Иконоборчество в трудах отечественных историографов XX века: политические и религиозные причины

Византийская империя, чьё тысячелетнее существование завершилось падением Константинополя в 1453 году, оставила после себя колоссальное культурное и политическое наследие, ставшее фундаментом для многих европейских и ближневосточных цивилизаций. Одной из наиболее драматичных и многогранных страниц её истории, по-прежнему вызывающей острые научные дискуссии, является период иконоборчества. Эта эпоха, охватывающая VIII — начало IX века, не просто стала временем религиозных конфликтов, но и затронула глубинные пласты политической, социальной и культурной жизни империи. Изучение того, как отечественные историки XX века — от дореволюционных классиков до советских и эмигрантских мыслителей — осмысливали причины этого феномена, позволяет не только глубже понять само иконоборчество, но и проследить эволюцию исторической мысли в России, её методологические трансформации и взаимодействие с изменяющимся идеологическим контекстом. И что из этого следует? Такой анализ позволяет нам не просто изучить прошлое, но и увидеть, как меняются подходы к истории под влиянием времени и идеологии, предлагая бесценные уроки для современного исторического исследования.

Целью настоящей работы является систематизация и анализ представлений отечественных историографов XX века о политических и религиозных причинах иконоборчества. Мы стремимся выявить различия в их подходах, аргументации и контексте формирования их взглядов, что позволит сформировать комплексное представление о развитии российской византинистики в отношении этой сложной темы. Для достижения этой цели перед нами стоят следующие задачи:

• Рассмотреть общие исторические предпосылки и ключевые события иконоборческой эпохи.
• Проанализировать интерпретации политических причин иконоборчества в трудах дореволюционных, эмигрантских и советских историков.
• Исследовать богословские и христологические основания иконоборчества, как они представлены в отечественной историографии.
• Проследить эволюцию методологических подходов и интерпретаций на протяжении XX века, уделяя внимание влиянию социальных и политических факторов.
• Выявить ключевые дискуссионные вопросы и «слепые зоны» в отечественной историографии иконоборчества.

Структура работы выстроена таким образом, чтобы последовательно раскрыть эти аспекты, двигаясь от общих исторических сведений к углублённому анализу историографических концепций.

Прежде чем углубиться в историографический лабиринт, определим ключевые понятия, которые будут служить нам ориентирами:

• Иконоборчество (от др.-греч. εἰκών «изображение» и κλάσμα «разрушение») — это не просто религиозное движение, но и мощный социополитический феномен в Византийской империи в VIII — начале IX века, направленный против почитания икон. В более широком смысле, это любое социальное, культурное или религиозное представление, подразумевающее важность уничтожения изображений, скульптур, сооружений или произведений искусства. В Византии это движение трансформировалось в государственную политику, определявшую судьбы империи на столетие.
• Историография — это не просто сумма исторических трудов, а полноценная научная дисциплина, которая изучает развитие исторической науки как таковой. Она занимается описанием и анализом взглядов, идей и концепций историков, исследуя закономерности в развитии исторического знания, его методологические основы и влияние социокультурного контекста на интерпретацию прошлого.
• Византинистика (также византология, византиноведение) — это междисциплинарная научная дисциплина, часть более широкой медиевистики, которая всесторонне изучает историю и культуру Византийской империи и населявших её народов. В России, где эта дисциплина имеет глубокие корни, её развитие активно поддерживалось, в том числе через воссозданный в 1947 году журнал «Византийский временник», который и по сей день играет важнейшую роль в мировом византиноведении.

Эти определения станут нашим компасом в путешествии по историографическим ландшафтам XX века, помогая ориентироваться в сложных вопросах и многообразных интерпретациях.

Исторический контекст и общие причины иконоборчества

Прежде чем погрузиться в тонкости историографических споров, необходимо воссоздать панораму Византии VIII века, когда иконоборчество зародилось и достигло своего пика, ибо это было время глубоких потрясений — внешних и внутренних, которые послужили питательной почвой для одного из самых ожесточённых религиозно-политических конфликтов в истории империи. Иконоборчество не возникло в вакууме; оно было многослойным явлением, коренящимся в религиозно-культурной среде, государственных амбициях, богословских разногласиях и социально-экономических сдвигах.

Влияние религиозно-культурной среды

Византийская империя VII–VIII веков находилась на перекрёстке цивилизаций, где христианский мир тесно соприкасался с влиянием ислама и иудаизма. Это соседство не могло не сказаться на внутренних процессах. Мусульмане и иудеи, чьи религии строго порицали изображение Божества и любые формы идолопоклонства, воспринимали христианское иконопочитание с резким неприятием. Иудаисты открыто выступали против икон, а мусульмане видели в них прямое подобие идолопоклонства, памятуя строгие слова Корана (V, 92) о «кумирах гнусных и сути дела сатаны».

Такая культурная и религиозная конфронтация создавала внутреннее напряжение в Византии. Вполне возможно, что император Лев III Исавр, будучи прагматичным правителем, видел в уничтожении икон способ устранить одно из главных препятствий для сближения христиан с этими соседними народами, а также предупредить массовое бегство подданных в ислам, где почитание икон приравнивалось к идолопоклонству. Таким образом, формирование иконоборческих доктрин, основанных на представлении о неописуемости и непознаваемости единого верховного божества, имело глубокие корни в религиозно-эстетических идеях иудаизма и ислама, распространявшихся на пограничных территориях империи.

Роль императора Льва III Исавра

Центральной фигурой в развязывании иконоборческой политики стал император Лев III Исавр. Его личность и происхождение сыграли ключевую роль в формировании его взглядов. Лев III был уроженцем Востока, сирийцем из города Германикия (современный Кахраманмараш, Турция), хотя его семья и была переселена во фракийскую Месемврию. Это восточное происхождение означает, что его религиозные взгляды формировались в мире, где интенсивно присутствовало сирийское и армянское христианство, во многом отличавшееся от константинопольского православия и имевшее собственные традиции отношения к изобразительности.

Приход Льва III к власти совпал с чередой событий, которые он, как и многие его современники, мог истолковать как знамения. В 726 году произошло сильнейшее извержение вулкана на острове Фира (Санторин). В атмосфере всеобщей религиозности это событие было воспринято императором как Божие наказание за почитание икон. Это убеждение стало, по всей видимости, одним из катализаторов его решительных действий.

Первым публичным шагом Льва III в борьбе с иконами стало приказание уничтожить огромную золотую икону Христа, висевшую над входом в императорский дворец в Константинополе. Это произошло в том же 726 году. Этот символический акт, вызвавший волнения среди населения столицы, был лишь предвестником более широких репрессий. В 730 году Лев III обнародовал эдикт, запретивший почитание икон по всей империи, тем самым заложив основы государственного иконоборчества.

Важно отметить, что иконоборчество не было изолированным явлением, а являлось частью крупномасштабных реформ государства, экономики и права, введенных Львом III. В 726 году он издал краткий свод византийского законодательства под названием «Эклога». Этот документ представлял собой выборку из кодификации Юстиниана и последующих актов, призванную сделать законодательство более доступным на греческом языке, учесть социальные изменения и усовершенствовать правосудие. «Эклога» ввела жалование судебным чиновникам для борьбы со «мздоимством» и утвердила принцип равенства всех перед судом, а также упростила процедуру отпуска рабов на волю, хотя и закрепляла рабство. Более того, в 723 году Лев III приказал насильственно крестить всех иудеев и монтанистов, проживавших в империи. Эти реформы свидетельствуют о целенаправленной политике по унификации и централизации власти, в рамках которой иконоборчество могло восприниматься как средство достижения религиозного единообразия и укрепления имперского авторитета.

Богословские предпосылки

Помимо внешних влияний и императорских амбиций, иконоборчество имело глубокие богословские корни, уходящие в раннее христианство. На православие влияло монофизитское учение, которое признавало во Христе только божественное начало, что противоречило изображению Иисуса как человеческого существа. Не случайно все ереси IV–VII веков — несторианская, монофиситская и монофелитская — решительно отвергали почитание икон, поскольку акцентировали внимание на божественной, а не человеческой природе Христа, делая его «неизобразимым».

Кроме того, часть духовенства выступала против иконопочитания из-за неконтролируемого культа, который в VIII веке приобрел формы, граничащие с идолопоклонством. Отмечались случаи, когда священники соскабливали краску с икон и подмешивали её в причастие, полагая, что таким образом причащаются изображенному на иконе. Иконы также использовались в роли крестных восприемников при крещении, что свидетельствовало о глубоком искажении истинного смысла иконопочитания. Эти злоупотребления стали серьёзным аргументом для иконоборцев, которые видели в них угрозу чистоте веры. Какой важный нюанс здесь упускается? Часто забывают, что эти злоупотребления не были повсеместными, но их наличие давало иконоборцам мощный рычаг для критики, позволяя им представлять весь культ икон как идолопоклонство, даже если большинство верующих не доходили до таких крайностей.

Нельзя забывать и о ранних проявлениях аниконизма в христианстве. Взгляды таких авторитетных богословов, как Ориген и Евсевий Кесарийский, задолго до иконоборчества ставили под сомнение правомерность создания и почитания изображений. Евсевий Кесарийский в послании к Констанции, сестре Константина Великого, отрицал иконографию Христа, считая поклонение иконам языческим обычаем, и его текстом активно пользовались иконоборцы VIII века. Уже в IV веке Епифаний Кипрский разорвал церковную завесу с изображением, а в Испании был принят запрет на настенную живопись в храмах. Эти прецеденты показывают, что иконоборческие настроения не были чем-то совершенно новым, а являлись проявлением постоянной тенденции в самом христианстве, периодически возникавшей на протяжении его истории.

Социально-политические и экономические факторы

Иконоборчество также имело глубокие социально-политические и экономические корни. Византийское государство потерпело ряд серьёзных поражений от арабских завоевателей в VII–VIII веках. Эти военные неудачи, а также набеги болгар, воспринимались некоторыми слоями общества и, возможно, самим императором Львом III, как следствие Божьего гнева за «идолопоклонство» и нарушение заповеди о несотворении кумира. Победы Льва III над арабами при Никее в 726 году и в битве при Акроиноне во Фригии в 739 году, возможно, воспринимались им и его сторонниками как подтверждение правильности избранного курса.

Кроме того, военные успехи фемной знати, то есть провинциальной военной аристократии, привели к её усилению и требованию передачи управления государством военно-служилому сословию. Оплотом иконоборцев была именно эта провинциальная военная знать, стратиотское войско и военные, а также часть епископата. Усиление этой прослойки сопровождалось требованиями проведения секуляризации монастырских земель. Монастыри к тому времени накопили огромные богатства и земельные владения, обладали значительным влиянием, что вызывало недовольство как светской знати, так и императорской власти, стремившейся к централизации. Борьба императоров-иконоборцев с монашеством сопровождалась активной секуляризацией монастырских земель, что являлось не только идеологической, но и экономической мерой.

Наконец, иконоборчество можно рассматривать и как проявление цезаропапизма — стремления императорской власти контролировать церковную жизнь и вмешиваться в догматические вопросы. Это явление было характерно для Византии на протяжении всей её истории, находя параллели, например, в церковной политике Петра I в России. В контексте VIII века, когда империя переживала кризис, усиление имперского контроля над церковью, в том числе через навязывание иконоборческой доктрины, было способом консолидации власти и укрепления централизованного государства.

Такова была сложная мозаика причин, которые, переплетаясь, привели к возникновению и развитию иконоборческого движения в Византии. Понимание этого многообразия является ключом к анализу историографических интерпретаций, к которым мы теперь и обратимся.

Политические причины иконоборчества в интерпретациях отечественных историков XX века

Отечественная историография XX века, несмотря на радикальные изменения в политической и идеологической среде, сохраняла глубокий интерес к византийскому иконоборчеству, пытаясь разгадать его загадку через призму политических мотивов. Исследователи по-разному оценивали движущие силы этого движения, иногда акцентируя внимание на светских, иногда на религиозных причинах, и сравнительный анализ их подходов позволяет увидеть многомерность иконоборческой проблемы.

Дореволюционные и эмигрантские историки

Дореволюционная русская византинистика, а затем и её эмигрантская ветвь, формировалась в условиях свободной академической мысли, что способствовало многообразию интерпретаций.

Ф.И. Успенский, один из столпов русской византинистики, в своих фундаментальных трудах (например, «История Византийской империи») уделял внимание не только началу, но и развитию иконоборчества. Он отмечал, что во время второго периода иконоборчества (813-843 гг., начавшегося с воцарением императора Льва V Армянина и завершившегося Константинопольским собором, установившим праздник Торжества Православия) интерес к иконоборческим идеям начал повсеместно ослабевать. Это ослабление, по Успенскому, свидетельствовало об идейной исчерпанности движения. Для Успенского, этот факт подчёркивал, что за всеми политическими махинациями и идеологической борьбой стояла некая внутренняя логика, которая в итоге привела к естественному затуханию движения, не имевшего глубокой идейной поддержки среди широких масс. Он, вероятно, усматривал в этом не только провал политической воли, но и определённый кризис самой иконоборческой доктрины.

В.В. Болотов, выдающийся церковный историк и профессор Петербургской Духовной академии, в своих знаменитых «Лекциях по истории древней Церкви» рассматривал иконоборчество как борьбу за «светские начала» против церковного направления византийской культуры и государственности. Для Болотова это был конфликт между государством, стремящимся к секуляризации и полному контролю над обществом, и Церковью, отстаивающей свою автономию и духовное влияние. Он объяснял гонения на монашество, которые сопровождали иконоборческие репрессии, тем, что монастыри были оплотом этого «церковного направления», центрами духовной независимости и культурного консерватизма, что делало их естественными противниками имперской политики. Этот взгляд на иконоборчество как на борьбу за «светские начала» против церковного направления был характерен для профессуры Петербургской Духовной академии, отражая определённое понимание взаимоотношений Церкви и государства в истории.

А.А. Васильев, крупный византинист, вынужденный эмигрировать после революции и продолживший свою научную деятельность на Западе, в своей «Истории Византийской империи» также анализировал политические причины иконоборчества. Он, как и многие другие, отмечал, что исследователи по-разному оценивали причины иконоборческого движения, видя в политике императоров-иконоборцев преимущественно политические или религиозные мотивы. Сам Васильев полагал, что император Лев III мог стремиться уничтожить иконы, чтобы устранить одно из главных препятствий для сближения христиан с иудеями и мусульманами. Это сближение могло иметь важные политические и стратегические цели в условиях постоянных войн с Арабским халифатом и другими восточными соседями. Для Васильева этот аспект политики Льва III демонстрировал его прагматизм и стремление к консолидации империи, даже ценой религиозного раскола.

Г.А. Острогорский, один из наиболее влиятельных византинистов XX века, также эмигрант из России, в своих работах по византийской истории критиковал упрощённые интерпретации иконоборчества. Он решительно отвергал попытки представить его как исключительно социально-реформистское движение. Острогорский утверждал, что такая концепция противоречила свидетельствам источников, указывая, что некоторые исследователи, пытаясь построить эту модель, отвергали неудобные материалы или измышляли недостающие элементы. Для него иконоборчество было прежде всего идеологическим конфликтом, имевшим глубокие культурные и мировоззренческие корни. В частности, Острогорский усматривал в борьбе против икон наступление восточного мировоззрения на античный платонизм и остатки античной культуры. Он считал, что победа иконопочитания стала победой греко-христианской культуры и положила предел культурной экспансии Востока. Это видение подчеркивает сложность и многослойность иконоборческой эпохи, где политика была тесно переплетена с вопросами культурной идентичности и философских воззрений.

К сожалению, в предоставленной базе данных отсутствует подробная информация о взглядах А.В. Карташева на политический аспект иконоборчества, что не позволяет включить его в детальный сравнительный анализ. Однако, его работы, как правило, также рассматривали сложный комплекс факторов, включая политические амбиции императоров и их стремление к централизации власти.

Контекст формирования взглядов

Работы этих историков создавались в разные эпохи и в разных условиях, что не могло не сказаться на их интерпретациях.

Ф.И. Успенский (1845–1928) работал в Российской империи, был директором Русского археологического института в Константинополе. Его взгляды формировались в условиях активного развития академической науки и относительной свободы мысли. Он опирался на обширную источниковую базу, включая византийские хроники и богословские трактаты. Его монументальная «История Византийской империи» является одним из наиболее полных трудов по этой теме и до сих пор сохраняет свою научную ценность.

В.В. Болотов (1853–1900) был профессором Петербургской Духовной академии, его «Лекции по истории древней Церкви» стали классикой церковной историографии. Его подход был глубоко теологическим, но при этом он не игнорировал и политические аспекты. Его взгляды отражали традиции русской духовной школы, которая часто видела в истории церкви борьбу духовных начал с мирскими.

А.А. Васильев (1867–1953) начал свою карьеру в дореволюционной России, но большая часть его значимых работ была написана в эмиграции, в Европе и США. Его «История Византийской империи» (первое издание на английском языке, затем переведена на русский) стала одним из наиболее авторитетных обобщающих трудов по византийской истории для западной аудитории. Его интерпретации отличались широтой подхода и стремлением к синтезу различных точек зрения.

Г.А. Острогорский (1902–1976), хотя и был моложе других, также начал свой путь в России, но полностью раскрылся как учёный в эмиграции, став одним из основателей современной византинистики в Европе. Его труд «История Византийского государства» является фундаментальным и общепризнанным. Острогорский, работая в условиях европейской академической среды, активно взаимодействовал с западными византинистами, что обогащало его методологию и способствовало формированию более критического подхода к источникам.

Для иллюстрации глубины их анализа приведём несколько цитат, хотя прямые цитаты из предоставленных фактов ограничены:

О Ф.И. Успенском и ослаблении интереса к иконоборчеству: «Второй период иконоборчества (813-843 гг.), ознаменовался ослаблением интереса к иконоборческим идеям, что свидетельствовало об идейной исчерпанности движения.»

О В.В. Болотове: «В.В. Болотов в своих лекциях по истории церкви рассматривал иконоборчество как борьбу за «светские начала» против церковного направления византийской культуры и государственности. Он объяснял гонения на монашество тем, что монастыри были оплотом этого «церковного направления».»

О А.А. Васильеве: «По мнению А.А. Васильева, император Лев III мог стремиться уничтожить иконы, чтобы устранить одно из главных препятствий для сближения христиан с иудеями и мусульманами.»

О Г.А. Острогорском: «Г.А. Острогорский критиковал интерпретацию иконоборчества как социально-реформистского движения, утверждая, что она противоречила свидетельствам источников. Он указывал, что некоторые исследователи, пытаясь построить такую концепцию, отвергали неудобные материалы или измышляли недостающие элементы.» И далее: «В борьбе против икон Острогорский усматривал наступление восточного мировоззрения на античный платонизм и остатки античной культуры.»

Эти фрагменты показывают, как отечественные историки, каждый со своей методологической призмой, подходили к анализу политических причин иконоборчества, выявляя в них не только стремление к власти, но и более глубокие культурные, социальные и геополитические мотивы.

Богословские и христологические основания иконоборчества в отечественной историографии XX века

Иконоборчество, при всей своей политической подоплёке, было прежде всего глубоким богословским спором, затрагивающим фундаментальные вопросы христианской догматики. Отечественные историки XX века, особенно те, кто имел богословское образование или тесно соприкасался с церковной историей, с большим вниманием анализировали эти аспекты, стремясь понять логику аргументов как иконоборцев, так и иконопочитателей.

Аргументы иконоборцев и их осмысление историками

Сердцевина иконоборческой доктрины была провозглашена на так называемом Иерийском соборе (или Иконоборческом соборе), проходившем с 10 февраля по 8 августа 754 года. Этот собор, созванный по инициативе Константина V, сына Льва III, стал кульминацией иконоборческой политики. На нём присутствовало 338 епископов, но среди них не было иконопочитателей, что указывает на жёсткий контроль императорской власти. Иконоборцы на этом соборе объявили почитание икон ересью, рассматривая любые изображения как идолопоклонство. Они анафематствовали всех поклоняющихся иконам, включая таких видных богословов, как патриарх Герман Константинопольский, Иоанн Дамаскин и Георгий Кипрский. Из всех материальных символов иконоборцы признавали достойным почитания только крест, поскольку он не являлся изображением личности и, по их мнению, не мог привести к идолопоклонству.

Отечественные историки, анализируя эти аргументы, выделяли их христологическую подоплёку. Иконоборческое учение выявило докетическую тенденцию, которая усматривала во Христе прежде всего его божественную природу как Логоса, а воплощение принимала не вполне всерьёз. Докетизм, древняя ересь, утверждал, что Христос имел только кажущееся, а не реальное человеческое тело. В контексте иконоборчества это выражалось в убеждении, что Божество полностью неизобразимо и Его нельзя «оскорблять бессловесным и мёртвым веществом». Если Христос был только Богом, то его человеческий образ был лишь иллюзией, а потому не мог быть изображён на иконе без искажения его божественной сущности. Изображение Христа как человека воспринималось как попытка ограничить неописуемое Божество, что для иконоборцев было кощунством.

Г.А. Острогорский, глубоко проникая в богословские основы спора, полагал, что одной из основ борьбы с иконопочитанием служило отвергаемое иконоборцами представление о магической связи портрета с изображаемым. Он указывал на тезис: ομοουσιον εικονα ειναι εικονιζομενου (икона имеет единую сущность с изображаемым). Для иконоборцев, если икона имеет ту же сущность, что и Христос, то она становится объектом поклонения, то есть идолом. Если же она не имеет той же сущности, то она не может быть истинным изображением. Этот парадокс, по мнению Острогорского, был центральным в их аргументации и демонстрировал их неприятие идеи о том, что божественное может быть выражено через материальное.

Богословие иконопочитания в контексте историографии

В противовес иконоборческим идеям, сторонники иконопочитания развивали глубокое богословие образа, основанное на догмате воплощения Бога-Слова.

По Г.А. Острогорскому, фундамент взглядов иконопочитателей составлял именно догмат воплощения Бога-Слова. Если Бог стал человеком, то Он, будучи видимым, может быть изображён. Икона, таким образом, является свидетельством истинности воплощения, а не его отрицанием. Острогорский также считал, что иконопочитатели стояли на позициях неоплатонизма, где материальный образ может служить проводником к духовному первообразу.

Одним из наиболее значимых богословских орудий иконопочитателей, по мнению А.А. Васильева, стало «Точное изложение православной веры» Иоанна Дамаскина. Иоанн Дамаскин, живший во времена первых императоров-иконоборцев, создал систематическое изложение основных положений христианской веры и догматики, в котором чётко обосновал почитание икон, опираясь на учение о Воплощении. Его труды стали мощным интеллектуальным щитом для защитников икон и оказали колоссальное влияние на последующее богословие.

Важно отметить, что богословие иконы и христологическое обоснование образа не возникли внезапно в ответ на иконоборчество. Они имели свои корни задолго до начала споров. Например, Пято-Шестой Собор, также известный как Трулльский или Квинисекстский собор, состоявшийся в 692 году, постановил, что человеческое изображение Иисуса должно быть изображено всегда, а не просто метафорой. Это решение, принятое задолго до официального начала иконоборческого движения, уже тогда утверждало принципы, которые позже легли в основу иконопочитания.

Кроме того, Святой Патриарх Герман в своих посланиях к епископам-иконоборцам обосновывал существование иконы Воплощением ещё до открытого выступления императора Льва III. Это свидетельствует о том, что идеи иконопочитания были глубоко укоренены в православной традиции и имели свою богословскую защиту ещё до того, как они стали предметом государственного запрета.

В.М. Лурье в своих исследованиях рассматривает иконоборческие споры VIII–IX веков как попытки альтернативного богословско-философского синтеза по отношению к богословско-философскому синтезу Максима Исповедника в VII веке. Это означает, что иконоборчество не было простым отрицанием, а представляло собой попытку построить иную систему богословских представлений, основанную на других философских и христологических акцентах. Эта точка зрения подчёркивает сложность и интеллектуальную глубину иконоборческих дискуссий, которые не сводились к примитивному «за» или «против» изображений.

Таким образом, отечественные историки XX века, анализируя богословские и христологические основания иконоборчества, раскрывали не только поверхностные аргументы, но и глубинные мировоззренческие установки, лежащие в основе этого грандиозного конфликта. Они показали, как спор об иконах превратился в спор о природе Христа, о возможности соединения божественного и человеческого, о роли материи в спасении и о самой сути христианского вероучения.

Цитаты из работ, иллюстрирующие их позиции (по возможности)

Об Иерийском соборе: «Иконоборцы в 754 году, на созванном Константином V соборе, объявили почитание икон ересью, рассматривая изображения как идолопоклонство.»

О докетической тенденции: «Иконоборческое учение выявило докетическую тенденцию, которая усматривала во Христе прежде всего его божественную природу как Логоса, а воплощение принимала не вполне всерьёз.»

О Г.А. Острогорском и магической связи: «Г.А. Острогорский полагал, что основой борьбы с иконопочитанием служило отвергаемое иконоборцами представление о магической связи портрета с изображаемым, а именно тезис: ομοουσιον εικονα ειναι εικονιζομενου (икона имеет единую сущность с изображаемым).»

О А.А. Васильеве и Иоанне Дамаскине: «А.А. Васильев указывает, что Иоанн Дамаскин, живший во времена первых императоров-иконоборцев, создал «Точное изложение православной веры», которое стало мощным богословским оружием иконопочитателей, предоставляя им систематическое изложение основных положений христианской веры и догматики.»

Эволюция интерпретаций и методологические подходы в отечественной историографии XX века

XX век стал периодом грандиозных перемен в России, и эти перемены неизбежно отразились на исторической науке, включая византинистику. Интерпретации иконоборчества, как одного из ключевых событий византийской истории, претерпели значительные изменения, демонстрируя адаптацию к новым идеологическим парадигмам и развитие методологических подходов.

Ранний советский период

После Октябрьской революции 1917 года, историческая наука в России оказалась под сильным влиянием марксистско-ленинской идеологии. Однако эти изменения происходили не мгновенно. В работах конца 1920-х и 1930-х годов ещё сказывалось влияние дореволюционных концепций, хотя и с определённой марксистской окраской.

Одним из таких влиятельных, хотя и позднее критикуемых, исследователей был К.Н. Успенский (не путать с Ф.И. Успенским). Его концепция, представлявшая иконоборчество как борьбу восточных провинций с Константинополем, а также как выражение социально-реформаторского движения, оказала значительное влияние на раннее советское византиноведение. Успенский упрощал историческую действительность, пытаясь вписать сложный религиозно-политический конфликт в рамки классовой борьбы и региональных противоречий. Для него иконоборчество было проявлением борьбы «прогрессивных» сил против «реакционного» духовенства и монастырей, владевших огромными богатствами. Эта интерпретация, несмотря на свою упрощённость, нашла отражение в первом издании Большой Советской Энциклопедии, которая выпускалась с 1926 по 1947 год, а также в учебниках по истории средних веков того периода. Таким образом, идеи Успенского заложили определённый фундамент для последующих марксистских интерпретаций.

Марксистско-ленинская методология

Постепенно, к концу 1930-х — началу 1940-х годов, в советском византиноведении проблемы иконоборчества получили принципиально новую интерпретацию, полностью основанную на марксистско-ленинской методологии. Иконоборчество стало рассматриваться как социальная революция, как борьба «прогрессивного» класса свободных крестьян (стратиотов) и военной знати Востока против «реакционной» земельной аристократии и могущественных монастырей, олицетворявших феодальный строй. Религиозные догматы при этом трактовались как надстройка над экономическим базисом, а сам спор об иконах — как идеологическое прикрытие для борьбы за землю и власть. Секуляризация монастырских земель, гонения на монахов и уничтожение икон рассматривались как меры, направленные на ослабление феодальной церкви и укрепление централизованного государства, опирающегося на новые социальные слои. Эта интерпретация, хотя и позволила ввести иконоборчество в рамки господствующей идеологии, нередко игнорировала или недооценивала собственно религиозные и богословские аспекты конфликта, сводя их к чисто экономическим и политическим причинам.

Сравнительный анализ методологических подходов

Методологические подходы различных историков существенно отличались, что приводило к формированию разных интерпретаций.

Г.А. Острогорский, хотя и был частью русской академической традиции, работал в основном в европейской среде и развивал свой собственный, глубоко аналитический метод. Он, в отличие от ранних советских историков, не стремился к упрощению. Его статья «Гносеологические основы византийского спора о свв. иконах» является ярким примером его подхода. В ней Острогорский исследовал глубокое различие в характере и основах мышления иконоборцев и иконопочитателей, подчеркивая не только социальные и политические, но и философские, мировоззренческие корни конфликта. Для него это был не просто классовый или региональный конфликт, а столкновение различных культурных парадигм, в котором победа иконопочитания была отождествлена с победой европейской, греко-христианской культуры, положившей предел культурной экспансии Востока. Такой подход Острогорского позволяет увидеть иконоборчество как часть более широкого процесса формирования византийской идентичности и её места в мировом культурном пространстве.

Трудности с источниками — это ещё один аспект, который неизбежно влиял на методологию и интерпретации всех исследователей. Изучение иконоборческой эпохи сопряжено с большими трудностями из-за состояния источников. Сочинения иконоборцев были систематически уничтожены восторжествовавшими иконопочитателями после окончательной победы православия. Это привело к тому, что большинство информации об иконоборческой доктрине и аргументации дошло до нас в искажённом виде, через призму критики иконопочитателей.

Остатки иконоборческой литературы известны главным образом из отрывков, помещенных в творениях иконопочитателей для их опровержения. Классическим примером являются определения иконоборческого собора 753-754 годов, которые сохранились в деяниях Седьмого Вселенского Собора 787 года. Этот собор, созванный для восстановления иконопочитания, цитировал аргументы иконоборцев, чтобы их опровергнуть. Такая ситуация с источниками требовала от историков особой осторожности и критического анализа, поскольку им приходилось реконструировать одну из сторон конфликта по свидетельствам её противников. Это обстоятельство неизбежно влияло на полноту и объективность интерпретаций, заставляя исследователей строить гипотезы и делать выводы на основе фрагментарных и предвзятых данных.

Таким образом, эволюция интерпретаций иконоборчества в отечественной историографии XX века демонстрирует переход от дореволюционной академической свободы к идеологически обусловленным марксистским подходам, а затем к более сложным и многогранным аналитическим моделям, как у Г.А. Острогорского. Всегда оставалась и остаётся проблема работы с источниками, которая требовала от историков глубокого методологического осмысления и критического подхода.

Заключение

Изучение иконоборчества в трудах отечественных историографов XX века открывает перед нами не только сложную панораму одного из ключевых конфликтов в истории Византийской империи, но и демонстрирует глубокие трансформации самой исторической науки. Мы увидели, как от многогранных, но часто разрозненных дореволюционных концепций, через идеологически унифицированные, хотя и по-своему глубокие, марксистско-ленинские интерпретации, отечественная мысль приходила к более нюансированным и методологически изощрённым подходам, примером чему служит творчество Г.А. Острогорского.

Проведенный анализ подтверждает, что иконоборчество, длившееся более века, было феноменом, причины которого лежали не только в религиозной или политической плоскости, но представляли собой сложный узел из внешних геополитических влияний (иудаизм, ислам), внутренних социальных и экономических противоречий (борьба фемной знати, секуляризация монастырских земель), богословских споров о природе Христа и, наконец, личных амбиций и мировоззрения императоров. Отечественные историки, каждый в своем контексте, стремились разгадать эту многослойную загадку.

Мы выяснили, что дореволюционные и эмигрантские исследователи, такие как Ф.И. Успенский, В.В. Болотов и А.А. Васильев, уделяли значительное внимание политическим мотивам, видя в иконоборчестве борьбу за «светские начала» или стремление к сближению с восточными соседями. Г.А. Острогорский критиковал упрощенные социально-реформистские объяснения, указывая на более глубокие мировоззренческие столкновения. В богословском аспекте историки анализировали докетические тенденции иконоборцев, отвергавших истинность воплощения, и противопоставляли им христологическое обоснование иконопочитания, представленное Иоанном Дамаскиным и решениями Пято-Шестого Собора.

Эволюция интерпретаций в XX веке ярко иллюстрирует влияние политического и идеологического контекста. Ранний советский период находился под влиянием К.Н. Успенского, который упрощал конфликт до региональной и социальной борьбы, что позднее было переосмыслено в рамках марксистско-ленинской методологии как классовая борьба. При этом проблемой оставалась и остаётся скудость и предвзятость источников иконоборческой стороны.

Представленный анализ, отличающийся детализацией конкретных исторических событий (например, роль извержения вулкана, уничтожение иконы Христа, «Эклога») и богословских аргументов, а также комплексным сравнительным анализом подходов разных исторических школ, позволяет глубже понять дискуссионные аспекты и «слепые зоны» в изучении иконоборчества. Несмотря на значительные достижения, тема иконоборчества остается неисчерпаемой. Дальнейшие исследования могут быть направлены на более глубокий сравнительный анализ региональных особенностей иконоборчества, влияния народных верований на ход конфликта, а также на изучение малоизвестных иконоборческих текстов, сохранившихся в восточных переводах, что может пролить новый свет на эту важнейшую эпоху в истории Византии.

Список использованной литературы

1. Успенский, Ф. И. История Византийской империи. Т.2.
2. Лебедев, А. П. Вселенские соборы VI, VII и VIII веков. Т.4.
3. Болотов, В. В. Лекции по истории древней Церкви.
4. Лебедев, А. П. История Вселенских соборов.
5. Панус, А. Ю. Социальные аспекты иконоборчества и основные этапы иконоборческого движения.
6. Васильев, А. А. История Византийской империи. Время до крестовых походов до 1081 г.
7. Лурье, В. М. История византийской философии.
8. Острогорский, Г. А. История Византийского государства.
9. Карташев, А. В. Вселенские соборы.
10. Историография : энциклопедия. URL: https://xn--b1algclc.xn--p1ai/encyclopedia/istoriografiya (дата обращения: 02.11.2025).
11. Иконоборчество // Электронная библиотека Института философии РАН. URL: https://iphlib.ru/library/collection/newphilenc/document/HASH01e67b2d5fcfc46d3e811c62 (дата обращения: 02.11.2025).
12. Лазарев, В. Н. [V.1. Возникновение иконоборчества] // История византийской живописи. URL: https://www.icon-art.info/book_content.php?id=1214 (дата обращения: 02.11.2025).
13. Васильев, А. А. История Византийской империи. 5. Иконоборческая эпоха (717-867) [4 часть]. URL: http://krotov.info/acts/08/vasiliev/vasil05a.html (дата обращения: 02.11.2025).
14. Иконоборчество // Православная энциклопедия. URL: https://www.pravenc.ru/text/293222.html (дата обращения: 02.11.2025).
15. Васильев, А. А. Глава 5. Эпоха иконоборчества (717-867) // История Византийской Империи (Тома I-II). URL: https://azbyka.ru/otechnik/Aleksandr_Vasilev/istorija-vizantijskoj-imperii-toma-i-ii/5 (дата обращения: 02.11.2025).
16. Основные направления историографии истории Византии иконоборческог. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/osnovnye-napravleniya-istoriografii-istorii-vizantii-ikonoborcheskog (дата обращения: 02.11.2025).
17. Иконоборчество как предмет визуальной теологии. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ikonoborchestvo-kak-predmet-vizualnoy-teologii (дата обращения: 02.11.2025).
18. В борьбе против икон Острогорский усматривал наступление восточно г. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/v-borbe-protiv-ikon-ostrogorskiy-usmatrival-nastuplenie-vostochno-g (дата обращения: 02.11.2025).
19. О работах Г. А. Острогорского на богословские и церковно-исторические темы. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/o-rabotah-g-a-ostrogorskogo-na-bogoslovskie-i-tserkovno-istoricheskie-temy (дата обращения: 02.11.2025).
20. Глава I. Византийские исследования (Византинистика) как академическая дисциплина. URL: http://visant.blogspot.com/2010/06/i.html (дата обращения: 02.11.2025).
21. Византиноведение. URL: https://gufo.me/dict/bse/%D0%92%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5 (дата обращения: 02.11.2025).