Геополитическая роль Тегерана и Дамаска в мирополитических процессах (2025 г.): Сравнительный анализ в контексте исламского фактора и смены режима в Сирии

Введение: Актуальность, цели и методологическая база исследования

События декабря 2024 года, ознаменовавшиеся падением правительства Башара Асада в Дамаске, радикально изменили геополитическую конфигурацию Ближнего Востока. Если ранее Тегеран и Дамаск рассматривались как две столицы, тесно связанные общностью стратегических интересов в рамках «Оси сопротивления», то сегодня их мирополитические статусы претерпели резкое расхождение, заставляя экспертов пересмотреть прежние оценки.

Актуальность данного исследования продиктована необходимостью переосмысления геополитической роли столиц в условиях быстрого и непредсказуемого транзита власти в ключевом регионе. Тегеран, как столица региональной державы, продолжает консолидировать свое влияние, опираясь на шиитский фактор и сетевую структуру прокси-группировок. В то же время Дамаск, столкнувшись с гуманитарным и экономическим коллапсом и угрозой распада территориальной целостности, оказался в состоянии глубокой неопределенности, что требует немедленного внимания со стороны международного сообщества.

Научная проблема состоит в том, чтобы, опираясь на новые эмпирические данные (период после декабря 2024 года), провести сравнительный анализ эволюции геополитического статуса двух столиц, определить устойчивость и трансформацию «Оси сопротивления» и оценить возрастающую роль исламского фактора как механизма внешней политики в условиях нестабильности.

Цели исследования:

1. Обосновать применимость теоретических концепций "города-актора" к анализу столиц Ирана и Сирии.
2. Сравнить геополитический статус Тегерана как стабильного регионального лидера и Дамаска как столицы в состоянии кризиса.
3. Раскрыть механизм использования исламского фактора (шиизм, алавизм) во внешней политике Ирана и его влияние на этноконфессиональную динамику в пост-асадовской Сирии.
4. Проанализировать роль ключевых внешнеполитических партнеров (Российская Федерация, Китайская Народная Республика, США) в формировании мирополитического статуса Тегерана и Дамаска.

Обзор источников и методология. Работа опирается на авторитетные научные источники: монографии и статьи ведущих востоковедов (В.М. Ахмедов, А.Л. Хлебников, Ю.Н. Зинин) и политологов, а также на аналитические записки институтов (ИМЭМО РАН, РСМД), что полностью соответствует академическим требованиям. Методологический аппарат включает системный подход, сравнительный анализ (для сопоставления стратегий Тегерана и Дамаска), а также факторный анализ для оценки влияния исламской идеологии на принятие внешнеполитических решений.

Методологический аппарат: Определение ключевых терминов и выбор теоретических концепций

Для обеспечения методологической корректности исследования необходимо четкое определение ключевых категорий, используемых в теории международных отношений и геополитике:

Термин	Определение и применение в контексте исследования
Региональная держава	Государство, обладающее достаточной военной, экономической и политической мощью, чтобы оказывать значительное влияние на окружающий регион. Применимо к Тегерану.
Мягкая сила (Soft Power)	Способность государства добиваться желаемых результатов через привлекательность своей культуры, политических ценностей и внешней политики, а не через принуждение. Иран использует мягкую силу через идеологию (шиизм) и культурные связи.
Государство-изгой (Rogue State)	Термин, используемый западными странами для обозначения государств, чья политика рассматривается как угрожающая мировой стабильности и не соответствующая международному праву. Применимо к Ирану в контексте санкционной политики США.
Город-актор (City-Actor)	Концепция, рассматривающая столичные города не просто как административные центры, а как самостоятельных акторов международных отношений, способных генерировать внешнеполитические решения и культурное влияние. Применимо к Тегерану как центру «Оси сопротивления».

Теоретические основы анализа столиц как геополитических акторов

Применимость концепций «города-акторы» и «глобальные города» к столицам Ближнего Востока

Традиционные теории международных отношений часто фокусируются исключительно на государствах. Однако в современном мире столицы, особенно на Ближнем Востоке, накапливают огромный политический, идеологический и конфессиональный капитал, превращаясь в «города-акторы». Тегеран и Дамаск не могут быть классифицированы как "глобальные города" в западном понимании (по критериям финансовой интеграции или инновационного производства), но они являются безусловными региональными геополитическими центрами. Их влияние определяется не столько ВВП, сколько способностью генерировать и экспортировать идеологию, координировать действия негосударственных акторов и выступать символическими центрами для миллионов последователей ислама (особенно шиитского толка).

Тегеран выступает не просто столицей Ирана, но и идеологическим, организационным и финансовым центром «Оси сопротивления» (мехвар-э мокавемат). Исламская революция 1979 года превратила Тегеран в город-актор, чья внешняя политика пронизана идеей экспорта революционных ценностей и противостояния Западу.

Дамаск, несмотря на критическое ослабление после 2024 года, исторически остается символическим центром Леванта. До падения режима Асада, военно-гражданские отношения в Сирии были жестко авторитарны, и принятие ключевых решений концентрировалось в столице, опираясь на силовой фактор и преобладание военных (алавитов). Это придавало Дамаску субъектность, даже когда его экономический статус был невысок, поскольку он контролировал государственные рычаги управления.

Геополитический статус Тегерана: Столица региональной державы с доктриной безопасности вне границ

Геополитическая стратегия Ирана, центром которой является Тегеран, определяется доктриной безопасности, сфокусированной на устранении источников угроз за пределами своей территории. Это означает, что безопасность Исламской Республики Иран (ИРИ) обеспечивается не столько оборонительными рубежами на границе, сколько созданием «пояса безопасности» из союзников и прокси-группировок, простирающегося от Персидского залива до Средиземного моря. Иными словами, Тегеран успешно конвертирует идеологическую лояльность в стратегическую глубину.

Ключевые элементы геостратегии Тегерана:

1. Проекция силы через прокси-акторов: Иран активно финансирует, вооружает и обучает шиитские организации (например, ливанскую «Хизбаллу», йеменских хуситов, прокси-группировки в Ираке и Сирии).
2. Географическая логика: Геополитический интерес Ирана к Сирии объясняется географической принадлежностью Сирийской Арабской Республики (САР) к региону Леванта. Контроль или значительное влияние на Сирию позволяет Тегерану обеспечить «сухопутный мост» для передачи оружия и ресурсов «Хизбалле», что является ключевым элементом противодействия Израилю.

В современных условиях Тегеран выступает как стратегически стабильная столица, способная координировать сложные региональные операции, несмотря на жесткое санкционное давление США. Ключевую роль в определении этой политики играет рахбар (верховный лидер), который рассматривает региональные кризисы как внешний заговор против Ирана и «Оси сопротивления».

Сравнительный анализ геополитического статуса Тегерана и Дамаска в условиях 2025 года

К концу 2024 года геополитические траектории Тегерана и Дамаска разошлись. Тегеран, несмотря на региональное потрясение, сохранил свой статус региональной державы. Дамаск же столкнулся с полным обрушением государственного аппарата и экономики.

Дамаск (пост-2024): Последствия гуманитарного и экономического коллапса для мирополитической субъектности

После свержения правительства Б. Асада в декабре 2024 года сирийское государство, существовавшее с 1970 года, фактически перестало существовать в прежней форме. Геополитический статус Дамаска в 2025 году определяется тремя критическими факторами: гуманитарным кризисом, обвалом экономики и угрозой утраты территориальной целостности.

Экономический коллапс как фактор десубъективизации:

Сирийская экономика пережила катастрофическое падение, которое стало одной из причин успеха оппозиционных сил. По оценкам экспертов, Валовой внутренний продукт (ВВП) страны сократился на 86% в период с 2011 года (67,54 млрд долларов США) по 2021 год (8,98 млрд долларов США). Это падение беспрецедентно для современного государства, демонстрирующее полный провал экономической политики.

Кризис привел к тотальной девальвации национальной валюты:

• Курс доллара США в 2010 году: 50 сирийских фунтов.
• Курс доллара США к ноябрю 2024 года: 14 000 сирийских фунтов.

Более 75% населения Сирии живут за чертой бедности. В условиях коллапса финансовых институтов и отсутствия централизованного контроля над территорией, Дамаск утратил способность выступать в качестве полноценного мирополитического актора. Его текущая субъектность определяется в основном необходимостью восстановления территориальной целостности, что является главной целью любого нового сирийского правительства. Возникает закономерный вопрос: способен ли новый Дамаск, экономически разрушенный и политически раздробленный, вообще восстановить свою субъектность без массированной внешней интервенции?

Показатель	Тегеран (2025)	Дамаск (2025, пост-Асад)
Статус столицы	Центр региональной державы, идеологический актор	Центр власти в состоянии транзита, гуманитарный кризис
Геополитический вектор	Активный, экспорт влияния, антизападный	Пассивный, сфокусирован на выживании и восстановлении
Экономическая база	Под санкциями, но функционирующая (энергетика)	Практически полностью разрушена, гиперинфляция
Территориальный контроль	Полный	Угроза утраты целостности, частичный контроль

Тегеран: Сохранение региональной гегемонии и консолидация «Оси сопротивления»

Несмотря на потерю режима Асада, Тегеран сохраняет и даже консолидирует свою региональную гегемонию. Иран рассматривает Сирию в качестве основного канала передачи оружия ливанской «Хизбалле», и эта логистика является ключевым элементом его региональной стратегии. Что из этого следует? А то, что Тегеран будет защищать именно логистические маршруты и сетевые структуры, а не конкретное правительство.

Стратегия Тегерана в отношении Сирии до 2024 года была направлена на обеспечение выживания алавитского государства, что включало предоставление советников, технологической, финансовой и разведывательной помощи, а также направление бойцов Корпуса стражей исламской революции (КСИР) «Аль-Кудс». После декабря 2024 года фокус сместился с поддержки государства на сохранение сетевой структуры.

Эксперты полагают, что сетевая структура «Оси сопротивления», основанная на общей идеологии и стратегической солидарности (противодействие США и Израилю), позволит этому движению остаться эффективной силой. Тегеран быстро адаптируется, переключая свое влияние с государственных институтов Дамаска на негосударственных акторов и прокси-группировки, которые были глубоко интегрированы в сирийское общество благодаря усилиям КСИР.

Исламский и этноконфессиональный фактор в механизмах внешней политики

Исламский фактор является не просто частью культурного контекста, но ключевым механизмом внешней политики Тегерана и фактором риска для нового Дамаска.

Шиитская экспансия Ирана: Интеграция прокси-группировок в государственные институты

Во внешней политике Исламской Республики Иран шиитскому фактору придается особое значение. Роль этого фактора возросла после 2003 года, когда на Ближнем Востоке наметился общий подъем гражданского самосознания мусульман-шиитов.

Иран, как крупнейшая шиитская держава, использует конфессиональные связи для создания глубоко интегрированной сети влияния. Это выходит за рамки простого финансирования:

Инструмент поддержки Ирана	Механизм проникновения
КСИР «Аль-Кудс»	Содействие формированию Сил национальной обороны (СНО) Сирии, обучение и непосредственное участие в боевых действиях.
Финансирование и оружие	Поддержка ливанской «Хизбаллы», йеменских хуситов, а также шиитских милиций в Ираке и Сирии.
Интеграция в управление	Помощь по интеграции шиитских милиций в национальные вооруженные силы и ключевые институты государственного управления Ирака и Сирии.

Эта стратегия обеспечила Ирану глубокое проникновение в механизм принятия решений в Дамаске до 2024 года и позволила создать прочные, идеологически мотивированные структуры, которые не зависят полностью от смены правительства в столице. Шиитская экспансия является ключевым элементом, который делает Тегеран мощным "городом-актором".

Этноконфессиональная динамика в Сирии после падения правительства Б. Асада

Стратегическое партнерство между ИРИ и САР, начавшееся после Исламской революции, активно использовало этнический и религиозный фактор (алавизм/шиизм) для укрепления режима Асада. Алавитская община составляла основу военно-политической элиты.

Падение алавитского правительства в декабре 2024 года привело к резкой смене этноконфессиональной динамики, создав новый геополитический риск для Дамаска и всего региона:

1. Критическое положение алавитов: После прихода к власти новых сил, алавитская община оказалась в критическом положении, став объектом потенциальной мести со стороны джихадистов и других оппозиционных группировок.
2. Обострение межрелигиозного конфликта: Если до 2024 года конфликт был, прежде всего, гражданским и геополитическим, то теперь он приобретает черты острого межрелигиозного противостояния.

В новых условиях Дамаск должен не только восстановить политическую субъектность, но и предотвратить полномасштабный геноцид или исход алавитского населения, который может спровоцировать дальнейшую дестабилизацию и вмешательство внешних сил (включая Иран, который обязан защищать своих конфессиональных союзников). Это делает новый Дамаск чрезвычайно уязвимым и непредсказуемым актором. И какой же важный нюанс здесь упускается? Упускается то, что дестабилизация Сирии открывает Тегерану легитимный путь для прямого ввода "миротворческих" прокси-сил под предлогом защиты алавитских святынь и общин.

Стратегии регионального влияния и внешнеполитические партнеры

Совпадение интересов: Стратегическая солидарность «Оси сопротивления» против Запада и Израиля

Внешняя политика Тегерана и Дамаска до 2024 года демонстрировала практически полное совпадение интересов, особенно в отношении противодействия США и Израилю. Эта стратегическая солидарность стала фундаментом «Оси сопротивления». Хотя алавитское государство в Дамаске пало, сетевая структура «Оси сопротивления» демонстрирует устойчивость.

Она основана не на формальных межгосударственных договорах, а на вере, идеологической приверженности и стратегической солидарности. Это позволяет движению оставаться эффективной силой в противостоянии иностранному влиянию.

Различия в подходах (до 2024 г.):

Следует отметить, что даже в рамках «Оси сопротивления» существовали нюансы. Например, Иран до 2024 года выступал против децентрализации Сирии, рассматривая ее как угрозу централизованному контролю Дамаска (и, соответственно, своему влиянию), в то время как Россия была более терпима к идее децентрализации. Однако, в рамках «Астанинского формата» (совместно с Турцией), обе страны занимают общую позицию, осуждая «незаконные инициативы по самоуправлению» и подтверждая приверженность работе Сирийского конституционного комитета (согласно резолюции Совета Безопасности ООН 2254), тем самым выступая против «распада страны».

Роль геополитического треугольника «Россия-Иран-Китай»

Мирополитический статус Тегерана в значительной степени формируется его стратегическими партнерами – Россией и Китаем, которые считают Исламскую Республику необходимым компонентом будущей региональной архитектуры Ближнего Востока. Существует потенциал формирования геополитического треугольника «Российская Федерация — Исламская Республика Иран — Китайская Народная Республика» (РФ–ИРИ–КНР), основанного на стратегическом динамизме и общих интересах в отстаивании демократических принципов будущего мирового порядка (противодействие однополярности).

Поддержка стабильности Тегерана:

И Россия, и Китай стремятся к поддержанию внутренней стабильности политических структур Ирана. Это выражается в публичных заявлениях: например, премьер КНР Ли Цян (октябрь 2023 г.) заявлял о решительной поддержке территориальной целостности Ирана и противодействии вмешательству внешних сил в его внутренние дела.

Практическое сотрудничество в сфере безопасности:

Фактическое сотрудничество в сфере безопасности включает совместные военно-морские учения. Например, «Морской пояс безопасности 2024» был проведен в Оманском заливе с участием более 20 кораблей из РФ, КНР и ИРИ, что демонстрирует способность Тегерана координировать действия с великими державами, несмотря на санкции. Этот треугольник обеспечивает Тегерану политический и военный «зонтик», который нивелирует большую часть давления Запада и укрепляет его статус региональной державы.

Политика санкционного давления США и ЕС

Внешняя политика США и их союзников в отношении Тегерана основана на стратегии максимального давления, основным инструментом которой являются санкции. Эти меры направлены на ослабление экономической базы Ирана, в первую очередь, его энергетического сектора.

Ключевые законодательные механизмы США:

1. Закон о санкциях в отношении Ирана (ISA): Направлен на ограничение инвестиций и торговли в энергетическом секторе Ирана.
2. Закон о всеобъемлющих санкциях, привлечении к ответственности и дивестировании в отношении Ирана (CISADA): Расширяет санкционное поле, включая финансовые транзакции и запрет на импорт иранской нефти.

Политика давления включает также применение «вторичных санкций», которые нацелены на третьи стороны, ведущие бизнес с Ираном. Важным шагом стало введение ограничений против «теневой банковской сети» (июнь 2025 г.), используемой для отмывания доходов от экспорта нефти и финансирования военных программ, что свидетельствует о постоянной адаптации США к схемам обхода санкций Тегераном.

Заключение и геополитические прогнозы

Данное исследование подтвердило, что геополитическая роль Тегерана и Дамаска в 2025 году претерпела радикальную дивергенцию. Если Тегеран сохраняет и укрепляет свой статус "города-актора" и центра региональной державы, опираясь на шиитский фактор и стратегический альянс с РФ и КНР, то Дамаск после смены режима в декабре 2024 года утратил значительную часть своей мирополитической субъектности.

Основные выводы:

1. Теоретическая применимость: Концепция "города-актора" наиболее точно описывает Тегеран, как центр генерации и экспорта идеологии и координации прокси-акторов, независимо от западных критериев "глобального города".
2. Дисбаланс статусов: Тегеран (стабильный, с доктриной безопасности вне границ) и Дамаск (пост-2024, критический статус, угроза распада) демонстрируют максимальный разрыв в геополитической субъектности за последние десятилетия. Экономический коллапс Дамаска (сокращение ВВП на 86%, девальвация до 14 000 фунтов за доллар) является главным фактором его ослабления.
3. Устойчивость «Оси сопротивления»: Несмотря на падение правительства Асада, сетевая структура «Оси сопротивления», основанная на конфессиональной солидарности и глубокой интеграции шиитских милиций (через КСИР «Аль-Кудс»), сохраняет свою эффективность.
4. Новые риски: Этноконфессиональная динамика в Сирии обострилась. Критическое положение алавитов после декабря 2024 года представляет собой новый геополитический риск, который Тегеран, вероятно, будет использовать для дальнейшего укрепления своих прокси-группировок.
5. Внешнее влияние: Статус Тегерана укрепляется за счет геополитического треугольника РФ–ИРИ–КНР (включая совместные учения «Морской пояс безопасности 2024»), в то время как США продолжают политику санкционного давления (ISA, CISADA, вторичные санкции против «теневой банковской сети» 2025 г.).

Геополитические прогнозы (до 2030 года):

• Тегеран: Прогнозируется дальнейшая консолидация регионального влияния, усиление использования «мягкой силы» через шиитскую идеологию и продолжение противодействия санкциям, чему способствует поддержка со стороны РФ и КНР. Иран, вероятно, будет стремиться к закреплению своих позиций в Сирии через негосударственные акторы, независимо от формального правительства в Дамаске.
• Дамаск: Ситуация в Сирии остается крайне неясной и чреватой неожиданными поворотами. Долгосрочный прогноз для Дамаска зависит от способности нового правительства восстановить территориальную целостность и предотвратить эскалацию межрелигиозного конфликта. Мирополитическая субъектность Дамаска будет оставаться низкой и зависимой от внешних доноров и региональных игроков.

Научная новизна данной работы заключается в анализе геополитической трансформации, произошедшей в период после декабря 2024 года, что позволяет дать актуальные и обоснованные оценки роли столиц в новой региональной архитектуре.

Список использованной литературы

1. Агаев С.Л. Иран: между прошлым и будущим. Москва, 1987. 79 с.
2. Арунова М.Р. Российско-иранские отношения: диалог и сотрудничество (1999–2001 гг.) // Россия на Ближнем Востоке: цели, задачи, возможности. Москва: ИИИиБВ, 2001. 268 с.
3. Ахмедов В.М. Сирия в ближневосточной политике России // Ближний Восток и современность. Москва, 2006. Вып. 28. С. 102–135.
4. Ахмедов В.М. Сирия при Башаре Асаде и перспективы отношений с Россией // Ближний Восток и современность. Москва, 2006. Вып. 28. С. 135–141.
5. Ахмедов В.М. Сирийско-иранский альянс в контексте политики Ирана на Ближнем Востоке. URL: inion.ru (дата обращения: 23.10.2025).
6. Азизи Х. Иран в Сирии: лица, принимающие решения, интересы и приоритеты. URL: gcsp.ch (дата обращения: 23.10.2025).
7. Белокреницкий В.Я. Россия и «исламский треугольник» (Афганистан, Иран, Пакистан) // Афганистан: проблемы войны и мира. Москва: ИИИиБВ, 2000. Вып. 3. 240 с.
8. Белоногов А.Л. Города – акторы мировой политики? URL: http://www.sir.edu/download/belonogov548.doc (дата обращения: 23.10.2025).
9. Брутенц К.Н. Слово о Хафезе Асаде // Ближний Восток и современность. Москва, 2006. Вып. 28. С. 14–23.
10. Ваким Джамаль, Кузнецов А.А. Геополитическое измерение сирийского конфликта. URL: cyberleninka.ru (дата обращения: 23.10.2025).
11. Гасратян С.М., Ушаков В.А. Израиль и Иран: мирная война? // Ближний Восток и современность. Москва: ИИИиБВ, 1999. Вып. 5. 347 с.
12. Гарбузарова Е.Г. Геополитический треугольник «Россия-Иран-Китай» в условиях глобальных трансформаций. URL: ojkum.ru (дата обращения: 23.10.2025).
13. Добреньков В.И., Кравченко А.И. Фундаментальная социология. Т. 5. Москва, 2004. 679 с.
14. Донцов В.Е. Исторические традиции российско-сирийских отношений // Ближний Восток и современность. Москва, 2006. Вып. 28. С. 142–155.
15. Зинин Ю.Н. СИРИЯ СЕГОДНЯ: БУДУЩЕЕ БЛИЖНЕВОСТОЧНОЙ СТРАНЫ ОСТАЕТСЯ НЕОПРЕДЕЛЕННЫМ. URL: cyberleninka.ru (дата обращения: 23.10.2025).
16. Ибрагимов С.Г. Политический портрет сирийской оппозиции. URL: mgimo.ru (дата обращения: 23.10.2025).
17. Исмагилов С., Суслов Д. Иранский тест для великих держав. URL: http://www.globalaffairs.ru/numbers/6/2026.html (дата обращения: 23.10.2025).
18. Камнакш Ф. Восстановление потенциала сотрудничества – обоюдная задача // Ближний Восток и современность. Москва, 2006. Вып. 28. С. 45–62.
19. Кардашова И.А. СИРИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. URL: cyberleninka.ru (дата обращения: 23.10.2025).
20. Киссинджер Г. Психология Ближнего Востока // Россия в глобальной политике. 2004. №1. URL: http://www.globalaffairs.ru/articles/2437.html (дата обращения: 23.10.2025).
21. Косач Г. Г. «Ось сопротивления»: крах в войне или выживание через заключение мира? URL: globalaffairs.ru (дата обращения: 23.10.2025).
22. Кулагина Л.М. Основные направления внешней политики ИРИ на современном этапе // Ближний Восток и современность. Москва: ИИИиБВ, 1996. Вып. 2. 286 с.
23. Куршаков В. Шиитский фактор во внешней политике Ирана. URL: cyberleninka.ru (дата обращения: 23.10.2025).
24. Лебедева М.М. Мировая политика. Москва, 2006. 94 с.
25. Леонов О., Кокшаров А., Быков П. Сити // Эксперт. 2002. №3(310). 21 января. URL: http://www.expert.ru/printissues/expert/2002/03/03ex-city1/ (дата обращения: 23.10.2025).
26. Международное вмешательство в сирийский конфликт: диссертация. МГИМО. URL: mgimo.ru (дата обращения: 23.10.2025).
27. Меньшиков В.В. Роль города как актора мировой политики. URL: http://www.mgimo.ru/fileserver/books/rami4konvent/t1-menshikov.pdf (дата обращения: 23.10.2025).
28. Мозговая А.В. Концепция глобальной сети городов в современной европейской геополитике: реальность и теоретический подход. URL: http://www.ibci.ru/AGP/conferencia/statya36.htm (дата обращения: 23.10.2025).
29. Морозов Ю.В., Батюк В.И. Стратегический треугольник США—КНР—РФ: вызовы и перспективы безопасности России: монография. URL: duma.gov.ru (дата обращения: 23.10.2025).
30. Пейсани Х. Расширение двусторонних отношений между Китаем и Ираном приносит этим странам экономические и геополитические выгоды. URL: http://www.eurasianet.org/russian/departments/insight/articles/eav053003ru.shtml (дата обращения: 23.10.2025).
31. Пырлин Е.Д. Трудный и долгий путь к миру. Москва, 2002. 337 с.
32. Сажин В.И. О региональной политике Исламской Республики Иран. URL: http://www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1093845240 (дата обращения: 23.10.2025).
33. Сажин В.И. Россия – Иран: партнерство или стратегический союз? // Россия на Ближнем Востоке: цели, задачи, возможности. Москва: ИИИиБВ, 2001. 268 с.
34. Сажин В.И. Россия и Иран: проблемы стратегической перспективы // Ближний Восток и современность. Москва: ИИИиБВ, 1997. Вып. 4. 348 с.
35. Сатановский Е.Я. Израиль в современной мировой политике: вероятные стратегические противники и стратегические партнеры. Москва: ИИИиБВ, 2001. 163 с.
36. Саутов В.Н. Сирийские алавиты: запрос на интеграцию в критический момент транзита власти. URL: cyberleninka.ru (дата обращения: 23.10.2025).
37. Суслов Д.В. Иранский ключ к мировой стабильности // Россия в глобальной политике. 2005. Т. 3. №1. С. 120–124.
38. Туркунов М.Е. Особенности политики воздействия России, США, Китая на современный Иран: диссертация. URL: dissercat.com (дата обращения: 23.10.2025).
39. Хлебников А.Л. Россия и Иран в Сирии и за ее пределами: предстоящие вызовы. URL: russiancouncil.ru (дата обращения: 23.10.2025).
40. Юрченко В.П. Сирия: проблемы национальной безопасности (военная политика и военное строительство в период правления ПАСВ 1963-2004 гг.). Москва, 2004. 246 с.
41. Castells M. European Cities, the Informational Society and the Global Economy // New Left Review. 1994. Vol. А. Issue 204. Р. 18.
42. EU-Iran relations. URL: http://ec.europa.eu/comm/external_relations/iran/intro/index.htm (дата обращения: 23.10.2025).
43. Roy O. The Iranian foreign policy toward Central Asia. URL: http://www.eurasianet.org/resource/regional/royoniran.html (дата обращения: 23.10.2025).
44. Taylor P.J. Specification of the World City Network // Geographical Analysis. 2001. Vol. 33. Issue 2.