На пороге 1921–1922 годов валовая продукция уральской промышленности рухнула до беспрецедентных 15% от объёма 1913 года — цифра, которая красноречивее любых слов рисует картину опустошения и хаоса, охватившего один из ключевых промышленных центров России. Этот период, заключённый между Октябрьской революцией 1917 года и окончанием Гражданской войны в 1920 году, стал для Урала временем не только политических потрясений, но и глубочайшего экономического и социального кризиса.
Представленное исследование призвано не просто осветить, но детально проанализировать развитие уральской промышленности в эти переломные годы. Мы погрузимся в специфику региона, где «косметическая» модернизация предвоенного десятилетия лишь маскировала архаичное «вотчинное» хозяйство, сделав его особенно уязвимым перед лицом революции и гражданского противостояния. Цель работы — дать всестороннюю оценку влияния политических решений, экономических факторов и социальных трансформаций на промышленный ландшафт Урала, раскрыть механизмы национализации, последствия политики «военного коммунизма» и их деструктивное воздействие на производственный потенциал и рабочую среду. Особое внимание будет уделено критическому осмыслению историографических подходов, позволяющему отойти от идеализированных трактовок прошлого.
Эта работа станет основой для глубокого понимания не только региональной, но и общероссийской истории, предлагая студентам и аспирантам исторического или экономического профиля комплексный анализ одного из самых драматичных этапов становления советской власти.
Урал накануне революции: состояние промышленности и предпосылки кризиса
К 1917 году Урал, исторический оплот российской металлургии, переживал период глубоких внутренних противоречий. На фоне внешнего блеска некоторых акционированных предприятий, привлекавших, в том числе, иностранные инвестиции (особенно заметные в медной промышленности), скрывалась фундаментальная архаичность «вотчинного» хозяйства, унаследованная от XVIII века и имевшая мало общего с классическим капитализмом. Эта уникальная система предопределила особую уязвимость региона перед грядущими потрясениями, поскольку отсутствие гибкости и инноваций делало его неспособным адаптироваться к быстро меняющимся условиям мирового и внутреннего рынков. И что из этого следовало? То, что регион подошёл к порогу революции с уже заложенным фундаментом для будущего кризиса, где любой внешний шок мог привести к обвалу.
Исторические корни и особенности индустриального развития Урала
«Вотчинное» хозяйство Урала представляло собой симбиоз крепостного труда, государственной опеки и частного предпринимательства, где экономические интересы часто подчинялись не рыночной логике, а феодальным пережиткам и административным решениям. Его ключевое отличие от классического капитализма заключалось в ограниченной мобильности капитала и рабочей силы, низкой инвестиционной активности и преобладании экстенсивных методов производства. Вместо инноваций и повышения эффективности, уральские предприниматели предпочитали увеличивать выпуск продукции за счёт усиленной эксплуатации природных ресурсов – топливных и сырьевых. Это не требовало коренной реорганизации топливно-рудного хозяйства и подходов к управлению рабочей силой, что, однако, обрекало регион на технологическое отставание.
Ярким свидетельством этого отставания является производительность труда. В горной металлургии России в целом она уступала зарубежным странам Европы почти в 3 раза. Таблица ниже демонстрирует это критическое различие:
| Показатель производительности труда | Россия (горная металлургия) | Страны Европы (среднее значение) | Соотношение (Россия к Европе) |
|---|---|---|---|
| Производительность труда (условные единицы) | 1 | 3 | 0,33 |
Примечание: Данные являются условными и демонстрируют соотношение, а не абсолютные значения.
Одной из самых острых проблем было обеспечение древесным топливом. Масштабные вырубки, начавшиеся ещё в начале XIX века, привели к тому, что леса были истреблены на расстоянии от 5 до 25 вёрст от всех уральских заводов. Старейшие предприятия вынуждены были размещать курени – места заготовки древесного угля – на расстоянии до 70 вёрст. Такая логистика, традиционно зависящая от гужевого транспорта, стала критической с началом Первой мировой войны. Крах уральского сельского хозяйства, вызванный мобилизацией, привёл к острой нехватке лошадей, продовольствия и фуража, что крайне ограничило возможности традиционной конной тяги. Это, в свою очередь, усугубило топливный кризис, став настоящей ахиллесовой пятой уральской промышленности.
Деградация промышленности в годы Первой мировой войны
Первая мировая война, начавшаяся в 1914 году, стала катализатором деградации уральской промышленности, обнажив все её системные недостатки. Мобилизация квалифицированных кадров, приоритет военных нужд в железнодорожных перевозках и нарастающий топливный кризис быстро привели к коллапсу.
Уже в 1914 году 43,7% вспомогательных рабочих, занятых на лесозаготовительных и транспортных работах в уральских горных округах, были призваны на фронт. Это нанесло сокрушительный удар по топливно-сырьевой базе, поскольку именно эти рабочие обеспечивали доставку древесины и руды.
К 1915–1916 годам дефицит топлива и сырья стал настолько острым, что из 158 доменных печей 22 были полностью остановлены, а ещё 11 работали с неполной нагрузкой. Ситуация стремительно ухудшалась: к январю 1917 года из 112 действующих доменных печей стояли уже 55, а 20 продолжали работать с недогрузкой. Это означало, что почти половина всего доменного парка региона была парализована.
Последствия не заставили себя ждать. В 1917 году добыча железной руды и меди на Урале снизилась соответственно на 33% и 38%. Доменное производство, являющееся основой металлургии, упало на 60%, что привело к остановке множества доменных печей.
| Показатель | 1913 год (примерный объём) | 1917 год (примерный объём) | Снижение |
|---|---|---|---|
| Производство меди | 28 тыс. тонн | 17,36 тыс. тонн | 38% |
| Добыча железной руды | (исходные данные отсутствуют, но снижение на 33%) | (исходные данные отсутствуют) | 33% |
| Доменное производство | (исходные данные отсутствуют, но снижение на 60%) | (исходные данные отсутствуют) | 60% |
Особенно показателен пример медной промышленности. В 1913 году Урал производил около 28 тысяч тонн меди, что составляло внушительные 82% общероссийского производства. Сокращение на 38% в 1917 году означало падение производства до примерно 17,36 тысяч тонн.
Эти данные предвещали беспримерную гуманитарную катастрофу и разрушение, которые охватят уральскую промышленность в 1917–1922 годах. Валовая продукция к 1921–1922 годам составила лишь 15% от объёма 1913 года. Производство железа и стали с 1913 по 1919 год сократилось более чем в 10 раз, причём в одном только 1919 году – в два раза по сравнению с предыдущим. К маю 1919 года этот показатель не превышал 9% от предвоенного уровня. Выплавка чугуна, стали, меди и добыча угля за 1918 год упали в два–три раза по сравнению с 1917 годом. Например, добыча угля снизилась с 1554 тысяч тонн в 1917 году до 819 тысяч тонн в 1918 году, т.е. почти в 1,9 раза.
К 1919 году на Урале выплавлялось лишь 14% довоенного чугуна, а к 1920–1921 годам этот показатель рухнул до 8% от уровня 1913 года. Производство мартеновского металла, проката, кровельного железа и добыча железной руды сократились в 8–20 раз, а выплавка меди фактически прекратилась, достигнув в 1921–1922 годах лишь 2,2% от довоенного уровня. Грузооборот Пермской железной дороги — артерии региона — сократился с 289 миллионов пудов в 1913 году до 92 миллионов пудов в 1921 году.
К августу 1918 года из 106 металлургических заводов действовало 90, но из 89 домен работала всего 51 (62%). Это означало, что часть заводов, вероятно, работала на переделе, без полноценной доменной выплавки. В 1920/21 хозяйственном году валовой оборот всей крупной промышленности Урала упал со 198,7 миллионов рублей в 1913 году до 27,7 миллионов рублей, составив лишь 13,7%. В целом по Советской России объём промышленной продукции в 1920 году составлял 13,9% от уровня 1913 года, а по производству предметов потребления – 12,3%. Уральская промышленность была отброшена назад на полтора века, вернувшись к уровню выплавки чугуна 1870-х годов, и восстановилась до объёма 1913 года лишь к 1926/27 хозяйственному году.
Национализация как инструмент власти: смена системы управления и её последствия
Октябрь 1917 года стал точкой бифуркации для российской промышленности, и Урал не стал исключением. С приходом большевиков к власти начался беспрецедентный процесс национализации, который превратился из меры контроля в инструмент тотального передела собственности и создания новой системы управления. Этот процесс на Урале, одном из ключевых индустриальных регионов, отличался особой поспешностью и стихийностью, предопределив дальнейший ход событий.
Введение рабочего контроля и первые декреты Советской власти
Первым шагом новой власти стало введение рабочего контроля на производстве. Уже в октябре–декабре 1917 года был принят Декрет о рабочем контроле, который формально должен был дать рабочим право надзора за производством, распределением, хранением продукции и финансами предприятий. Однако на практике он часто оборачивался анархией и дезорганизацией.
Параллельно с этим начался процесс национализации. На Урале, по инициативе В. И. Ленина и при поддержке местных большевистских руководителей, этот процесс стартовал раньше и проходил быстрее, чем в среднем по стране. В 1917 году в собственность советского государства перешло 47 заводов, 10 фабрик, 86 рудников, 2 пристани и автомобильные мастерские. Среди первых «под топор» национализации попали такие гиганты, как Богословский, Кыштымский, Симский, Сергинско-Уфалейский и Невьянский горные округа, а также всё имущество демидовских заводов.
Реакция со стороны правлений уральских акционерных обществ в Петрограде была предсказуемой: они приостановили перевод денег заводам, где был установлен рабочий контроль, что немедленно сказалось на выплате зарплат и общей финансовой стабильности предприятий. Это, в свою очередь, стимулировало дальнейшие действия Советов, воспринимающих такую реакцию как саботаж.
Стихийность и поспешность национализации на Урале
Национализация на Урале действительно проходила поспешно и опережающими темпами. Если в масштабах страны процесс был более постепенным, то на Урале, как в стратегически важном промышленном центре, он был форсирован. Первым крупным мероприятием стала ликвидация частной собственности на землю и её недра, за которой последовала национализация предприятий горной промышленности.
К лету 1918 года национализации подверглись предприятия 25 из 34 горнозаводских округов, что привело к огосударствлению 85% всей уральской металлургической промышленности. Это была беспрецедентная по масштабу и скорости кампания.
Таблица: Огосударствление предприятий Урала к июлю 1918 года
| Показатель | Количество | Процент от общего числа округов/предприятий | Примечания |
|---|---|---|---|
| Национализировано горных округов | 25 | 73,5% | Из 34 округов |
| Национализировано предприятий (общее) | 344 | — | Включая 76 металлургических |
| Национализировано декретами СНК и ВСНХ | 99 | 29% | Централизованные решения |
| Национализировано местными органами | 245 | 71% | Решения Уральского областного и губернских Советов |
Для организации централизованного управления народным хозяйством декретом ВЦИК и СНК был учреждён Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), а для регулирования экономической жизни на местах – местные совнархозы. Эти органы получили широчайшие полномочия, включая право на конфискацию, реквизицию и принудительное синдицирование различных отраслей промышленности и торговли. Примером таких решительных мер является конфискация чугунолитейных заводов Теплякова Т. Д. и Кобелева А. Г. по постановлению Уральского областного Совета рабочих и крестьянских депутатов от 26 июня 1918 года.
Национализация преследовала две основные цели: лишить «эксплуататоров» экономической базы, тем самым ослабив сопротивление «классового врага», и сконцентрировать управление производством в руках Советского государства для наиболее эффективного использования имеющихся запасов сырья и топлива в условиях военного времени.
Кризис управления и борьба за контроль над производством
Однако практика рабочего контроля и поспешная национализация быстро выявили свою неэффективность. Изначальная идея о передаче управления в руки рабочих столкнулась с суровой реальностью: у рабочих не было ни достаточного опыта, ни квалификации для управления сложными производственными процессами. Бывшие владельцы, оставшиеся на своих постах под рабочим контролем, не имели экономической мотивации для честного сотрудничества и часто саботировали производство.
Общая дезорганизация управления, приостановка правлениями акционерных обществ перевода денег заводам, задержки зарплат, накопление долгов — всё это свидетельствовало о глубоком кризисе. Телеграмма Областного правления национализированных предприятий Урала в апреле 1918 года ярко демонстрирует степень хаоса. С весны 1918 года национализация стала основным инструментом большевиков для установления руководства хозяйственной жизнью, но её стихийный характер, декларируемый переход фабрик и заводов «в руки рабочих», вёл лишь к дальнейшему ухудшению положения дел.
Производство продолжало деградировать: нехватка топлива стала критической, железнодорожные перевозки парализованы, оборудование не ремонтировалось и не обновлялось, выплавка чугуна и стали катастрофически сокращалась, росло количество аварий. Вновь назначенные правления предприятий, состоящие из неопытных управленцев, не справлялись со снабжением и постоянно обращались за помощью к государственным органам, которые, в свою очередь, также не имели необходимого опыта. Проблема частично решалась вынужденным привлечением к управлению бывших владельцев и специалистов.
Хаос и разграбление предприятий при национализации были настолько масштабными, что В. И. Ленин в телеграмме от 2 ноября 1918 года требовал «безусловности и беспощадности» в случаях «синдикалистского и хаотического отношения к национализируемым предприятиям», подчёркивая строжайшую ответственность за неисполнение распоряжений заводоуправлений. Таким образом, беспорядочная национализация оказала крайне негативное влияние на промышленность и народное хозяйство Урала, приведя к его дальнейшему разрушению.
Управление промышленностью при Временном Областном Правительстве Урала и колчаковской диктатуре
История управления уральской промышленностью в 1917–1922 годах — это калейдоскоп резких поворотов, лишённых преемственности и какой-либо устойчивой стратегии, за исключением стремления к контролю. После ухода большевиков летом 1918 года, когда власть на Урале перешла к антисоветским силам, началась новая фаза управленческих реформ.
Временные областные правительства Урала и Сибири, стремясь отменить все декреты советской власти в области социального законодательства, столкнулись с невозможностью полностью вернуться к добольшевистской ситуации в отношении частной собственности на промышленные предприятия. Однако их политика была направлена на возврат к капиталистическим принципам. Основной тенденцией в реорганизации управленческих структур второй половины 1918 – первой половины 1919 годов при Временном Областном Правительстве Урала (ВОПУ) и последующей колчаковской диктатуре было поступательное усиление принципа единоначалия и жёсткости экономической политики.
Колчаковское правительство активно поддерживало капиталистов, возвращая им фабрики и заводы, широко субсидируя их деятельность и раздавая концессии иностранным инвесторам. Параллельно с этим проводилась жёсткая политика по подавлению рабочего движения: разгонялись профсоюзы, преследовались революционные рабочие и крестьяне.
Для управления горнозаводской промышленностью были созданы специализированные органы: Главное управление горных дел и Уральский промышленный комитет. В правительстве А. В. Колчака существовали должности Министра продовольствия и снабжения, а также Министра торговли и промышленности, что подчёркивало стремление к централизованному, но уже рыночно-ориентированному управлению. 9 сентября 1919 года Колчаковское правительство даже передало контроль над промышленностью и торговлей, чья работа была связана с обслуживанием армии, Министру продовольствия и снабжения, наделив его правом принудительной замены администрации на частных предприятиях и секвестра предприятий. Это свидетельствует о прагматичном, хоть и жёстком, подходе к мобилизации ресурсов в условиях войны.
Однако летом 1919 года, с победами Красной Армии, ситуация вновь резко изменилась. Новая советская власть, «очищая» территорию от «антисоветского режима», безоговорочно разрушила систему управления, которая, несмотря на свою жёсткость, всё же была ориентирована на экономическую целесообразность. Вместо неё в спешном порядк�� нагромождались новые хозяйственные учреждения, лишь усиливая беспорядок. В начале июля 1919 года ВСНХ создал полномочную Уральскую комиссию для восстановления промышленности и системы управления ею, пытаясь хоть как-то стабилизировать ситуацию. Проблема частично решалась вынужденным привлечением к управлению бывших владельцев и специалистов.
С началом Новой экономической политики (НЭП) вопросы общего экономического регулирования перешли от ВСНХ к Совету труда и обороны (СТО) и его местным органам. На Урале представительством СТО стало областное экономическое совещание (Уралэкосо). С ноября 1921 года в уральской промышленности началась организация трестов, которых в 1922 году было уже 17, включая шесть горнозаводских трестов, сменивших прежние «райметаллоправления». В мае 1922 года был создан синдикат «Уралмет», объединивший снабженческо-сбытовую деятельность всей металлургической и горнодобывающей промышленности Урала. Этот переход к НЭПу ознаменовал признание неэффективности прежних управленческих систем и поиск новых, более гибких экономических инструментов.
«Военный коммунизм» на Урале: политика, методы и деструктивные последствия
Политика «военного коммунизма», проводившаяся Советской властью в 1917–1920 годах, стала апогеем административно-командных методов управления экономикой. На Урале, как и во всей стране, она проявилась в своей наиболее жёсткой и бескомпромиссной форме, превратившись в систему неэкономических, карательных и принудительных мер. Целью было мобилизовать все ресурсы для победы в Гражданской войне, но на деле это привело к глубочайшему хозяйственному тупику и социальной катастрофе. Какой важный нюанс здесь упускается? Что за внешней идеологической оболочкой скрывалось стремление к тотальному контролю, который, вместо спасения, лишь усугубил разруху, толкая регион к ещё большей деградации.
Теоретические основы и практическая реализация «военного коммунизма»
«Военный коммунизм» (от лат. militaris — военный и communismus — общинный, общий) — это экономическая и политическая система, существовавшая в Советской России в период Гражданской войны (1918–1921 гг.). Её основными чертами были:
- Национализация всей крупной и значительной части средней и даже мелкой промышленности.
- Введение продовольственной диктатуры, включающей продразвёрстку (обязательная сдача крестьянами излишков хлеба государству по твёрдым ценам).
- Ликвидация частной торговли, замена её государственным распределением продуктов по карточной системе.
- Всеобщая трудовая повинность и милитаризация труда.
- Централизация управления экономикой через ВСНХ и его органы.
На Урале эти методы нашли наиболее полное воплощение. Жёсткое централизованное управление производствами, игнорирующее рыночные механизмы, оказалось неспособным преодолеть разруху, порождённую Первой мировой и Гражданской войнами. Наоборот, принуждение к труду, как центральный элемент трудовой политики, лишь усугубляло положение.
Одним из ключевых законодательных актов стал Декрет СНК от 5 октября 1918 года «О трудовых книжках для нетрудящихся». Этот декрет вводил трудовые книжки для лиц, живущих на нетрудовой доход, использующих наёмный труд с целью извлечения прибыли, членов правлений акционерных обществ, частных торговцев и лиц свободных профессий, не выполняющих общественно полезных функций. Это был первый шаг к всеобщей трудовой повинности, которую В. И. Ленин предлагал распространить на всех граждан обоего пола в возрасте от 16 до 55 лет как меру борьбы с саботажниками и тунеядцами. В его риторике, «кто не работает, тот не ест» было не просто лозунгом, а директивой к действию.
Трудовые мобилизации и милитаризация труда
В условиях острой нехватки рабочей силы и необходимости восстановления разрушенного хозяйства, советское правительство активно прибегало к трудовым мобилизациям. В первой половине 1920 года мобилизации осуществлялись по профессиям, но этот метод вскоре был признан неэффективным. Рабочие могли легко избежать принудительного привлечения к труду, скрыв свою профессию.
Поэтому во второй половине 1920 года власти перешли к сплошной мобилизации, основанной на отзыве обученных рабочих из деревень и учреждений по именным спискам предприятий и возрастам (от 18 до 50 лет). Этот метод был более жёстким и тотальным, но вызывал массовое недовольство и дезертирство.
Ярким проявлением милитаризации труда стало создание 1-й Революционной армии труда. В начале 1920 года Реввоенсовет 3-й Армии, освободившей Урал от белогвардейцев, предложил переключить силы армии на восстановление народного хозяйства. По указу Совнаркома от 15 января 1920 года была сформирована 1-я Революционная армия труда, а председателем её Совета по решению Политбюро ЦК РКП(б) от 17–18 января 1920 года был назначен Л. Д. Троцкий.
Основные задачи 3-й Армии труда заключались в заготовке дров, продовольствия, их подвозе к заводам и железнодорожным станциям, организации гужевого транспорта и строительных работах. Однако, несмотря на все усилия, части 1-й Трудовой армии заготовили лишь 15% необходимого топлива и 20% каменного угля в январе–сентябре 1920 года. Это наглядно продемонстрировало неэффективность принудительного труда и невозможность решить хозяйственные проблемы исключительно командно-административными методами. Трудовая армия не могла стать решающей силой восстановления хозяйственной жизни.
Тем не менее, милитаризация труда широко распространилась по отраслям тяжёлой промышленности Урала, охватив 51 ведущее предприятие в августе–ноябре 1920 года. В сентябре 1920 года Совет труда и обороны принял решение о милитаризации 103 горных предприятий Урала, которое действовало до февраля 1921 года, а затем было продлено до июня 1921 года. Лишь весной 1921 года началась демобилизация из 1-й Трудовой армии, которая окончательно была расформирована в начале 1922 года, ознаменовав признание провала этого эксперимента.
Экономический коллапс и социальная катастрофа как результат «военного коммунизма»
Политика «военного коммунизма», основанная на принуждении и централизации, привела к катастрофическим последствиям для экономики Урала и всей страны. Нарушение рыночных отношений, полное отсутствие стимулов к производству, насильственное изъятие продовольствия и сырья привели к значительному сокращению производства товаров первой необходимости и повсеместному голоду.
Таблица: Падение объёмов производства на Урале (1913=100%)
| Продукция / Период | 1913 | 1919 | 1920-1921 |
|---|---|---|---|
| Чугун | 100% | 14% | 8% |
| Производство железа и стали | 100% | <10% | (данных нет, но сокращение более чем в 10 раз) |
| Валовая продукция промышленности | 100% | (данных нет) | 13,7% |
Примечание: Данные показывают глубочайший упадок основных отраслей.
Валовая продукция уральской промышленности в 1921–1922 годах составляла всего 15% от объёма 1913 года. Это означало откат к уровню промышленного развития XIX века, что стало платой за попытку построить коммунизм в условиях войны и разрухи. Неэкономические, карательные и принудительные меры не только не способствовали решению социальных проблем населения, но и усугубляли их. Голод, массовая безработица, деградация производственных мощностей — всё это стало прямым следствием «военного коммунизма».
Яркий пример: добыча медной руды на Урале в 1921–1922 годах составила лишь 2,2% от уровня 1913 года, что фактически означало полную остановку одной из важнейших отраслей региона. Грузооборот Пермской железной дороги, отражающий общую экономическую активность, уменьшился с 289 миллионов пудов в 1913 году до 92 миллионов пудов в 1921 году.
Осознание того, что «военный коммунизм» оказался хозяйственным тупиком, пришло к большевистскому руководству к 1921 году. Массовые крестьянские восстания (Антоновщина, Западно-Сибирское восстание), Кронштадтский мятеж, голод 1921–1922 годов и повсеместное недовольство рабочих вынудили искать новый экономический инструмент – Новую экономическую политику (НЭП). Отказ от «военного коммунизма» стал признанием нежизнеспособности административно-командной системы в мирных условиях и попыткой избежать полного экономического краха.
Социальные трансформации: рабочая среда и население Урала в условиях революции
Революционные потрясения, Гражданская война и политика «военного коммунизма» произвели глубочайшие социальные изменения в рабочей среде Урала. Этот период характеризовался не только разрушением производственной базы, но и кардинальной трансформацией жизненных стратегий, мотиваций и уровня жизни тысяч людей. Рабочие, оказавшись в эпицентре исторического перелома, столкнулись с невиданными вызовами, которые заставили их искать новые пути выживания и адаптации.
Безработица, закрытие предприятий и деградация заводского хозяйства
С приходом большевиков к власти и введением рабочего контроля, а затем и национализации, последовали немедленные и драматические последствия: массовое закрытие предприятий и стремительный рост безработицы. Многие заводы, лишившись финансирования, квалифицированного управления и сырья, были вынуждены остановить производство.
Таблица: Динамика безработицы на Урале
| Дата | Количество безработных |
|---|---|
| 10 апреля 1918 года | 18 000 человек |
Примером такого закрытия стал Билимбаевский чугуноплавильный завод, который был остановлен графом Строгановым с 31 декабря 1917 года в ответ на введение рабочего контроля. Хотя позже он был национализирован Уральским областным Советом 5 января 1918 года, это не гарантировало его немедленного возрождения. Только за время существования Временного Областного Правительства Урала (ВОПУ) и Уральского промышленного комитета было закрыто 125 предприятий, что привело к потере рабочих мест для десятков тысяч человек.
Эти события привели к тотальной деградации заводского хозяйства. Инфраструктура разрушалась, оборудование устаревало и выходило из строя, отсутствовало топливо и сырьё. Заводские посёлки, исторически привязанные к конкретным предприятиям, оказывались в условиях социальной и экономической катастрофы. Потеря работы в таком посёлке означала не просто временные трудности, а лишение жизненной перспективы, что стимулировало рабочих к поиску любых, порой отчаянных, способов выживания.
Изменение мотиваций и жизненных стратегий рабочих
В 1917 году требования рабочих Урала о наделении землёй, расширении производства, пуске законсервированных заводов и захвате заводов через Советы были типологически близки к крестьянской захватной тактике. Они были мотивированы не столько абстрактной большевистской пропагандой, сколько нарастающей неуверенностью в завтрашнем дне и страхом потерять место. Для горнозаводского рабочего потерять работу было равносильно потере всего.
Рабочие Каслинского завода в октябре 1917 года требовали создания твёрдой революционной власти, ответственной перед Советами, а также немедленного взятия власти съездом Советов для обеспечения мира, хлеба и свобод. Аналогичные требования, направленные на подавление «контрреволюции» и передачу власти Советам, звучали и на собраниях в Челябинске. Эти требования отражали не столько идеологические предпочтения, сколько глубокое стремление к стабильности и выживанию в условиях нарастающего хаоса.
Однако стремление рабочих взять производство в свои руки для решения своих жизненных проблем закончилось крахом и разочарованием. Нехватка опыта, отсутствие ресурсов, дезорганизация управления и политика «военного коммунизма» привели к тому, что их надежды не оправдались.
Деградация заводского хозяйства и низкая оплата труда привели к тому, что почти одна треть доходов рабочих на рубеже «военного коммунизма» и НЭПа поступала от занятия сельским хозяйством, продажи имущества и побочных заработков. Это ярко демонстрирует, как городские рабочие вынуждены были возвращаться к архаичным формам самообеспечения, чтобы выжить.
Таблица: Сравнение заработной платы рабочих Урала (1913=100%)
| Категория рабочих | 1913 год | 1917 год (доля от 1913) | Весна 1922 года (пример) |
|---|---|---|---|
| Квалифицированные | 100% | 55% | 5 млн рублей (пуд муки = 7–8 млн) |
| Полуквалифицированные | 100% | 60–70% | — |
| Неквалифицированные | 100% | 75% | — |
Примечание: Данные весны 1922 года показывают катастрофическое обесценивание заработной платы из-за гиперинфляции.
Например, весной 1922 года квалифицированные рабочие на Урале получали 5 миллионов рублей, тогда как пуд муки стоил 7–8 миллионов рублей, что наглядно иллюстрирует обесценивание заработной платы и невозможность приобрести даже базовые продукты.
Сокращение численности рабочего класса и его адаптация
Потрясения периода войн и революций привели к массовому исходу рабочих из промышленности. Численность промышленных рабочих цензовой промышленности Урала сократилась с 302 374 человек в 1913 году до 171 971 человека в 1920 году, то есть на 43%. Подлинные размеры потерь стали очевидны летом 1922 года, когда в уральской цензовой промышленности (без учёта военных заводов) осталось всего 107 665 рабочих. Это было катастрофическое сокращение, свидетельствующее о деиндустриализации региона.
Рабочие закрывшихся заводов вынуждены были искать новые способы существования: они перебивались обработкой своих усадеб, занимались кустарничеством или массово уходили в деревню, возвращаясь к крестьянскому труду. Многие изготавливали на продажу вещицы из заводских материалов, что приводило к хищениям инструментов и фабрикатов. Отмечались случаи, когда железнодорожные рабочие в ночное время изготавливали изделия для последующей продажи, пытаясь выжить в условиях тотального дефицита и обесценивания денег.
Падению промышленного производства способствовало и тяжёлое материальное положение рабочих. Кроме того, решение большевистским правительством земельного вопроса в пользу крестьян (Декрет о земле) и последующее наделение крестьян землёй, парадоксальным образом, мешало вербовке людей на лесозаготовки и другие трудоёмкие работы. Крестьяне, получившие регулярный источник к существованию, не стремились покидать свои хозяйства ради тяжёлого и низкооплачиваемого заводского труда.
Однако, несмотря на все трудности, деятельность органов советской власти Урала по организации социальной политики в первый год после освобождения территории края от белогвардейских войск оказала положительное влияние на изменение политического сознания трудящегося населения. Поддержка в виде пайков, организация школ и культурных мероприятий, хоть и ограниченные, воспринимались как попытка новой власти заботиться о рабочих, что способствовало формированию лояльности к советскому режиму.
Вызовы и проблемы: кадры, техника и государственная политика
Уральская промышленность в 1917–1920 годах столкнулась с беспрецедентным комплексом проблем, которые не только остановили её развитие, но и отбросили регион далеко назад. Эти вызовы были обусловлены не только войной и революцией, но и внутренними системными недостатками, усугублёнными непродуманной государственной политикой, в том числе репрессивной.
Финансовый кризис и нехватка ресурсов
Одной из наиболее острых проблем стал тотальный финансовый кризис. Политика «военного коммунизма» с её отказом от рыночных механизмов привела к разрушению денежной системы. Отказ от поддержки дефицитных предприятий, введение заниженных фиксированных расценок на промышленную продукцию и ураганное развитие инфляции фактически означали закрытие предприятий и рост безработицы. Государство не могло обеспечить предприятия необходимыми средствами.
К 1 апреля 1922 года задолженность государства промышленности Урала достигла колоссальных 260 миллиардов рублей. Это было следствием стремительной инфляции, за которой не поспевал даже печатный станок. В условиях такого обесценивания денег любая финансовая деятельность теряла смысл. Например, уставный капитал Уральского металлургического синдиката, учреждённого в 1922 году, составлял всего 6 миллионов довоенных золотых рублей, что в 18 раз меньше, чем накануне Первой мировой войны. Это наглядно демонстрирует, насколько обесценились активы и насколько низок был потенциал для восстановления.
Последствия были катастрофическими. Заводы Южного Урала с апреля 1922 года вновь остановились из-за отсутствия топлива, продовольствия и рабочей силы. 8 тысяч потерявших место рабочих были обречены на голод. В Оренбургской губернии в конце 1922 года работала лишь мелкая промышленность, которая влачила жалкое существование из-за отсутствия покупательной способности полуголодных крестьян и крайнего недостатка оборотных средств. Отсутствие элементарных ресурсов – топлива, сырья, продовольствия – парализовало любую производственную деятельность.
Дефицит квалифицированных кадров и техническое отставание
На фоне финансового краха усугублялась острая нехватка квалифицированных специалистов и рабочих. Гражданская война, мобилизации, голод и болезни привели к массовой гибели и исходу наиболее ценных кадров. Производительность труда рабочих Урала в 1926 году в 1,5 раза уступала общероссийским показателям, что было прямой платой за техническое отставание края и потерю квалифициро��анной рабочей силы.
После Гражданской войны на Урале ощущался острый дефицит инженерно-технических кадров. Их отток приводил к лавинообразному падению уровня производственной квалификации на предприятиях тяжёлой промышленности. Для компенсации дефицита рабочей силы использовались военнопленные и мобилизованные, лишённые гражданских прав (около 20 тысяч человек, более 10 тысяч в горной промышленности к концу 1917 года). Однако это не могло решить проблему качества рабочей силы и эффективности производства. Эти люди, как правило, не имели необходимой квалификации и мотивации, что лишь усугубляло общий упадок.
Репрессии против «старорежимных» специалистов
В условиях нарастающего кризиса и неспособности нового руководства эффективно управлять промышленностью, государственные органы власти часто перекладывали вину на «старорежимных» специалистов, обвиняя их в саботаже и вредительстве. Это привело к серии судебных процессов, которые стали характерной чертой 1920-х и 1930-х годов.
«Шахтинское дело» (1928 год), ставшее первым показательным политическим процессом в СССР, обвиняло инженеров угольной промышленности Донбасса во вредительстве, саботаже и связях с иностранной разведкой и бывшими владельцами шахт. Хотя оно происходило за пределами Урала, его логика и последствия были универсальными.
На Урале в 1920-е годы также проводились судебные процессы против инженерно-технических работников и мастеров, где обвинения зачастую основывались не на реальных фактах, а на социальном происхождении обвиняемых и их прошлом. Так, вредительская организация в уральской чёрной металлургии, возглавляемая группой «старых специалистов» (инженеры Крапивин В. П., Гассельблат В. А., Гирбасов П. А., Кашакашвилли Н. Н., Дунаев, Францев Ф. Г., Анисов С. И. и другие), обвинялась в консервации и ликвидации заводов и рудников в 1920–1923 годах, а также в подготовке заводов к сдаче в концессию бывшим владельцам в 1923–1925 годах. Эти обвинения, часто сфабрикованные, служили для отвлечения внимания от реальных проблем управления и экономики.
Показательна судьба профессора Уральского государственного университета Юлия Михайловича Колосова, известного учёного-энтомолога, который был репрессирован и расстрелян в 1930-е годы, несмотря на то, что новая власть поначалу ценила его труд. Эти примеры демонстрируют, как репрессивная политика, направленная против «старых» специалистов, уничтожала последние остатки квалифицированных кадров, углубляя кризис и лишая промышленность необходимого опыта и знаний. Таким образом, политические установки и репрессии стали не решением, а лишь усугублением уже существующих проблем уральской промышленности.
Специфика Уральского региона и историографические интерпретации событий
Урал, уникальный по своему историческому развитию и природным ресурсам регион, в период 1917–1920 годов стал не просто частью общероссийских катаклизмов, но и самостоятельным плацдармом, где общие тенденции Гражданской войны и «военного коммунизма» приобрели специфические черты. Понимание этой специфики, а также критический анализ её историографических интерпретаций, являются ключом к полноценному осмыслению событий тех лет.
Урал как плацдарм Гражданской войны: региональные особенности противостояния
Октябрь 1917 года, безусловно, прервал естественное движение России по пути модернизации, направив её на альтернативный западному индустриальному обществу путь исторического развития. Для Урала это было особенно драматично, поскольку до 1917 года модернизация его промышленности носила «косметический» характер, а сохранение «вотчинного» хозяйства уже свидетельствовало об отклонении от классического капиталистического пути. Начавшаяся интервенция и Гражданская война окончательно прервали любые попытки восстановления и развития народного хозяйства.
Урал стал крупным плацдармом сложнейшего и длительного вооружённого противостояния. Он оказался местом ожесточённых боёв между сторонниками и противниками советской власти. А с установлением советской власти летом – осенью 1919 года регион оставался ближайшим тылом Красной армии и принял на себя всю тяжесть обеспечения военных действий. Общероссийские факторы развёртывания конфликта на Урале осложнялись региональными особенностями социально-экономического развития, включая специфику горнозаводского населения, его исторические традиции и экономическую зависимость от предприятий.
Примечательно, что после национализации, под воздействием революционной эйфории, а также за счёт перенапряжения рабочих и организации сверхурочных работ, использования имеющихся производственных заделов, некоторые заводы на короткое время наладили организацию труда и даже повышали производительность. Например, на южноуральских угольных копях производительность труда с января по май 1919 года повысилась почти вдвое. Рабочие Аша-Балашовского завода за полтора месяца запустили домну и обеспечили её топливом после национализации. В Оренбургских железнодорожных мастерских в апреле 1918 года во внеурочное время было отремонтировано 13 паровозов. Ижевские рабочие к апрелю 1918 года подняли производительность труда на 20%. Эти локальные успехи, однако, не могли изменить общей деградационной тенденции, но демонстрировали потенциал и самоотверженность рабочих в условиях надежды на лучшее будущее.
Интересен также опыт Временного Областного Правительства Урала (ВОПУ), которое, несмотря на свою антисоветскую направленность, разработало принципы районирования, направленные на создание благоприятных условий развития экономики и социальной сферы Уральского региона. Многие его решения были нацелены на достижение социальной стабильности. Проекты районирования, рассмотренные ВОПУ в 1918 году, часто мотивировались прагматической необходимостью определения избирательной системы для регионального парламента, а не только вопросами региональной идентичности, что говорит о попытках системного подхода к управлению, пусть и кратковременных.
Критический взгляд на историографию «военного коммунизма»
В советской историографии политика «военного коммунизма» традиционно трактовалась как единственно возможная и вынужденная мера в условиях Гражданской войны и иностранной интервенции. Её крах связывался исключительно с изменением внутриполитической обстановки в стране (прекращение военных действий), что позволяло игнорировать или минимизировать внутренние причины кризиса. Такая трактовка идеализировала политические настроения населения и недооценивала насильственные меры, характерные для этой системы.
Однако современные исследования предлагают более критический взгляд. В действительности, крах «военного коммунизма» был обусловлен глубоким экономическим и политическим кризисом. К нему привели массовые крестьянские восстания (такие как Антоновщина и Западно-Сибирское восстание), Кронштадтский мятеж, голод 1921–1922 годов и повсеместное недовольство рабочих. Эти факторы, а не только окончание военных действий, вынудили большевистское руководство перейти к Новой экономической политике (НЭП).
Изучение законов и постановлений правительства РСФСР («Собрания узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства»; «Декреты советской власти») позволяет реконструировать процесс формирования и развития политики государства в рабочем вопросе. Кодексы о труде 1918 и 1922 годов представляют собой систематизированные своды законов, создающие правовую основу политики в рабочем вопросе. Эти документы, наряду с архивными материалами и свидетельствами очевидцев, позволяют современным исследователям отойти от прежних догм и объективно оценить как мотивы, так и последствия политики «военного коммунизма» на Урале и в России в целом. Отказ от идеализации и признание деструктивного влияния этой политики на промышленность и общество являются важным шагом в развитии историографии данного периода.
Заключение
Исследование развития промышленности Урала в первые годы Советской власти (1917–1920 гг.) выявляет картину глубочайшего кризиса и трансформаций, которые оставили неизгладимый след на экономическом и социальном ландшафте региона. Мы увидели, как «косметическая» модернизация предреволюционного Урала, скрывавшая архаичные черты «вотчинного» хозяйства, сделала его особенно уязвимым перед лицом революции и Гражданской войны.
К 1917 году уральская промышленность уже находилась в глубоком упадке, спровоцированном Первой мировой войной, дефицитом топлива, сырья и кадров. Однако именно политика «военного коммунизма» с её поспешной и стихийной национализацией, введением неэффективного рабочего контроля, а затем и тотальной милитаризацией труда, стала решающим фактором, отбросившим регион на полтора века назад. Валовая продукция сократилась до 15% от довоенного уровня, численность рабочих упала более чем на 40%, а финансовая система оказалась полностью разрушенной гиперинфляцией.
Национализация, задуманная как инструмент укрепления советской власти и мобилизации ресурсов, на деле обернулась хаосом и дезорганизацией, усугублёнными отсутствием опыта у новых управленцев и вынужденными репрессиями против «старорежимных» специалистов. Рабочая среда претерпела радикальные изменения: массовая безработица, обесценивание труда, уход в деревню и кустарничество стали обыденностью, заставляя людей искать альтернативные стратегии выживания.
Урал, будучи ключевым плацдармом Гражданской войны, пережил неоднократную смену режимов, каждый из которых по-своему пытался управлять промышленностью, но ни один не смог остановить стремительную деградацию. Лишь переход к НЭПу в 1921 году, став признанием краха «военного коммунизма» и его неспособности решить глубокий экономический и социальный кризис, обозначил начало медленного и болезненного восстановления. Насколько драматичен был этот путь, если откат к уровню XIX века стал нормой?
В целом, период 1917–1920 гг. стал для уральской промышленности временем беспрецедентной деиндустриализации и социальной катастрофы, последствия которой ощущались десятилетиями. Дальнейшие исследования могли бы сфокусироваться на микроисторическом анализе судеб отдельных предприятий и рабочих коллективов, а также на сравнительном изучении опыта восстановления промышленности Урала и других регионов в условиях НЭПа, что позволит глубже понять механизмы адаптации и возрождения в постреволюционном обществе.
Список использованной литературы
- История социалистической экономики СССР. Т. 1. Советская экономика в 1917-1920 гг. М.: Наука, 1976. 448 с.
- История социалистической экономики СССР. Т. 2. Переход к НЭПу. Восстановление народного хозяйства СССР (1921-1925 гг.). М.: Наука, 1976. 480 с.
- Комар И.В. География хозяйства Урала (порайонная экономико-географическая характеристика). М., 1964. 325 с.
- Комар И.В. Урал (экономико-географическая характеристика). М., 1964. 360 с.
- Краткая история СССР. Ч. 2. От Великой Октябрьской Социалистической революции до наших дней. 4-е изд., испр. и доп. М.: Наука, 1983. 744 с.
- Осинцев А.С. Черная металлургия Урала. Свердловск, 1960. 258 с.
- Советский Союз. Геогр. Описание в 22-х томах. Урал / отв. ред. И.В. Комар. М.: Мысль, 1968. 406 с.
- Шувалов Е.Л. Урал. Экономико-географический очерк. М., 1966. 421 с.
- Экономическая история СССР / под ред. И.С. Голубничего, А.П. Погребинского, И.Н. Шемякина. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Мысль, 1967. 500 с.
- Нарский И.В. Уральская промышленность в 1917-1922 гг.: социалистический эксперимент или консервация «оригинального строя»? // Промышленность Урала в XIX–XX веках. Сборник научных трудов / под ред. В.П. Чернобровина. М.: АИРО-ХХ, 2002. С. 157-182.
- Национализация промышленности на Урале // Уральская историческая энциклопедия.
- Историография промышленности Урала в годы революции и гражданской войны // disserCat.
- Первый съезд представителей бывших казенных и национализированных предприятий Урала: Дискуссия о путях национализации.
- Промышленная политика на Урале в 1917-1941 гг.: сущность, этапы, методы реализации.
- Хамидуллин Н.Р. Карательные меры политики «Военного коммунизма» и демократические начала НЭПа в разрешении социальных проблем на Урале // Вестник Башкирского университета. 2011.
- К вопросу хозяйственного развития Урала в начале XX века // Музей СО РАН.
- Горная промышленность Урала 1917–1929 гг. // Библиофонд.
- Горнозаводская промышленность Урала в 1914-1920-х гг.
- Экономическая политика советской власти в области промышленности в годы гражданской войны // Исторические Материалы.
- Рынков В.М. Урал в Гражданской войне: экономические факторы военно-политического противостояния (1918–1920 гг.) // Сибирская Заимка. 2010.
- Рабочие крупной промышленности Урала в 1914-1941 гг. (численность, состав, социальный облик).
- Урал и Украина в системе межрегиональных противоречий 1920-х — 1930-х гг.
- Проблемы методологии истории.
- Социально-экономический и политический кризис 1920-1921 гг. на Среднем Урале.
- Промышленность революции // Российский государственный архив экономики.
- Развитие горного дела в эпоху СССР (1917-1991 годы) // Журнал Горная Промышленность ЮНИОР.
- Временное областное правительство Урала: соотношение региональных и общероссийских факторов деятельности (август – декабрь 1918 г.) // Сибирская Заимка.
- Шиловцев А.В. К вопросу о социальной политике советской власти на Урале в годы гражданской войны и ее влиянии на политическую культуру населения края (июль 1919–1920 гг.) // Уральский федеральный университет.
- Рынков В.М. Правовые регуляторы торгово-промышленной деятельности на Востоке России (лето 1918 – осень 1920 гг.).
- Фельдман М.А. Численность, состав, социальный облик рабочих цензовой промышленности Урала в 1921-1926 годах // Известия Уральского государственного университета. Сер. 2, Гуманитарные науки. 2005.