Развитие русской прессы и концепция «гласности» в контексте реформ 1860-х годов

Эпоха 1860-х годов стала для Российской империи периодом фундаментальных трансформаций, известных как Великие реформы Александра II. Отмена крепостного права, реформы суда, местного самоуправления и, конечно, печати кардинально изменили социально-политический ландшафт страны. В этих условиях пресса из простого ретранслятора официальных мнений начала превращаться в самостоятельную общественную силу. Центральный исследовательский вопрос данной работы заключается в следующем: было ли развитие прессы лишь пассивным следствием реформ, инициированных сверху, или же она выступала активным участником и даже катализатором этих преобразований? Наш ключевой тезис состоит в том, что русская пресса 1860-х годов, развиваясь в условиях противоречивой либерализации и нового для своего времени понятия «гласности», стала не только отражением общественных настроений, но и важнейшим фактором формирования общественного мнения, косвенно влияя на повестку и восприятие реформ. В данной работе мы последовательно рассмотрим исторический контекст, проанализируем суть цензурной реформы, изучим позиции ключевых изданий и, наконец, оценим диалектическую взаимосвязь между действиями власти и ответной реакцией печатного слова.

Раздел 1. Исторический контекст эпохи, или почему реформы стали неизбежны

Великие реформы 1860-х годов не были исключительно актом доброй воли императора Александра II. Они стали закономерным и вынужденным ответом на глубочайший системный кризис, в котором оказалась Российская империя к середине XIX века. Катализатором, обнажившим всю глубину проблем, стало сокрушительное поражение в Крымской войне (1853–1856). Война наглядно продемонстрировала не только военно-техническую, но и экономическую и социальную отсталость страны по сравнению с ведущими европейскими державами. Крепостное право тормозило промышленное развитие, сковывало рынок труда и было моральным анахронизмом.

Перед самодержавием встала неотложная задача: провести модернизацию, чтобы сохранить статус великой державы и не оказаться на периферии мирового развития. Александр II и его окружение понимали, что необходимо ввести Россию в «основное русло прогресса XIX в.». Эта цель требовала комплексного подхода. Ключевыми шагами стали:

• Крестьянская реформа (1861 г.): Отмена крепостного права, давшая личную свободу миллионам крестьян и давшая толчок развитию капиталистических отношений.
• Земская и Судебная реформы (1864 г.): Создание органов местного самоуправления (земств) и введение нового, более прогрессивного судопроизводства на принципах гласности, состязательности и независимости судей.

Эти и другие преобразования (военная, финансовая, образовательная) были частями единого замысла — либерализации и создания базовых элементов гражданского общества. Однако такие масштабные изменения не могли происходить в тишине. Обществу требовался новый инструмент для их обсуждения, критики и осмысления. Этим инструментом и стала пресса, чья деятельность начала регулироваться новым, хотя и весьма специфическим, понятием — «гласность».

Раздел 2. Рождение «гласности» и что на самом деле изменила цензурная реформа 1865 года

Термин «гласность», вошедший в обиход в конце 1850-х, не следует отождествлять с современной свободой слова. В понимании той эпохи это была скорее дозированная и контролируемая властью открытость, разрешение обсуждать государственные вопросы в заранее определенных рамках. Власть сама была заинтересована в получении обратной связи от общества, но боялась утратить контроль над умами. Именно эта двойственность и легла в основу цензурной реформы, ключевым документом которой стали «Временные правила о печати» от 1865 года, подготовленные под руководством таких деятелей, как министр внутренних дел П. А. Валуев и министр народного просвещения А. В. Головнин.

Реформа носила компромиссный и противоречивый характер. С одной стороны, она стала огромным шагом вперед по сравнению с тотальным контролем предыдущей, николаевской эпохи. Ключевым нововведением была отмена предварительной цензуры для столичных (петербургских и московских) периодических изданий и для книг определенного объема. Это означало, что редакторам больше не нужно было получать разрешение цензора на каждую публикацию. Однако, с другой стороны, на смену предварительной пришла цензура карательная.

Теперь издание могло выйти в свет свободно, но постфактум власти могли применить к нему суровые санкции: наложить денежный штраф, приостановить выпуск на несколько месяцев или вовсе закрыть.

Эта система создавала парадоксальную ситуацию. Пресса получила легальное поле для существования и возможность оперативно реагировать на события. Но в то же время она постоянно находилась под дамокловым мечом административных взысканий. Политика правительства была непоследовательной, что хорошо иллюстрирует Валуевский циркуляр 1863 года, ограничивавший использование украинского языка, появившийся на фоне общего курса либерализации. Таким образом, реформа 1865 года не даровала свободу, а лишь изменила правила игры, сделав их более сложными и заставив журналистов и редакторов постоянно балансировать между смелостью суждений и угрозой закрытия.

Раздел 3. Либерально-консервативная пресса как площадка для диалога с властью

В новых условиях, созданных реформой, русская журналистика четко разделилась на несколько идейных лагерей. Одним из самых влиятельных был либерально-консервативный фланг, ярчайшим представителем которого являлся журнал «Русский вестник» под редакцией Михаила Никифоровича Каткова. Это издание не было оппозиционным в прямом смысле слова. Напротив, оно стремилось выстроить конструктивный диалог с властью, выступая в роли своего рода экспертного советника и ретранслятора умеренных идей.

«Русский вестник» горячо приветствовал либеральные реформы Александра II, видя в них единственно верный путь к «европеизации» России и укреплению государства. Журнал поддерживал отмену крепостного права, судебную реформу и развитие местного самоуправления. Однако эта поддержка не была безоговорочной. Катков и его авторы резко критиковали любые, как им казалось, радикальные интерпретации преобразований. Они вели ожесточенную полемику с демократическими изданиями, обвиняя их в нигилизме, подрыве государственных устоев и потакании революционным настроениям.

Таким образом, издания вроде «Русского вестника» выполняли важнейшую социально-политическую функцию. Они были своего рода «лояльной оппозицией». Поддерживая общий курс реформ, они одновременно очерчивали для власти границы допустимых, с их точки зрения, изменений. Они артикулировали мнение той части образованного общества, которая желала перемен, но боялась революционных потрясений. Для правительства такая пресса была полезна: она легитимизировала реформы в глазах умеренной публики и служила противовесом радикальному крылу общественной мысли.

Раздел 4. Радикальное слово, или почему «Современник» и «Русское слово» стали центрами оппозиции

Если либеральные консерваторы пытались вести диалог с властью, то демократическая журналистика избрала путь бескомпромиссной критики. Флагманами этого направления стали журналы «Современник» и «Русское слово». Эти издания превратились в настоящие идейные центры, вокруг которых группировалась разночинная интеллигенция — новый социальный слой, не принадлежавший к дворянству и выражавший интересы широких народных масс, в первую очередь крестьянства.

Редакционная политика «Современника» и «Русского слова» была направлена на разоблачение половинчатости и непоследовательности правительственных реформ. Главным объектом их критики стала крестьянская реформа 1861 года, которую они считали грабительской по отношению к крестьянам, сохранившей множество пережитков крепостничества. В условиях жесткой карательной цензуры публицисты этих журналов виртуозно владели эзоповым языком — системой намеков, иносказаний и аллегорий, позволявшей доносить до читателя самые смелые идеи в обход цензурных запретов.

Их деятельность была больше, чем просто журналистика. Это была форма политической борьбы, просвещения и формирования альтернативной общественной повестки.

Журналы не просто критиковали, но и предлагали свою программу преобразований, основанную на передаче земли крестьянам и демократизации политического строя. Неудивительно, что именно «Современник» и «Русское слово» постоянно находились под пристальным вниманием цензоров, получали предостережения, приостанавливались и, в конечном итоге, были закрыты. Однако их влияние на целое поколение молодежи было колоссальным. Они доказали, что печатное слово может быть не только комментатором событий, но и мощным оружием в идейном противостоянии.

Раздел 5. Диалектика перемен, где пресса и реформы формировали друг друга

Анализ двух полюсов русской журналистики 1860-х показывает, что «полемика гласности» была не просто фоновым шумом, сопровождавшим реформы, а являлась их неотъемлемой частью и активным фактором. Между государственной политикой и общественным мнением, выраженным на страницах газет и журналов, возникла сложная диалектическая связь, в которой стороны влияли друг на друга.

С одной стороны, именно правительство, инициировав реформы и введя «гласность», само создало общественный запрос на их публичное обсуждение. Власть нуждалась в поддержке образованных слоев и не могла проводить столь масштабные преобразования в полной изоляции. С другой стороны, развернувшаяся в прессе полемика быстро вышла за те рамки, которые пыталась установить власть. Острая критика со стороны демократических изданий, таких как «Современник», и острые дискуссии в либеральной печати обнажали недостатки и противоречия реформ. Это заставляло правительственных чиновников публично защищать свои решения, вступать в полемику и, в некоторых случаях, даже корректировать свою политику. Не стоит забывать и о влиянии зарубежной вольной печати, в первую очередь герценовского «Колокола», который задавал высокую планку политической смелости.

В конечном итоге, развитие прессы в 1860-е годы имело два важнейших последствия. Во-первых, оно способствовало беспрецедентному росту гражданского самосознания в России. Читающая публика училась анализировать политические проблемы, формировать собственное мнение и ощущать себя частью единого общества. Во-вторых, была сформирована сама культура публичной политики и политической журналистики, которая, несмотря на все последующие ограничения, уже не могла исчезнуть бесследно.

Подводя итоги, можно с уверенностью утверждать, что русская пресса 1860-х годов выполнила свою историческую миссию. Она родилась из духа Великих реформ, но очень быстро из объекта преобразований превратилась в их активного субъекта. Реформы, начатые как ответ на системный кризис империи, получили мощный общественный резонанс благодаря введению «гласности». Цензурная реформа 1865 года, несмотря на свой двойственный характер, открыла для печати легальное поле деятельности. В этом поле столкнулись два основных лагеря: либерально-консервативный, стремившийся к диалогу с властью, и демократический, избравший путь радикальной критики. Этот антагонизм и создал то напряженное интеллектуальное пространство, в котором осмыслялись, обсуждались и оценивались преобразования. Таким образом, наш основной тезис находит свое подтверждение: пресса 1860-х годов стала самостоятельной общественной силой, катализатором и важнейшей площадкой для осмысления Великих реформ. Заложенные в ту эпоху принципы публичной дискуссии и роль журналистики как «четвертой власти» оказали огромное и долгосрочное влияние на всю последующую историю России, вновь проявившись на новом историческом витке, когда понятие «гласность» стало лозунгом перемен в конце XX века.

Список использованной литературы

1. К. Лизин [К. Аркадакский]. Самоубийство и цивилизация // Дело. 1882, № 7. C. 285.
2. О новом статусе общественного благосостояния в эпоху реформ см.: W. Bruce Lincoln. The Great Reforms: Autocracy, Bureaucracy, and the Politics of Change in Imperial Russia. Dekalb, Illinois, 1990. P. 143.
3. Е. Лихачева. О самоубийстве // Отечественные записки. 1881, № 7. C. 22.
4. Фразы из хроники «Наши общественные дела» (Н. А. Демерт) в «Отечественных записках» (1872, № 7. C. 83) и статьи Е. Лихачевой «О самоубийстве» (С. 31).
5. Из анонимной рецензии на кн.: А. В. Лихачев. Самоубийство в Западной Европе и Европейской России. СПб., 1882 // Отечественные записки. 1882, № 9. С. 133.
6. Из эпиграфа к XIX главе 10-го немецкого издания «Kraft und Stoff».
7. А. Клитин. Наше время и самоубийство. Киев, 1890. С. 3-6. Клитин использовал известный антинигилистический памфлет П. П. Цитовича «Хрестоматия нового слова» (3-е изд., Одесса, 1879).
8. Д. И. Писарев. Мотивы русской драмы // Д. И. Писарев. Соч. в 4-х тт. М., 1955- 1956. Т. 2. С. 392. См. об этих метафорах: Michael Holquist. Bazarov and Sechenov: The Role of Scientific Metaphor in «Fathers and Sons» // Russian Literature Vol. XVI (1984), а также: И. Паперно. Семиотика поведения: Николай Чернышевский — человек эпохи реализма. М., 1996. С. 17-18, 190 (сноска 33).
9. Richard Wortman. The Crisis of Russian Populism. Cambridge, 1967. Р. 28. О статистике в России см. также: Alexander Vucinich. Science in Rissian Culture. Vol. 2. Stanford, 1970. P. 89.
10. Из анонимной статьи «Пессимизм нашей интеллигенции» («Неделя», 1880, № 42, С. 1337-1338), в которой, среди других примет пессимизма, обсуждались самоубийства. Автор — И. Каблиц, опубликовавший под псевдонимом И. Юзов «Основы народничества» (1882) — компедиум народнической фразеологии.
11. У метафоры «социальный организм» есть и русские корни. Среди представителей органической теории в западноевропейской социологии были двое русских, Paul Lilienfeld и J. Novicow, известные главным образом как западные ученые. Лилиенфельд проводил аналогию между индивидуальным и социальным телом в своем труде «Основные начала политической экономии», опубликованном в Петербурге в 1860 году под псевдонимом Лилиев. Его «Мысли о социальной науке будущего» появились в Петербурге в 1872 году. Немецкое издание этих книг, хорошо известное европейским ученым, вышло в свет в 1873 и 1881 году. Спенсер, чей авторитет сыграл большую роль в повсеместном распространении этой метафоры, опубликовал свой классический труд «Основы социологии» («Principles of Sociology») в 1878-1880 гг.
12. Пессимизм нашей интеллигенции. С. 1338.
13. Лихачева. С. 23.
14. См. об этом главу 9 в кн.: Michael MacDonald, Terence R. Murphy. Sleepless Souls: Suicide in Early Modern England. Oxford, 1990.
15. Согласно одному исследователю, до середины 1870-х годов «Санкт-Петербургские Полицейские ведомости» воздерживались от публикации сообщений о самоубийстве по просьбе родственников или знакомых погибшего (А. В. Лихачев. Самоубийство в Западной Европе и Европейской России: Опыт сравнительно-статистического исследования СПб., 1882. С. 18).
16. О «малой прессе», т. е. печати, ориентированной на массового читателя, см.: Louise McReynolds. The News Under Russia’s Old Regime: The Development of a Mass-Circulation Press. Princeton, 1991. Среди этих изданий были газеты «Петербургский листок» (с 1864 года), «Петербургская газета» (с 1867 года) и «Новости» (с 1871 года).