на душных улицах и в каморке-«гробу». Сюжет его нравственного воскресения, однако, начинается только с момента исповеди и каторги — то есть с символического выхода за пределы удушающего городского пространства. Петербург в этом контексте — это чистилище, которое должно быть преодолено через страдание.

Топография и символика Петербурга в «Преступлении и наказании»: Функциональный анализ

Город Достоевского изображен с поразительной точностью и натурализмом. Исследователи отмечают, что по маршрутам Раскольникова — от Столярного переулка до Сенной площади и набережной канала Грибоедова — можно водить экскурсии. Однако эта подлинная топография необходима не для бытового реализма, а для придания городу символического и функционального значения.

Город как соучастник и питательная среда бредовых идей (психологическая и сюжетная функция)

Петербург Достоевского — это мир «черных лестниц», «дворов-колодцев» и «душегубки». Это не парадный фасад, а изнанка, где царствуют облупленные стены, невыносимая духота и зловоние.

Город выполняет в романе важнейшую психологическую функцию: он душит и давит. Тяжелая атмосфера, жара, пыль и испарения стоячей воды напрямую угнетают Раскольникова, наводя его на мысль о безысходности судьбы и усугубляя его болезненное, бредовое состояние.

Свидригайлов, тонкий знаток петербургской патологии, прямо заявляет: «Это город полусумасшедших… Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге. Чего стоят одни климатические влияния!»

Таким образом, город является соучастником преступления:

• Среда: Узкие, грязные улочки около Сенной площади, распивочные и нищета служат атрибутами нравственного разложения.
• Катализатор: Физиологический дискомфорт (жара, духота) обостряет болезненность сознания Раскольникова, делая его восприимчивым к теории и отрывая от здравого рассудка.

Символическая архитектоника: Лестницы, каморки-«гробы» и числовая символика

Достоевский использует архитектурные элементы Петербурга как мощные топографические символы, отражающие внутреннее состояние героев и их путь.

Каморка-«Гроб»

Интерьеры в романе являются уменьшенными, сжатыми копиями большого, гнетущего города. Каморка Раскольникова, похожая на «шкаф», «гроб» или «сундук», усиливает его изоляцию и клаустрофобию. Это пространство — модель его замкнутого, болезненного сознания, в котором рождается убийственная теория. Пребывание в этой «душегубке» лишает его возможности мыслить здраво и символизирует его духовное умирание еще до физического преступления.

Символика Лестниц

Лестницы в романе — это не просто средство передвижения, а ключевой символ духовного восхождения или нисхождения. Они часто находятся в темноте, символизируя путь в глубины зла или, наоборот, к свету. Лестница становится для Раскольникова олицетворением страха и пути к преступлению и последующему духовному падению.

Локация и Функция	Числовая Символика	Значение
Лестница к старухе-процентщице	13 ступеней	Ассоциация с «чертовым числом», роковым путем, ведущим к смерти и проклятию.
Количество посещений лестницы	5 раз	Пятикратное появление лестницы к Алене Ивановне подчеркивает цикличность и роковую предопределенность пути Раскольникова.
Лестница в контору (полиция)	Не указано	Переход от теоретического зла к столкновению с официальной реальностью и наказанием.

Функция лестницы — показать переход от одной реальности к другой, от тьмы (подъезд) к свету (улица или, в финале, каторжный путь), от преступления к искуплению.

Цветовые мотивы и их идеологическая нагрузка

Достоевский насыщает петербургский пейзаж и интерьеры мощной цветовой символикой, которая несет идеологическую и психологическую нагрузку.

Цвет	Символическое значение	Примеры из романа
Желтый	Болезнь, нищета, убожество, моральное разложение, безумие.	Желтые обои и мебель в комнате старухи-процентщицы, желтое лицо Мармеладова, каморка Раскольникова (изначально, до переклейки), «желтый билет» Сони, желтый камень на кольце Лужина.
Зеленый	Страдание, искупление, боль.	Зеленый цвет «фамильного» мармеладовского платка.

Желтый цвет доминирует в романе. Он связывает воедино все негативные проявления петербургской жизни: физиологическую нищету (каморки), нравственное разложение (Сонин «желтый билет»), идейный тупик (болезненный бред Раскольникова) и скупость/порочность (старуха). Петербург Достоевского — это желтый, больной город, который заражает своим недугом души его обитателей. Если Раскольников считал, что его идея рождена чистым разумом, то не был ли он просто жертвой желтой лихорадки города, которая исказила его восприятие реальности?

Идейно-философский и структурный контекст «петербургской» проблематики

Образ Петербурга Достоевского неразрывно связан с социально-философским раздвоением, которое переживал писатель, и с уникальной полифонической структурой его романа.

Петербург 1860-х: Отражение Судебной реформы и социально-правовой реальности

Роман «Преступление и наказание» был написан в 1865–1866 годах и отразил острую социальную проблематику Петербурга: нищету, социальный гнет, рост преступности и появление новых, циничных идей.

Критически важно то, что роман отражает уголовно-процессуальную реальность середины 1860-х годов, а именно — принципы Судебной реформы 1864 года. Эта реформа ввела гласные, открытые, состязательные процессы и независимое судебное следствие.

Манера работы Порфирия Петровича — следователя, который не полагается на грубую силу или формальные улики, а строит доказательства на тонком психологическом анализе, допросе свидетелей, осмотре места происшествия и дознании через «окольных людей» (массовый опрос соседей) — демонстрирует именно эту новую систему. Порфирий Петрович, который «дает человеку созреть» и сам прийти к повинной, является продуктом либерализации судебной системы Петербурга. Таким образом, городская среда не только рождает преступление, но и формирует новый, более сложный аппарат для его раскрытия, основанный на психологии, а не на бюрократии.

«Наполеоновский миф» и гегелевский соблазн в сознании Раскольникова

Социально-философская проблематика романа, связанная с идеей «сверхчеловека», тесно переплетается с историко-культурным контекстом Петербурга. В конце 1830-х — 1860-х годах в культурной жизни столицы доминировал «наполеоновский миф». Наполеон Бонапарт был символом не только военного гения, но и человека, который осмелился переступить через старые моральные рамки ради великой цели.

Родион Раскольников, живя в этом городе, пропитанном культом сильной личности, пытается стать «новым Наполеоном». Его теория, делящая людей на «обыкновенных» и «необыкновенных», является прямым следствием этого вездесущего мифа. С точки зрения философского анализа, теория Раскольникова коренится в идеях левого гегельянства. Достоевский, критикуя европейский рационализм, использовал гегелевскую философию, чтобы показать, как человек с сильными моральными целями может принимать неправильные решения, если его амбиции не уравновешены нравственной основой христианства. Петербург, как самый «европейский» и рационалистический город России, становится идеальной лабораторией для этого антигуманного социального эксперимента. Крах Раскольникова — это крах «петербургской» идеи, оторванной от русской почвы и христианской этики.

Полифония голосов и городское пространство (по М.М. Бахтину)

М.М. Бахтин назвал Достоевского творцом полифонического романа — нового жанра, где множество неслиянных голосов и сознаний сталкиваются и взаимодействуют, не подчиняясь единому авторскому голосу. Полифонический роман, по Бахтину, мог осуществиться только в капиталистическую эпоху, которая в России наступила «катастрофически», застав нетронутое многообразие социальных миров и групп.

Городское пространство Петербурга является объективной предпосылкой полифонии:

1. Пространственное смешение: Узкие, грязные улочки, трактиры, Сенная площадь — это места, где происходит максимальное сближение высказываний (герои постоянно сталкиваются на улице, в каморках, в распивочных), но при этом сохраняется их максимальное смысловое расхождение. Здесь встречаются нищий студент, ростовщица, чиновник, проститутка, следователь — их сознания замкнуты, но физически они прижаты друг к другу.
2. Катастрофизм: Хаотичная, неустроенная жизнь Петербурга отражает противоречивую сущность становящейся социальной жизни, создавая объективный фон для многоплановости и многоголосости.

Концепция полифонического романа имеет параллели с феноменом фуги (сложная музыкальная форма с несколькими равноправными голосами), обосновывающие универсальность понятия, включая значимость идеи как формообразующего фактора. Петербург, с его хаотичными, но тесно переплетенными улицами и голосами, сам выступает как своеобразная архитектурная «фуга», где каждый герой — отдельная, изолированная, но резонирующая тема. Несмотря на дискуссии и «парадигму возражений» (С.Г. Бочаров) бахтинской концепции, утверждающую, что мир Достоевского объединен авторским отношением через сюжет и катастрофу, связь между городским хаосом и идеологической многоголосост��ю остается фундаментальной. Город Достоевского — это пространство, где идеи не просто высказываются, а живут, сталкиваются и борются друг с другом, как живые существа. Именно поэтому функции городского пейзажа приобретают особую остроту.

Функции городского пейзажа и его влияние на героев и сюжет

В литературоведении пейзаж традиционно выполняет ряд функций: эпическую, лирико-психологическую, историческую, философскую. В романе «Преступление и наказание» городской пейзаж концентрирует эти функции, делая их максимально активными и агрессивными. Нельзя ли утверждать, что пейзаж здесь — это шестой полноправный персонаж романа, столь же значимый, как Раскольников или Соня?

Функция пейзажа	Механизм реализации в романе	Примеры и результат
Психологическая	Создание эмоционального и болезненного состояния, раскрытие внутреннего мира героя.	Духота, жара, вонь, пыль. Результат: Угнетение Раскольникова, наведение на мысль о безысходности судьбы, усугубление бредового состояния.
Сюжетная / Композиционная	Обозначение пути героя, структурирование событий, создание обстановки.	Точная топография (Сенная, Столярный), использование лестниц как путей падения/восхождения. Результат: Город становится соучастником преступления, маршрут Раскольникова — это его путь к гибели.
Социально-проблемная	Обрисовка обстановки нищеты, показ бытового уклада «униженных и оскорбленных».	Описание узких грязных улочек, распивочных, облупленных стен. Результат: Подчеркивание социального гнета, который порождает теории Раскольникова.
Символическая	Использование элементов пейзажа и цвета для идейной нагрузки.	Желтый цвет, каморка-«гроб», число 13. Результат: Город предстает как символическое чистилище и арена борьбы идей.
Философская	Передача авторской позиции, постановка философских вопросов.	Образ города как «парадиз» и «проклятый город». Результат: Петербург воплощает идею гибели и воскресения, путь к искуплению.

Таким образом, городской пейзаж Петербурга — это не просто фон для событий, а активный, динамический элемент, который влияет на души людей, меняет их, отражается в их характере и способствует возникновению преступных идей. Интерьеры, такие как каморки-«гробы», служат уменьшенными копиями этого большого города-палача, усиливая его гнетущее влияние на психологическое состояние персонажей.

Заключение

Анализ образа Петербурга в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» подтверждает его центральное место не только в структуре произведения, но и в мифологической системе «Петербургского текста» русской литературы.

Петербург в романе Достоевского — это не парадный фасад столицы, а «город полусумасшедших», «душегубка», где физиологические условия (жара, духота, зловоние) неразрывно связаны с психологическим и нравственным состоянием героев. Город выполняет исчерпывающий набор функций:

1. Психологическая и Сюжетная функция: Город выступает как катализатор и соучастник преступления, питая бредовые, рационалистические идеи Раскольникова, основанные на социально-философских соблазнах эпохи (Наполеоновский миф, Гегель).
2. Символическая функция: Через конкретные топографические символы (лестницы-нисхождения, каморки-«гробы») и насыщенную цветовую палитру (доминирование желтого цвета) город становится метафорой болезни, нищеты и морального тупика.
3. Социально-философская функция: Городская среда 1860-х годов, с ее нищетой и острой реакцией на Судебную реформу 1864 года (отраженной в фигуре Порфирия Петровича), служит ареной для проверки теории «сверхчеловека» и ее краха.
4. Структурная функция: Хаотичное и разнородное пространство Петербурга идеально соответствует полифонической структуре романа (по М.М. Бахтину), где неслиянные сознания сталкиваются в тесноте идейного и физического пространства.

В контексте «Петербургского текста» (В.Н. Топоров), Петербург Достоевского доводит до предела миф о пути через гибель к воскресению. Город — это парадиз, ставший проклятым, и только через символическое умирание в этом «больном» пространстве и последующий выход из него (каторга) возможно нравственное искупление.

Таким образом, Петербург в «Преступлении и наказании» является не фоном, а активным, полифоническим субъектом, чья архитектура, атмосфера и история неразрывно вплетены в идейный план романа, делая его неотъемлемой частью великой трагедии Родиона Раскольникова. Городская среда, безусловно, предопределила не только преступление, но и механизм его нравственного преодоления.

Список использованной литературы

1. Анциферов, Н. П. Непостижимый город. Санкт-Петербург : Лениздат, 1991. 134 с.
2. Ашимбаева, Н. Т. Достоевский в критической прозе И. Анненского. // Достоевский. Контекст творчества и времени. Санкт-Петербург : «Серебряный век», 2005. С. 213-224.
3. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. Москва : Советская Россия, 1979. 316 с.
4. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского. Глава первая. Полифонический роман Достоевского и его освещение в критической литературе. URL: http://www.fedordostoevsky.ru/around/Bakhtin_Poetika/ (дата обращения: 22.10.2025).
5. Бачинин, В. А. Достоевский: метафизика преступления. Санкт-Петербург : Наука, 2001. 256 с.
6. Бердяев, Н. А. Миросозерцание Достоевского. Москва : РОССПЭН, 2013.
7. Берков, П. Н. Идея Петербурга — Ленинграда в русской литературе. // Звезда. 1957. № 6. С. 177–182.
8. Волкова, Е. А. Социально-историческая тематика в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 23 (238).
9. Галкин, А. Пространство и время в произведениях Ф.М. Достоевского. // Вопросы литературы. 1996. № 1. С. 18–24.
10. Гачев, Г. Космос Достоевского. // Троблемы поэтики и истории литературы (Сборник статей). Саранск, 1973. С. 110-125.
11. Головина, Е. В. Функции пейзажных описаний в художественном произведении. // Молодой ученый. 2017. № 3 (137). С. 649-651.
12. Горелов, О. С. Петербургский текст в художественной концепции И. Бродского : автореф. дис. … канд. филол. наук. Иваново, 2011.
13. Есаулов, И. А. Иерархия и полифония в художественном мире Достоевского. // Проблемы исторической поэтики. 2024. № 1.
14. Карасев, Л. В. О символах Достоевского. // Вопросы философии. 1994. № 10. С. 90-111.
15. Касаткина, Т. В. В помощь ученику и учителю. // Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. Книга для ученика и учителя. Москва : Книга, 1996. С. 573-698.
16. Катто, Ж. Пространство и время в романах Достоевского. // Достоевский: материалы и исследования. Ленинград : Наука, 1978. Т. 3. С. 41-54.
17. Клейман, Р. Я. Вселенная и человек в художественном мире Достоевского. // Достоевский: материалы и исследования. Ленинград : Наука, 1978. Т. 3. С. 21-34.
18. Клинг, О. А. Спор о «Великом меланхолике» и роман Андрея Белого «Петербург» (Пушкин – Гоголь – Белый). // Новый филологический вестник. 2017. № 3 (42).
19. Ковалевская, Т. В. «Фауст» Ш. Гуно и художественные принципы Достоевского. // Достоевский и мировая культура. Филологический журнал. 2021. № 2 (14). С. 89-115.
20. Левина, Н. Н. Пейзаж как универсальный компонент в художественном нарративе (на примере мордовской повести). // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2017. № 1.
21. Макаричев, Ф. В., Макаричева Н. А. Полифонизм индивидуализированных контекстов как научная проблема: неизбывность концепции М. М. Бахтина. // Ученые записки Санкт-Петербургского университета технологий управления и экономики. 2016.
22. Меднис, Н. С. Сверхтексты в русской литературе. Новосибирск, 2003.
23. Менусманова, В. Р. Функции пейзажа в произведениях Ибраима Паши. // Ученые записки Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского. Филологические науки. 2019. № 2.
24. Минц, З. Г. «Петербургский текст» и русский символизм. URL: http://www.ruthenia.ru/mints/papers/pbtekst.html (дата обращения: 22.10.2025).
25. Мочульский, К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. Москва : Республика, 1995. 567 с.
26. Осмоловский, О. Н. Из наблюдений над символической типизацией в романе «Преступление и наказание». // Ф.М. Достоевский. Материалы и исследования. Т. 7. Москва : Высш. шк., 1987. С. 81-90.
27. Переверзев, В. Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. Москва : Сов. писатель, 1982. 511 с.
28. Першкина, А. Н. «Преступление и наказание» в контексте реформ уголовного законодательства в середине 1860-х годов. Дополнение к комментарию. // Достоевский и мировая культура. Филологический журнал. 2022. № 3 (19). С. 159–169.
29. Плющ, В. Н. Петербург Достоевского: реальность и мистика в жизни героев «Преступления и наказания». // Вестник Северо-Восточного федерального университета имени М. К. Аммосова. 2016. № 6 (56).
30. Подосокорский, Н. Н. «Наполеоновский» Петербург и его отражение в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». // Достоевский и мировая культура. Филологический журнал. 2022. № 4 (20). С. 71–135. URL: http://dostmirkult.ru/images/2022-4/03_Podosokorsky_71-135.pdf (дата обращения: 22.10.2025).
31. Раков, Ю. А. Петербург – город литературных героев. Санкт-Петербург : Химиздат, 2000. 346 с.
32. Соловьев, С. М. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского: очерки. Москва : Современный писатель, 1979. 456 с.
33. Степанова, Е. В. «Великолепная панорама» в структуре «Преступления и наказания» (анализ эпизода). // Вступление. Фрагменты исследований по филологии: сб. науч. трудов студентов, аспирантов и соискателей. Саратов, 2005. Вып. 3. С. 32–35.
34. Степанова, Е. В. Природа как источник формирования художественной поэтики Ф. М. Достоевского. // Бочкарёвские чтения: материалы XXX зональной конференции литературоведов Поволжья. Самара, 2006. Т. 2. С. 114–119.
35. Тончук, П. О. Полифонический роман Достоевского (в концепции М.М. Бахтина) и фуга: Опыт сравнительного анализа. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов : Грамота, 2014. № 5 (43). Ч. III. С. 184-188. URL: http://www.gramota.net/materials/3/2014/5-3/47.html (дата обращения: 22.10.2025).
36. Топоров, В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы». // Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. Москва : Издательская группа «Прогресс»—«Культура», 1995. С. 259–367.
37. Топоров, В. Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. Санкт-Петербург: «Искусство—СПБ», 2003. 616 с.
38. Тороп, П. Скандал Ф. Достоевского и М. Бахтина. // Slavica Tartuensia. Tartu, 2015.
39. Федоренко, С. С. Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»: аспекты художественной онтологии : автореф. дис. … канд. филол. наук. Томск, 2008.
40. Хвощевская, И. В. Гегель в произведениях Достоевского (на примере произведения «Преступление и наказание»). // Культура и цивилизация. 2022. Том 12. № 3А. С. 186-194.
41. Хренов, Н. А. Сверхчеловек в русском варианте: философские аспекты романа Ф. Достоевского «Бесы» и фильма В. Хотиненко, поставленного по этому роману. // Электронный журнал «Культура культуры». 2015. № 3.
42. Уиллис, О. Ю. Поэтика городского пейзажа в прозе В. В. Набокова русского периода творчества : диссертация … кандидата филологических наук : 10.01.01. Москва, 2008. 193 с.