Введение. Концепция символической системы в поэме Кольриджа
«Сказание о старом мореходе», написанное Сэмюэлом Тейлором Кольриджем в 1797 году, справедливо считается одним из краеугольных камней английского романтизма. Это произведение, открывшее знаменитый сборник «Лирические баллады», представляет собой не просто мистическую историю, а глубокое исследование человеческой души. Однако при анализе поэмы часто возникает одна и та же проблема: ее ярчайшие символы — Альбатрос, мертвенный штиль, призрачный корабль — рассматриваются как изолированные, самодостаточные образы. Такой подход обедняет замысел автора.
Центральный тезис данной работы заключается в том, что символы у Кольриджа образуют целостную и динамичную систему. Они не являются статичными декорациями, а представляют собой взаимосвязанные элементы, которые меняют свое значение по мере развития сюжета. Эта система символов, по сути, является картой внутреннего, духовного странствия героя — его пути от бессознательного греха через мучительное наказание к обретению искупления. Чтобы доказать этот тезис, мы сначала определим, что именно романтики вкладывали в понятие «символ», а затем последовательно проанализируем, как трансформируются ключевые образы поэмы на каждом этапе одиссеи Морехода.
Что мы понимаем под символом в эпоху романтизма
Для глубокого анализа поэмы Кольриджа необходимо сначала вооружиться его же собственным пониманием символа. Взгляды поэта, сформированные под влиянием платонизма и немецкой классической философии, легли в основу всей эстетики английского романтизма. Для Кольриджа символ — это не просто знак или условное обозначение. Он видел в нем «прозрачное» окно, через которое трансцендентная идея или божественная мысль просвечивает в материальном мире. В символе образ и идея неразделимы и органически связаны.
Именно в этом кроется его ключевое отличие от аллегории. Аллегория — это, по сути, пересказ абстрактного понятия другим языком, где образ (например, скелет с косой) лишь иллюстрирует идею (смерть). Символ же неисчерпаем, он не поддается однозначной расшифровке и говорит напрямую с интуицией. Когда Кольридж пишет о природных объектах, он видит в них не просто элементы пейзажа, а символы божественной мысли. Этот подход во многом предвосхищает более позднее понятие архетипа как универсальной, врожденной структуры человеческого мышления, к которой апеллирует искусство.
Поэтическая образность, по Кольриджу, была не украшением, а самим телом мысли, ее непосредственным воплощением.
Таким образом, символическая система «Сказания…» — это не ребус, который нужно разгадать, а особый язык, на котором Кольридж описывает метафизические процессы, происходящие в душе героя.
Мир до греха, где символы предвещают гармонию
В начале поэмы мир Морехода предстает как пространство гармонии и порядка, и символы здесь отражают именно это состояние. Ключевым маркером жизни и нормального течения событий выступает движение: корабль бодро скользит по волнам, подгоняемый «добрым ветром». Это движение символизирует не только физическое перемещение, но и гармоничное течение самой жизни.
Кульминацией этого этапа становится появление Альбатроса. Команда встречает его с восторгом, видя в нем «христианскую душу» и доброе предзнаменование. На данном этапе Альбатрос — это чистый символ единства человека с природой и божественного покровительства. Он прилетает из тумана и льдов, олицетворяя саму природу, которая откликается на присутствие человека и вступает с ним в дружественный контакт. Птица ест с рук моряков и сопровождает корабль, а ветер продолжает дуть, что лишь укрепляет ее статус талисмана.
Конечно, романтический символ всегда потенциально двойственен, но в этом «мире до греха» его позитивная сторона абсолютно преобладает. Природа показана как благосклонная сила, а ее знаки читаются однозначно. Это состояние невинности и гармонии служит необходимым контрастным фоном для последующей катастрофы, которая начнется с одного иррационального выстрела из арбалета.
Как убийство Альбатроса разрушает мировой порядок
Центральное событие поэмы — убийство Альбатроса — это не просто проступок, а метафизическое преступление, которое полностью переворачивает символическую систему мира. Важнейшая деталь этого акта — его абсолютная иррациональность. Мореход совершает чистый грех, немотивированный, беспричинный. Он убивает птицу, которая была символом гостеприимства, божественной благодати и неписаного договора между человеком и природой.
Этот выстрел разрушает мировой порядок. Гармония сменяется хаосом, а природа из друга превращается в палача. Но самое главное происходит с самим символом. Из знака благословения Альбатрос превращается в знак вечного укора. Когда товарищи, чтобы наказать Морехода, вешают мертвую птицу ему на шею, происходит страшная трансформация:
- Символ становится физическим грузом: из абстрактного понятия вины он превращается в материальное, ощутимое бремя, которое давит на героя.
- Символ благодати становится символом проклятия: то, что указывало на покровительство небес, теперь олицетворяет его грехопадение, подобно кресту, который несет преступник.
Этот акт можно напрямую связать с христианскими мотивами грехопадения. Как и Адам, Мореход нарушает единственный запрет в своем «раю» и изгоняется в пустыню — в мертвый океан. Его преступление заражает весь мир вокруг, и теперь каждый элемент этого мира будет отражать его внутренний ад.
Наказание стихиями, или как море и штиль отражают внутренний ад
После убийства Альбатроса внешний мир становится точным зеркалом внутреннего состояния Морехода — его духовной смерти и абсолютной изоляции. Ключевая для поэмы оппозиция «движение-покой» меняет свой заряд. Движение, бывшее символом жизни, прекращается. Наступает штиль — символ не просто безветрия, а божественного гнева, стагнации и смерти. Корабль замирает на «нарисованном океане», и эта неподвижность отражает паралич души самого Морехода.
Трансформируется и символ воды. Океан, ранее бывший путем и источником жизни, превращается в пространство муки. Возникает знаменитый парадокс: «Вода, вода, вода кругом, / Но выпить нечего живьем». Вода из символа очищения и жизни становится воплощением отчуждения, превращаясь в гниющие, маслянистые «молчанья мертвых вод». Это визуальное выражение духовной жажды героя, его отлученности от благодати.
Наказание усугубляется присутствием мертвых тел его товарищей. Они не разлагаются, а лежат на палубе, и их глаза, полные укора, направлены на Морехода. Он проводит семь дней в полном одиночестве среди мертвецов, что усиливает его муку и подчеркивает его тотальную изоляцию от человеческого и божественного мира.
Каждая деталь пейзажа теперь не просто описывает природу, а символизирует аспект его вины и наказания.
Поединок за душу, где Жизнь-в-Смерти определяет судьбу
В кульминационный момент отчаяния, когда герой находится на дне своего падения, в реальность вторгаются сверхъестественные, гротескные силы. Появление корабля-призрака — это символ иррациональной природы наказания, которое выходит за рамки земной логики. На борту этого корабля находятся две аллегорические фигуры, которые разыгрывают в кости судьбу Морехода: Смерть и Жизнь-в-Смерти.
Этот поединок — символическое изображение борьбы за душу грешника.
- Смерть, представляющая собой голый скелет, выигрывает души остальной команды. Она забирает их жизни, даруя им, по сути, физическое забвение и прекращение мук.
- Жизнь-в-Смерти, описанная как бледная женщина с красными губами, выигрывает душу самого Морехода. Это означает, что он обречен на наказание худшее, чем простая гибель. Он будет жить, но его жизнь станет подобием смерти — вечным страданием с полным осознанием своего греха.
Сам акт игры в кости — это мощный символ судьбы и детерминизма, показывающий, что участь героя решается высшими силами. Однако в этом приговоре есть парадоксальный проблеск надежды. Оставшись в живых, Мореход, сам того не зная, получает шанс на покаяние и искупление. Жизнь-в-Смерти, обрекая его на муку, невольно оставляет ему путь к возможному спасению.
Путь к спасению через преображение взгляда
Путь к искуплению начинается не с внешнего чуда, а с внутреннего, почти бессознательного духовного сдвига. Этот поворотный момент наступает, когда Мореход, находясь на пике отвращения к себе и миру, смотрит на морских змей. Внезапно, вместо уродливых тварей, он видит их невыразимую красоту и спонтанно, «без ведома души», благословляет их. Этот акт чистой, бескорыстной любви к Божьему творению становится первым шагом к спасению.
Это внутреннее преображение немедленно запускает обратную трансформацию всей символической системы поэмы:
- Грех смывается. В тот же миг, как Мореход произносит благословение, Альбатрос — физический символ его вины — срывается с шеи и падает в море. Бремя греха снято.
- Природа прощает. Сразу после этого начинается спасительный дождь. Вода из символа муки («молчанье мертвых вод») вновь становится символом жизни и очищения.
- Движение возобновляется. Поднимается ветер, наполняя паруса. Корабль, символ замершей души, снова приходит в движение. Мертвые тела моряков оживают и, ведомые благими духами, ведут судно домой. Природа из палача снова становится помощником.
Однако полное искупление еще не достигнуто. Мореход спасен, но его ждет вечное наказание, которое одновременно является и его миссией — «епитимья жизни». Он обречен вечно странствовать и рассказывать свою историю, передавая людям выстраданную им истину о любви ко всему живому. Таким образом, его наказание само по себе становится высшим актом искупления, принося пользу другим.
Заключение. Целостность символической карты Кольриджа
Проведенный анализ подтверждает тезис, заявленный во введении: символы в «Сказании о старом мореходе» функционируют не разрозненно, а как единая, динамичная система. Мы проследили, как ключевые образы — Альбатрос, море, оппозиция движения и покоя — последовательно меняют свое значение, в точности отражая этапы духовной одиссеи героя.
Символическая система Кольриджа не статична. Ее элементы перекодируются в ключевые моменты сюжета, следуя четкой логике духовной трансформации:
- Гармония: Альбатрос — благая весть, движение — жизнь.
- Грех: Мертвый Альбатрос — физическое бремя вины.
- Наказание: Штиль — духовная смерть, вода — мука.
- Искупление: Падение Альбатроса — прощение, дождь и ветер — возрождение жизни.
Таким образом, «Сказание о старом мореходе» — это гораздо больше, чем баллада с набором ярких готических образов. Это гениально выстроенная символическая карта человеческой души, демонстрирующая путь от преступления против законов любви и единства мира к искуплению через страдание и осознание. Каждый символ в этой поэме — это веха на этом трудном пути.
Список источников информации
- Азнаурова Э.С. Прагматика текстов различных функциональных стилей // Общественно-политический и научный текст как предмет обучения иностранным языкам М.: Наука, 1987. – 280 с.
- Аверинцев С. С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // Вопросы литературы. — 1970. — № 3. — С. 113—143.
- Алексеев М. П. Пушкин на Западе // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. — [Вып.] 3. — С. 104—151.
- Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. М., 1984. С. 336-342.
- Архетип и символ: Сб. работ Юнга. — М., 1991., с. 35
- Барковская Н.В. Поэзия «серебряного века», Екатеринбург 1999,
- Большакова А. Ю. Литературный архетип // Литературная учёба. — 2001. — № 6.- С.171.
- Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. В 2-х т. СПб., 1861
- ВасильеваЕ.А. Сигналы аллюзии в литературном тексте (на материалеанглийского языка)// Лексикология и фразеология (романо-германский цикл) Материалы XXXVII Международной конференции 11-15 марта 2008г. – СПб, 2008. – 320 с.
- Веселовский А.Н. Из введения в историческую поэтику // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989
- Виппер Ю. Проспер Мериме — романист и новеллист.// Проспер Мериме. Избранное. — М.: Худож. лит., 1979. — С. 5-19.
- Владимирова Н.Г. Условность, созидающая мир. В.Новгород, 2001. – 180 с.
- Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 2008. – 320 с.
- Горький М. и Роллан Р. Переписка (1916-1936). М., 1995. С. 192.
- Горький А.М. Макар Чудра. Спб. Лениздат. 2013
- Гудков Д.Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. М., 1999.
- Дыханова Б. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н. С. Лескова. М., 1980
- Искандер Ф. Сандро из Чегема. М., Эксмо, 2010
- История зарубежной литературы 19 века./А.С. Дмитриев, Н.А. Соловьева, Е.А. Петрова и др. — М. «Высшая школа», 2000
- История зарубежной литературы. — М.: Просвещение, 1972. — 623 с.
- Карельский А.В. Беседы по истории западных литератур. Выпуск №1. — М., 1998
- Кашкин В.Б. Основы теории коммуникации: Краткий курс. — М.: АСТ: Восток-Запад, 2007. с. 29
- Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Изд. 4 2007. – 220 с.
- Козэль О. Проза Ф. Искандера. Мировидение писателя. Поэтика: Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук. М., 2006.
- Лесков Н.С. Собрание сочинений в двенадцати томах Т.2 М. Правда, 1989 — 562 с.
- Любимов Н.М. Неувядаемый цвет: Книга воспоминаний. М., 2000. Т. I. С. 276-278.
- Лотман Ю. М. Современность между Западом и Востоком. «Знамя». — М., 1997, № 9