Тартуско-московская семиотическая школа: Глубокое академическое исследование и методология для научной работы

В истории отечественной и мировой гуманитарной мысли XX века немногие направления смогли оказать столь глубокое и всеобъемлющее влияние, как Тартуско-московская семиотическая школа (ТМШ). Ее появление в 1960-х годах стало не просто ответом на интеллектуальные вызовы времени, но и мощным импульсом к переосмыслению самой природы культуры. ТМШ предложила принципиально новый взгляд на мир, рассматривая его как грандиозный, многоуровневый текст, пронизанный знаками, смыслами и скрытыми структурами. Актуальность изучения этого феномена сегодня не только не уменьшается, но и, напротив, возрастает, поскольку ее парадигмы и методы продолжают служить фундаментальным базисом для исследования культуры в самых разных ее проявлениях.

Целью данной работы является деконструкция предоставленного материала и создание исчерпывающего академического текста, способного служить образцом для самостоятельного научного исследования. Мы стремимся ответить на ключевые исследовательские вопросы: Каковы исторические этапы становления ТМШ? В чем заключались ее ключевые теоретические положения, такие как «семиосфера» и «текст»? Какие методологические принципы применялись для анализа культуры как знаковой системы? Каково было влияние ТМШ на развитие гуманитарных наук и как ее идеи соотносятся с западноевропейским структурализмом? Наконец, каковы современные интерпретации и прикладные аспекты наследия школы?

Структура данной работы призвана обеспечить всесторонний и логически последовательный анализ. Мы начнем с исторического ландшафта и генезиса школы, затем перейдем к фундаментальным теоретическим положениям, рассмотрим методологические принципы, оценим влияние ТМШ и ее соотношение с западными школами, и завершим обзор современными интерпретациями и прикладными аспектами. Каждая глава будет углубленно раскрывать соответствующий тезис, превращая его в полноценный аналитический раздел, основанный на строго академическом подходе и цитировании авторитетных источников.

Исторический ландшафт и генезис Тартуско-московской семиотической школы

Возникновение Тартуско-московской семиотической школы (ТМШ) – это не просто эпизод в истории советской гуманитарной мысли, а уникальное явление, сформировавшееся на пересечении сложной исторической конъюнктуры, интеллектуального поиска и, что немаловажно, личных судеб выдающихся ученых. Ее становление в период 1960-х – 1980-х годов было обусловлено целым комплексом факторов, оттачивавшихся в атмосфере относительной, но постоянно оспариваемой свободы «оттепели», которая, несмотря на свою хрупкость, позволила зародиться новым интеллектуальным течениям.

Хронология и ключевые вехи становления

Началом отсчета, своеобразным «большим взрывом» в формировании ТМШ, стал Симпозиум по структурному изучению знаковых систем, состоявшийся в Москве в 1962 году. Это событие не только ознаменовало рождение семиотики культуры в СССР, но и собрало воедино разрозненные интеллектуальные течения, дав им единый вектор развития. Участники симпозиума, представлявшие различные научные дисциплины, впервые ощутили потенциал общего языка – языка знаковых систем – для описания и анализа явлений культуры.

Спустя два года, в 1964 году, произошли два события, закрепившие институциональное и теоретическое ядро школы:

  1. Публикация «Лекций по структуральной поэтике» Ю.М. Лотмана в Тарту. Эта монография стала не только первым выпуском легендарной серии «Труды по знаковым системам», но и манифестом нового подхода к литературоведению, основанного на строгих структурных принципах.
  2. Проведение Первой летней школы по вторичным моделирующим системам в Эстонии. Эти летние школы, ставшие одной из самых характерных черт ТМШ, были не просто конференциями, а уникальными интеллектуальными лабораториями, где в атмосфере равноправия и открытости рождались и апробировались новаторские идеи.

«Труды по знаковым системам» (Sign Systems Studies) стали не только главным печатным органом, но и своеобразным «кодом» тартуской семиотики. Их содержание, спектр исследуемых тем и, что особенно важно, состав авторов служили барометром развития школы. Пик ее деятельности, по количеству авторов и статей, пришелся примерно на 1971 год, что нашло отражение в пятом томе этого издания. Эта динамика подтверждает, что ТМШ была живым, развивающимся организмом, постоянно переосмысливающим свои позиции и расширяющим исследовательское поле.

Хронологический обзор ключевых вех ТМШ:

Год Событие Значение
1962 Симпозиум по структурному изучению знаковых систем (Москва) Начало семиотики культуры в СССР. Объединил разрозненные интеллектуальные течения, дал импульс к семиотическому анализу.
1963 Публикация статьи Ю.М. Лотмана «О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия структуры» Предварительное теоретическое осмысление междисциплинарных подходов.
1964 «Лекции по структуральной поэтике» Ю.М. Лотмана (Тарту) Первый выпуск серии «Труды по знаковым системам». Определил программные принципы структурной поэтики и семиотического подхода к художественному тексту.
1964 Первая летняя школа по вторичным моделирующим системам (Тарту) Институционализация школы. Создание уникального формата интеллектуального взаимодействия, способствовавшего обмену идеями и формированию научного сообщества.
1960-е – 1980-е Период активной деятельности школы Расцвет семиотических исследований, публикаций, летних школ.
1967 Программная статья Ю.М. Лотмана «Литературоведение должно стать наукой» Выражение пафоса сциентизма, призыв к строгости и научности в гуманитарных исследованиях.
1971 Пик деятельности школы по количеству авторов и статей в «Трудах по знаковым системам» (пятый том) Демонстрация наивысшей активности и широты охвата исследовательских интересов школы.
1970-е Появление элементов постструктурализма в работах Ю.М. Лотмана Начало переосмысления классических структуралистских моделей, переход к динамическому пониманию культуры и текста.
Середина 1980-х Распад Тартуско-московской школы Конец советской эпохи и изменение культурного контекста привели к невозможности дальнейшего существования школы в прежнем виде.
1990 Публикация Ю.М. Лотмана «Зимние заметки о летних школах» Осмысление опыта летних школ и их роли в формировании научного сообщества.

Московская и Тартуская традиции: Синтез лингвистики и литературоведения

Генезис ТМШ неразрывно связан с уникальным синтезом двух мощных интеллектуальных течений: московской лингвистической и ленинградско-тартуской литературоведческой традиций. Эти два полюса, несмотря на различия в подходах, дополняли друг друга, создавая плодородную почву для семиотических исследований.

Московская группа ученых, в основном состоявшая из лингвистов, таких как Борис Андреевич Успенский, Владимир Николаевич Топоров и Вячеслав Всеволодович Иванов, подошла к семиотике со стороны точной науки. Их интерес был сосредоточен на разработке строгих, почти математических методик для анализа знаковых систем. Они исследовали относительно «простые» объекты, такие как карты, шахматы, игры, системы родства, стремясь выявить универсальные законы их строения и функционирования. Их целью было построение универсальной теории знаков, применимой к любым знаковым системам, от естественных языков до искусственных кодов. Этот подход был продиктован стремлением к сциентизму и верой в возможность формализации гуманитарного знания.

В противовес этому, но в тесном взаимодействии, развивалась ленинградско-тартуская традиция, центральной фигурой которой, безусловно, был Юрий Михайлович Лотман, выпускник Ленинградского университета, а также его коллеги, например, Зара Григорьевна Минц. Эта традиция была преимущественно литературоведческой и культурологической. Ее представители стремились применить семиотические принципы к изучению гораздо более сложных и амбивалентных объектов культуры: художественных текстов, мифологии, повседневного поведения, истории, архитектуры. Их интересовал не столько универсальный знаковый механизм, сколько уникальность и смысловая глубина конкретных культурных явлений, их историко-софические аспекты. Лотман видел в культуре динамическую систему, постоянно генерирующую новые смыслы, где текст не является пассивным носителем информации, а живым, активным участником культурных процессов.

Ключевым фактором, объединившим эти столь разные подходы, стал переезд Ю.М. Лотмана в Тарту. В условиях жесткой идеологической борьбы с «космополитизмом» в СССР, когда многие ученые сталкивались с репрессиями и ограничениями, Тартуский университет, расположенный на периферии империи, предлагал относительно более либеральную интеллектуальную атмосферу. Лотман, став профессором этого университета, фактически создал интеллектуальный магнит, притянувший к себе талантливых исследователей со всего Союза. Он стал неформальным лидером, главной объединяющей фигурой, способной гармонизировать лингвистическую строгость московской школы с культурологической глубиной тартуской. Его широта интересов, энциклопедические знания и уникальная способность к синтезу позволили создать плодотворное пространство для диалога и совместных исследований, которые в ином контексте могли бы остаться разрозненными.

Пафос сциентизма и междисциплинарность

Историю Тартуско-московской семиотической школы невозможно понять без осмысления ее фундаментального, почти мессианского устремления – пафоса сциентизма. В 1960-е годы в советской гуманитарной науке царил негласный запрос на обновление, на отказ от догматизма и идеологической заданности. Семиотика предложила путь к тому, чтобы гуманитарные дисциплины, прежде всего литературоведение, стали «настоящими» науками, способными к объективному анализу, подобно математике, физике, химии и биологии. Этот пафос был ярко выражен в программной статье Ю.М. Лотмана «Литературоведение должно стать наукой» (1967). В ней Лотман описывал идеал нового гуманитария как исследователя, способного не только широко владеть эмпирическим материалом, но и оперировать навыками дедуктивного мышления, лингвистическими знаниями и, в идеале, сочетать в себе литературоведа, лингвиста и математика. Это был призыв к интеллектуальной универсальности, к преодолению узкодисциплинарных границ.

Ответом на этот призыв стала глубочайшая междисциплинарность ТМШ. Школа объединила под своей эгидой ученых самых разных специальностей, казалось бы, далеких друг от друга: лингвистов, математиков, историков, литературоведов, этнографов. Эта конгломерация интеллектуальных сил не была случайной. Она была осознанным выбором, продиктованным убеждением, что только на пересечении разных подходов можно постичь сложную природу культуры. Летние школы, регулярно проводившиеся в Эстонии, стали олицетворением этого междисциплинарного диалога. Они представляли собой не просто собрания для чтения докладов, а уникальное пространство для совместного проживания, интенсивной работы, неформальных дискуссий и постоянного взаимного обогащения. В этой атмосфере рождались новые идеи, стирались границы между науками, и формировался уникальный коллективный разум, способный к прорывам в понимании культуры как знаковой системы.

Фундаментальные теоретические положения и концептуальный аппарат ТМШ

В основе Тартуско-московской семиотической школы лежало революционное для своего времени представление о культуре как целостной, динамичной и саморазвивающейся системе знаков. Это фундаментальное положение определило весь спектр ключевых концепций, разработанных школой, каждая из которых являлась новаторским вкладом в гуманитарное знание.

Семиосфера: Культура как знаковый универсум

Одной из наиболее значимых и глубоких концепций, разработанных Ю.М. Лотманом, является семиосфера. Это понятие вышло за рамки простого определения культуры как совокупности знаков, предлагая взгляд на неё как на живой, органический семиотический универсум. Семиосфера – это особое пространство, внутри которого только и возможно существование и функционирование семиозиса, то есть процессов создания и интерпретации знаков. Она не просто вмещает в себя знаковые акты, но и обусловливает их, придавая им специфическую реальность sui generis. По сути, семиосфера – это культура в её семиотическом измерении, всё то, что окружает человека и имеет для него смысл.

Признаки семиосферы многообразны и формируют её уникальную структуру:

  • Отграниченность от среды: Семиосфера имеет свои границы, отделяющие её от несемиотического, «внешнего» пространства. Эти границы не статичны, они динамичны и проницаемы, постоянно меняются, выполняя функцию фильтра и механизма перевода «внешнего» во «внутреннее».
  • Внутренняя организация и существование неорганизованного внешнего окружения: Внутри семиосферы царит упорядоченность, существуют сложные иерархии знаковых систем, тогда как её внешнее окружение воспринимается как хаос, нечто неструктурированное и не поддающееся семиотизации до тех пор, пока не будет переведено на язык семиосферы.
  • Неравномерность с наличием ядра и периферии: Семиосфера не гомогенна. Она имеет активно функционирующее, высокоорганизованное ядро, где процессы семиозиса наиболее интенсивны, и менее структурированную периферию, где знаковые процессы замедленны или находятся на стадии формирования.
  • Механизмы сходств и различий, симметрии и асимметрии: Динамика семиосферы обеспечивается постоянным взаимодействием противоположных начал. Сходства и различия позволяют выстраивать классификации и типологии, симметрия создает порядок, а асимметрия – импульс к развитию и генерации новых смыслов.
  • «Диахронная глубина»: Этот признак подчеркивает историчность семиосферы. Она обладает сложной системой памяти, способной хранить и актуализировать культурные коды разных эпох, создавая уникальный временной пласт, где прошлое взаимодействует с настоящим.

Семиосфера описывается как пространство взаимодействия множества гетерогенных языков. Эти языки, будь то естественные, художественные, языки науки или ритуала, вступают в свободную коммуникацию. Примечательно, что потребность в общении возникает именно из-за несовпадения языков и культурных траекторий их носителей. Если бы все говорили на одном языке и понимали друг друга без изъятий, не было бы необходимости в переводе, в творческом усилии по преодолению различий. Именно «непонимание» становится движущей силой культурной динамики, порождая новые смыслы и формы взаимодействия. Это фундаментальный инсайт, ведь он объясняет, почему культурный прогресс невозможен без диалога и столкновения точек зрения.

Концепция текста: Активность, память и ответственность

В рамках ТМШ текст рассматривался не просто как последовательность знаков, а как центральный объект анализа, обладающий удивительной сложностью и динамичностью. Концепция текста Ю.М. Лотмана была глубоко «текстоцентрической», понимающей текст как универсальное явление культуры, охватывающее её пространство на всех уровнях – от искусственных языков до художественных произведений и даже целых исторических эпох. Это была не просто единица информации, а живой организм, вступающий в сложные отношения с окружающим миром.

Принципиальное отличие лотмановской концепции текста от классических лингвистических или литературоведческих подходов заключалось в наделении его тремя ключевыми свойствами: активностью, памятью и ответственностью.

  1. Активность текста: Текст не является пассивным передатчиком готового сообщения. Напротив, он обладает способностью трансформировать:
    • Язык: В процессе функционирования текст может изменять правила языка, расширять его границы, создавать новые идиомы и смысловые оттенки.
    • Адресата: Столкнувшись с текстом, читатель (адресат) не остается прежним. Текст оказывает на него воздействие, меняет его мировоззрение, эмоциональное состояние, познавательные структуры. Читатель становится со-творцом смысла.
    • Адресанта: Даже сам автор, создавая текст, может меняться под его влиянием, открывать для себя новые грани своих идей или даже переосмысливать первоначальный замысел. Текст становится зеркалом, в котором адресант видит свое отражение, иногда неожиданное.
  2. Память текста: Текст – это не просто набор слов, а сложная система, способная конденсировать огромные объемы информации. Его память обусловлена:
    • Способностью хранить многообразные коды: В тексте сосуществуют различные семиотические коды – лингвистические, культурные, исторические, мифологические. Каждый из них является слоем памяти, отсылающим к другим текстам и традициям.
    • Генерацией новых смыслов: Память текста не статична. Она активно участвует в процессе семиозиса, позволяя тексту генерировать новые, неожиданные смыслы при каждом новом прочтении или в новом культурном контексте. Это делает текст неисчерпаемым источником информации.
  3. Ответственность текста: Это свойство связано с ролью текста как «сложного устройства, хранящего многообразные коды, способного трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, образующий чертами интеллектуальной личности». Текст несёт ответственность за формирование смыслов и культурных ценностей. Он несет на себе груз культурной традиции и одновременно выступает как субъект, способный влиять на будущее. Таким образом, текст в лотмановской интерпретации приобретает черты почти живого, интеллектуального существа.

А.М. Пятигорский, один из ярчайших представителей ТМШ, характеризовал текст как субъективное событие (сигнал), имеющее объективные последствия. Это определение подчеркивает двойственную природу текста: с одной стороны, он является продуктом индивидуального сознания, уникальным актом творчества; с другой – его появление в культурном пространстве неизбежно влечет за собой объективные изменения, воздействуя на коллективное сознание, формируя новые дискурсы и трансформируя существующие структуры.

В рамках ТМШ также развивалось представление о принципиальной полисемиотичности текста. Это означало, что вербальный текст кодируется не одной, а сразу несколькими знаковыми системами. Например, стихотворение воспринимается не только через лингвистический код, но и через ритм, рифму, графическое оформление, интертекстуальные отсылки, культурные коннотации и т.д. Все эти слои взаимодействуют, создавая многомерное смысловое пространство.

Вторичные моделирующие системы и структурная поэтика

Концепция вторичных моделирующих систем является краеугольным камнем Тартуско-московской семиотической школы и, пожалуй, одной из самых известных ее разработок. Именно эта концепция стала центральной темой для знаменитых летних школ. Её суть заключается в том, что культура, искусство, литература и другие сложные знаковые образования рассматриваются как системы, построенные на базе первичного (естественного) языка. Естественный язык (например, русский, английский) выступает как универсальная первичная моделирующая система, которая формирует нашу способность воспринимать, осмысливать и структурировать мир. На основе этой первичной системы человек создает другие, «вторичные» системы, которые, используя логику и правила естественного языка, надстраиваются над ним и формируют более сложные семиотические реальности.

Примерами таких вторичных моделирующих систем являются:

  • Литература: Художественный текст, используя естественный язык, создает свой собственный мир с уникальными правилами и смыслами.
  • Искусство: Живопись, музыка, театр – каждая из этих форм искусства имеет свой язык знаков и правил, которые, хотя и не являются вербальными, тем не менее, функционируют по семиотическим принципам.
  • Мифология: Системы мифов, верований и ритуалов, которые организуют представления человека о мире.
  • Наука: Научные теории и концепции, создающие особый язык для описания и объяснения действительности.

Эти вторичные системы не просто копируют первичный язык, но преобразуют его, создавая новые уровни смыслов и новые способы моделирования мира. Они позволяют человеку выйти за рамки непосредственного опыта и осмыслить более абстрактные, сложные или даже иррациональные аспекты бытия.

Непосредственно из этой концепции выросла структурная поэтика – ключевое направление исследований ТМШ, особенно в ранний период. Основополагающей работой, заложившей ее фундамент, стали уже упомянутые «Лекции по структуральной поэтике» Ю.М. Лотмана (1964). Структурная поэтика ставила своей целью изучение строения и функционирования знаковых систем в художественном тексте. Она стремилась выявить универсальные законы композиции, сюжетостроения, образной системы, ритмики и метрики, рассматривая литературное произведение как сложно организованную знаковую структуру. Вместо традиционного описательного или биографического подхода, структурная поэтика предлагала анализировать текст как динамическую систему, где каждый элемент (слово, образ, мотив) получает свой смысл только во взаимодействии с другими элементами и с общей структурой произведения.

Бинарные оппозиции и асимметрия культуры

Понимание структуры культуры в ТМШ во многом опиралось на концепцию бинарных оппозиций. Этот подход, унаследованный от структурализма Фердинанда де Соссюра и развитый в работах Романа Якобсона и Клода Леви-Строса, стал одним из основных организующих механизмов анализа любой структуры и системы культуры. Бинарная оппозиция представляет собой пару взаимоисключающих и взаимообусловленных элементов (например, жизнь/смерть, свет/тьма, свой/чужой, верх/низ), которые лежат в основе категоризации мира и формирования смыслов. Культура, по мнению семиотиков, не просто содержит эти оппозиции, но и активно использует их для построения своих моделей реальности. Через них происходит членение мира, организация пространства и времени, классификация социальных ролей и ценностей.

Однако, в отличие от некоторых классических структуралистских подходов, Ю.М. Лотман и его коллеги не ограничивались статичным описанием бинарных оппозиций. Они подчеркивали принципиальную асимметричность феноменов культуры. Эта асимметрия проявляется в том, что ни одна оппозиция не является абсолютно равнозначной, всегда один полюс оказывается доминирующим, более «ценным» или активным в определенном культурном контексте. Эта неравнозначность не просто существует, но и является движущей силой культурной динамики.

Лотман также ввел понятие механизма дуальности, приводящего к постоянному расщеплению каждого культурно активного языка на два. Это означает, что внутри любой знаковой системы (будь то язык, ритуал или жанр) постоянно возникают внутренние напряжения, приводящие к её бифуркации, к разделению на две относительно самостоятельные, но взаимосвязанные подсистемы. Например, в русском языке сосуществуют «высокий» и «низкий» стили, в культуре – официальные и неофициальные практики, в искусстве – классические и авангардные течения. Эти расщепления не ведут к разрушению системы, а, напротив, обеспечивают её гибкость, адаптивность и способность к генерации новых смыслов. Именно асимметрия и дуальность являются источниками постоянного развития и обновления культурного пространства.

Методологические принципы и исследовательские подходы ТМШ

Методологическое ядро Тартуско-московской семиотической школы представляло собой смелый синтез, направленный на создание универсального инструментария для изучения культуры. Это был отход от традиционных описательных и историко-биографических подходов в гуманитарных науках к строгому, аналитическому аппарату, вдохновленному точными науками.

Структурный анализ как революционный метод

В контексте советского гуманитарного знания 1960-х годов, где доминировал идеологический подход, структурный анализ, предложенный ТМШ, стал подлинно революционным методом изучения художественного произведения. Вместо того чтобы сводить смысл текста к его классовой или политической функции, исследователи ТМШ сфокусировались на внутренней организации произведения. Этот метод предполагал анализ:

  • Знаков и образов: Выявление ключевых знаковых единиц и образных систем текста.
  • Приемов: Изучение художественных приемов, используемых автором (метафоры, метонимии, ритм, рифма), и их функций.
  • Повторяемости, сходства, различия: Установление закономерностей в распределении элементов, их контрастов и подобий.
  • Места в системе произведения и историческом контексте: Определение, как каждый элемент функционирует внутри целого и как он соотносится с предшествующими и современными культурными традициями.

Этот подход позволял раскрывать истинный замысел автора не через его биографию или декларированные идеи, а через объективный анализ структуры текста, его внутренних связей и правил. Например, анализ сюжета в произведениях А.С. Пушкина, проведенный Ю.М. Лотманом, выявил глубинные механизмы, определяющие поведение персонажей и развитие событий, которые часто выходили за рамки прямолинейных идеологических трактовок. Структурный анализ позволял увидеть, как, например, в «Евгении Онегине» система «своих» и «чужих» пространств, или оппозиции «город/деревня», не только организует повествование, но и отражает более широкие культурные модели поведения и ценностей русской дворянской культуры.

Междисциплинарность и синтез наук

Сердцевиной методологии ТМШ был междисциплинарный подход, который не просто декларировался, а активно реализовывался на практике. Школа стала уникальной площадкой для синтеза лингвистики, математики, истории, литературоведения и этнографии. Это был осознанный отказ от узкой специализации в пользу универсального, целостного взгляда на культуру.

Показательным примером этого синтеза являются летние школы по вторичным моделирующим системам. Они были не просто конференциями, а представляли собой совместное проживание и работу ученых, способствуя беспрецедентному диалогу, открытости и постоянному взаимному обогащению. В течение нескольких недель, а то и месяцев, ученые разных специальностей обсуждали общие проблемы, делились методами, критиковали и дополняли друг друга. Такая среда порождала уникальную интеллектуальную синергию: лингвисты помогали литературоведам формализовать язык, математики предлагали модели для описания культурных процессов, историки и этнографы предоставляли богатый эмпирический материал для семиотического анализа. Это резко контрастировало с иерархичностью и идеологической зависимостью официальной советской университетской среды, где междисциплинарные исследования часто сдерживались ведомственными барьерами и идеологическим контролем.

Школа методически опиралась на богатые традиции отечественной структурной лингвистики и филологии, включая работы русских формалистов (Ю.Н. Тынянов, В.Б. Шкловский, В.Я. Пропп) и московскую лингвистическую школу, а также на современные зарубежные работы по структурно-семиотическому анализу. Влияние Фердинанда де Соссюра с его идеями языка как системы знаков и различий, и Романа Осиповича Якобсона (который, к слову, участвовал во Второй летней школе) было основополагающим. Исследователи ТМШ также активно осваивали идеи французской школы семиотики и структурализма, представленной такими именами, как Ролан Барт, Юлия Кристева, Цветан Тодоров, Клод Леви-Строс. При этом, несмотря на внешнее сходство, отечественные семиотики не копировали западные подходы, а творчески перерабатывали их, адаптируя к собственному культурному материалу и интеллектуальным задачам. Применение математического моделирования и статистических методов также было характерной чертой, демонстрирующей стремление к максимальной строгости и объективности в гуманитарных исследованиях.

Пространственное понимание текста и аналогия с личностью

Одним из наиболее оригинальных и плодотворных методологических подходов, активно развиваемых в ТМШ, было пространственное понимание текста. Оно выходило за рамки традиционного восприятия текста как линейной последовательности символов. Вместо этого, художественное пространство рассматривалось как континуум, внутри которого размещаются персонажи, совершаются действия, и где само поведение этих персонажей, их судьбы и трансформации зависят от этого пространства. Пространство переставало быть просто фоном, становясь активным участником смыслообразования.

Например, в анализе романов Ф.М. Достоевского, исследователи ТМШ могли бы рассматривать Петербург как не просто декорацию, а как «семиотическую» среду, чьи переулки, углы, дворы-колодцы несут в себе определенные смыслы, формируют психологию персонажей и влияют на сюжетные коллизии. Пространство могло быть открытым или замкнутым, своим или чужим, сакральным или профанным, и эти оппозиции определяли логику развития событий и моральный выбор героев.

Эти подходы ТМШ к анализу пространства были вдохновлены революционными идеями своего времени, такими как развитие неевклидовой геометрии и теория относительности А. Эйнштейна. Эти научные открытия выдвинули идеи релятивности, множественности и асимметричности пространств, что нашло отклик в гуманитарной мысли. Семиотики стали рассматривать художественное пространство не как фиксированную сетку координат, а как динамическую, символически нагруженную структуру, способную к трансформации и несущую в себе культурные коды.

Наряду с пространственным пониманием, в ТМШ развивалась аналогия текста с личностью для структурного анализа. Текст воспринимался не как мертвая структура, а как живой организм, обладающий «памятью», «активностью» и «ответственностью» (как уже было сказано выше). Эта аналогия позволяла применять к тексту категории, традиционно приписываемые человеку: способность к саморазвитию, взаимодействию, накоплению опыта и даже к некоторой форме «сознания». Такой подход открывал новые горизонты для анализа смысловых глубин и динамических процессов в культуре.

Прагматика текста и идеологический анализ

В поздних работах Тартуско-московской школы, особенно в 1970-е годы, наметился значительный сдвиг в сторону прагматики текста. Если ранний структурализм сосредоточивался на внутренней структуре текста (синтактике) и его смысловом содержании (семантике), то прагматика обращала внимание на связи функционирующего в культуре текста с внешним контекстом и его идеологическому воздействию. Это означало переход от анализа «того, что текст есть» к анализу «того, что текст делает» в реальном культурном пространстве.

Прагматический подход позволил исследовать, как текст взаимодействует с аудиторией, какие реакции он вызывает, как он меняет представления, ценности и поведение читателей. Особое внимание уделялось идеологическому воздействию текста, то есть его способности формировать мировоззрение, навязывать определенные интерпретации реальности, легитимизировать или делигитимизировать социальные практики.

Для проведения идеологического анализа активно использовался принцип гетерогенности. Этот принцип заключался в допущении, что любой текст, особенно сложный культурный текст, не является монолитным и единообразным. Напротив, он состоит из множества разнородных, иногда противоречивых, идеологических структур. Задача исследователя состояла в том, чтобы обнаружить эту множественность, выявить скрытые идеологические слои, их взаимодействия и конфликты внутри текста. Например, анализ официальных советских текстов мог бы показать, как за провозглашаемыми идеалами коммунизма скрывались более архаичные или, напротив, модернистские идеологические коды.

Таким образом, методология ТМШ эволюционировала от чистого структурного анализа к более широкому, динамическому пониманию текста и культуры, вписывая их в сложный контекст социального функционирования и идеологического воздействия.

Влияние, дискуссии и соотношение с западноевропейским структурализмом

Тартуско-московская семиотическая школа не просто существовала как академическое направление; она являлась мощным интеллектуальным движением, которое оставило неизгладимый след в социально-гуманитарном познании второй половины XX века. Ее деятельность породила значительные концептуальные сдвиги, вызвала острые дискуссии и стала точкой отсчета для осмысления культуры как знаковой системы.

Концептуальные сдвиги и вызов марксистской эстетике

ТМШ внесла значительные концептуальные сдвиги в социально-гуманитарное познание, предложив парадигму, которая до сих пор служит общим базисом для исследования культуры. Главным ее достижением было утверждение семиотического подхода как универсального инструмента для анализа любых явлений культуры – от художественных текстов до повседневного поведения, от мифов до политических ритуалов. Культура стала рассматриваться не как набор разрозненных фактов, а как интегрированная знаковая система, где каждый элемент получает смысл только в контексте целого. Это открыло путь к новому, более глубокому пониманию механизмов функционирования и развития человеческого общества.

Одним из наиболее смелых и значимых аспектов деятельности школы был ее вызов устоявшейся в советском литературоведении марксистской эстетике. В то время, когда официальная наука требовала от искусствоведов и литературоведов анализа произведений с точки зрения классовой борьбы, социалистического реализма и партийности, ТМШ предложила иной взгляд. Она сосредоточилась на внутренней структуре текста, его семиотических механизмах, эстетической ценности и культурной функции, отодвигая на второй план прямолинейные идеологические интерпретации. Это не было открытым бунтом, но скорее «научным диссидентством», предлагавшим альтернативный путь познания, который, казалось бы, был далек от политики, но по сути своей подрывал догматические основы. Лотман и его коллеги показали, что истинный смысл прои��ведения кроется не в его соответствии идеологическим догмам, а в его сложной знаковой организации и взаимодействии с культурной памятью.

Относительная свобода от идеологического контроля и ее пределы

Тартуско-московская семиотическая школа представляла собой уникальное явление в СССР: она была одним из немногих новаторских академических движений, относительно свободных от прямого идеологического контроля. Эта относительная свобода не была дарована сверху, а скорее была выработана в результате стечения обстоятельств и сознательных усилий ее участников.

Как проявлялась эта свобода?

  • Атмосфера летних школ: Летние школы, проводившиеся в Тарту и его окрестностях, были оазисами интеллектуальной свободы. Там царила атмосфера равноправия, доброжелательности и открытости, резко контрастировавшая с иерархичностью и идеологической зависимостью официальной советской университетской среды. Ученые из разных городов и даже из-за рубежа могли свободно обсуждать самые смелые идеи, не опасаясь немедленных доносов или обвинений.
  • Междисциплинарность как «щит»: Привлечение математиков, лингвистов и специалистов из точных наук отчасти создавало впечатление «научности» и «объективности», что могло служить некоторым щитом от прямой идеологической критики. Формальный анализ знаковых систем казался менее опасным, чем «идейный» анализ, который мог быть легко обвинен в отклонениях от марксистско-ленинской доктрины.
  • «Эзотерический» язык: Как отмечал Борис Гаспаров, условный теоретический язык школы, ее терминология служили своего рода «паролем» для вхождения в это сообщество. Для внешнего наблюдателя, особенно из числа идеологических надзирателей, эти дискуссии могли казаться слишком сложными и абстрактными, чтобы представлять непосредственную угрозу.

Тем не менее, эта свобода была именно относительной и имела свои пределы. Школа постоянно сталкивалась с идеологическим давлением. Ее структурализм плохо вписывался в рамки марксистской догмы, которая требовала от науки исторического материализма и классового подхода. Ю.М. Лотман и его коллеги не раз подвергались критике со стороны официальных инстанций. В частности, имели место обыски КГБ у Лотмана, что является ярким свидетельством бдительности властей. Эти обстоятельства обусловили нежелание Ю.М. Лотмана чрезмерно философски обосновывать свои концепции, предпочитая сосредоточиться на конкретном анализе, который было сложнее обвинить в «идеализме» или «буржуазности». В условиях тоталитарного режима даже относительная интеллектуальная автономия требовала тонкого лавирования и стратегической осторожности.

Соотношение с западным структурализмом и элементы постструктурализма

Тартуско-московская семиотическая школа, возникшая в 1960-х годах, была частью более широкого глобального движения структурализма, охватившего различные гуманитарные дисциплины. Сравнение с западными структуралистскими подходами выявляет как сходства, так и значимые различия.

Сходства:

  • Идея языка как системы: Как и западные структуралисты (Ф. де Соссюр), ТМШ рассматривала язык не как номенклатуру, а как систему, где элементы получают смысл через их отношения и различия.
  • Анализ знаковых систем: Общее стремление к изучению культуры как совокупности знаковых систем, выявление их внутренних структур и правил функционирования.
  • Бинарные оппозиции: Использование бинарных оппозиций как одного из основных инструментов анализа культурных феноменов.

Различия и уникальность ТМШ:

  1. Погружение текста в исторический контекст: В отличие от некоторых западных структуралистских подходов, которые иногда обвинялись в антиисторизме и стремлении к синхронному анализу, ТМШ (особенно Лотман) всегда погружала текст в исторический контекст. Для Лотмана текст был не просто самодостаточной структурой, но и продуктом определенной культурной эпохи, носителем исторической памяти. Он связывал риторику текста с социальным сознанием, показывая, как художественные приемы отражают и формируют мировоззрение общества.
  2. Отношение к идеологии: Отношение ТМШ к идеологии было более спокойным и менее конфронтационным по сравнению с западными исследователями, такими как Ролан Барт, который активно боролся с «буржуазной идеологией» в условиях капиталистического общества. Это объясняется как социально-политическими обстоятельствами (в СССР критика идеологии была чревата репрессиями), так и спецификой понимания идеологии самой школой. Лотман фокусировался на структуре текста, где взаимосвязь идеологии и поэтики изучалась в его ранних работах по анализу произведений Пушкина, таких как «Идейная структура «Капитанской дочки» (1962).
  3. Элементы постструктурализма: Уже в 1970-е годы в работах Ю.М. Лотмана начали проявляться элементы постструктурализма. Это было связано с его отказом от классической якобсоновской модели коммуникации, где сообщение передается от адресанта к адресату с минимальными потерями. Лотман предложил свою модель, где непонимание и неадекватность перевода играют творческую роль, обеспечивая динамику культуры. Он утверждал, что именно «шум» в канале связи, неизбежные искажения при интерпретации, являются источником новых смыслов и культурного развития. Это было значительным отходом от идеи идеальной, бесперебойной коммуникации, характерной для раннего структурализма. Он видел в ошибках и неточностях не просто сбои, а механизмы для обновления и обогащения семиосферы.

Критика и «эзотеричность» школы

Деятельность Тартуско-московской семиотической школы, как и любое новаторское движение, не оставалась без внимания и подвергалась как официальной, так и внутренней критике.

Официальная критика в советскую эпоху обвиняла школу в:

  • Антиисторизме: Несмотря на то, что ТМШ активно включала исторический контекст в свой анализ, официальная догма считала ее подход недостаточно «историчным», поскольку он не соответствовал марксистско-ленинской трактовке исторического развития.
  • Формализме: Акцент на структуре, знаках и приемах расценивался как отход от «идейного содержания» и «реалистического» изображения действительности, что было типичным обвинением в адрес любых формальных методов.
  • Влиянии западных идей: Семиотика и структурализм воспринимались как «буржуазные» или «космополитические» течения, чуждые советской науке. Обвинения в «гуссерлианстве» или «французском структурализме» служили для дискредитации школы.

Наряду с официальной критикой, существовали и внутренние оценки, которые помогали осмыслить особенности функционирования ТМШ. Борис Гаспаров, один из участников школы, отмечал ее «эзотеричность» и «замкнутость». По его мнению, условный теоретический язык, насыщенный специфическими терминами и концепциями, служил своего рода «паролем» для вхождения в это сообщество. Это не было намеренным отторжением, но скорее естественным следствием интенсивного интеллектуального взаимодействия. Для тех, кто не был погружен в дискуссии летних школ и не владел этим «кодом», работы школы могли казаться герметичными и труднодоступными. Однако эта «эзотеричность» также выполняла важную функцию: она способствовала сохранению интеллектуальной автономии в условиях идеологического давления, создавая внутри себя пространство для свободной мысли и дискуссии. Наследие ТМШ доказывает, что, даже столкнувшись с ограничениями, научное сообщество способно выработать механизмы самозащиты и продолжить свою работу.

Таким образом, ТМШ, находясь на пересечении сложных исторических и интеллектуальных потоков, сумела не только выработать уникальный методологический аппарат, но и, несмотря на критику и давление, оказать глубокое и долгосрочное влияние на развитие гуманитарных наук, предложив новые перспективы для понимания культуры.

Современные интерпретации и прикладные аспекты наследия школы

Несмотря на распад как институциональной общности в середине 1980-х годов, наследие Тартуско-московской семиотической школы сохраняет свою актуальность и продолжает активно использоваться в современных культурологических и семиотических исследованиях. Идеи Ю.М. Лотмана и его коллег оказались настолько глубокими и проницательными, что их эхо отзывается в самых разных областях гуманитарного знания, предлагая новые горизонты для анализа и интерпретации.

Актуальность наследия в культурологических и семиотических исследованиях

Парадигмы, концепции и методы ТМШ до сих пор служат общим базисом для исследования культуры. Современные ученые продолжают обращаться к ее теоретическому аппарату для анализа сложных культурных феноменов. В частности, продолжаются глубокие исследования следующих аспектов:

  • Соотношение статики и динамики в понятии текста: Современные исследователи углубляются в понимание того, как текст, будучи фиксированной структурой, одновременно является динамическим явлением, постоянно генерирующим новые смыслы в изменяющемся контексте.
  • Полисемиотичность, активность, память и ответственность текста: Концепции текста как многомерной, активно взаимодействующей с адресатом, обладающей сложной системой памяти и несущей культурную ответственность сущности, остаются центральными для современной семиотики. Они позволяют исследовать текст не как пассивный объект, а как живой участник культурных процессов.
  • Полисемиотические системы и механизмы: Продолжаются исследования взаимодействия различных знаковых систем в культуре. Это включает:
    • Теория поэтического языка: Анализ специфики художественного языка, его отклонений от норм естественного языка и способов создания эстетического эффекта.
    • Теория перевода: Изучение не только лингвистических, но и культурных, семиотических аспектов перевода, а также его роли в межкультурной коммуникации.
    • Интерсемиотические интеракции в биосемиотике: Удивительным образом идеи ТМШ нашли отклик даже в такой новой области, как биосемиотика, изучающая знаковые системы в живой природе. Концепции взаимодействия и перевода между различными знаковыми системами оказались применимы для понимания коммуникации между организмами, клетками и даже молекулами.
  • Взаимодействие текста и дискурса, семиотика истории и идеологии: Актуальными остаются исследования, направленные на понимание того, как текст функционирует в широком дискурсивном поле, как он формирует исторические нарративы и как в нем проявляются и скрываются идеологические структуры.

Прикладные возможности методологии

Методы семиотики, разработанные школой, изначально применялись не только в лингвистике и литературоведении, но и к широчайшему кругу явлений культуры, включая:

  • Художественная литература: Глубокий структурный анализ поэзии и прозы, выявление их внутренних кодов.
  • Фольклор: Анализ структуры сказок (работы Е.М. Мелетинского, вдохновленные В.Я. Проппом), мифов, обрядов как знаковых систем.
  • Театральные костюмы: Изучение семиотики одежды, ее роли в формировании образа персонажа и передаче культурных смыслов.
  • Мифология и ритуал: Исследование мифологических сюжетов и ритуальных практик как способов моделирования мира и коммуникации.
  • Повседневное поведение: Анализ повседневных жестов, привычек, этикета как знаковых систем, передающих социальные смыслы.

В более современном контексте, методология школы обладает значительным потенциалом для идеологического анализа текста на структурном, динамическом и прагматическом уровнях. Связывая идеологические структуры с пространственным пониманием текста, его гетерогенностью и воздействием на реципиента, можно проводить глубокий анализ современной пропаганды, рекламы, политического дискурса. Например, анализируя городское пространство (работы Лотмана по семиотике Петербурга), можно выявить, как архитектура, топонимика, символы формируют определенные идеологические представления о городе и его жителях.

Конкретные примеры прикладного использования:

  • Киносемиотика: Принципы структурного анализа, разработанные ТМШ, были успешно применены к анализу киноязыка. Например, концепции текста, бинарных оппозиций, пространственного моделирования позволяют анализировать, как кинокадр, монтаж, сюжет, звуковое сопровождение создают смыслы и воздействуют на зрителя.
  • Анализ повседневного поведения: Семиотические методы могут быть использованы для изучения невербальной коммуникации, ритуалов повседневности, моды, потребительских практик, раскрывая их скрытые знаковые значения.
  • Продолжение работ В.Я. Проппа: Труды Владимира Яковлевича Проппа по морфологии сказки, ставшие классикой структурного анализа, были продолжены и формализованы группой Е.М. Мелетинского в рамках широкого движения ТМШ. Это привело к развитию новых методов анализа фольклорных текстов и мифов.

Популяризация и влияние на широкую аудиторию

Важным аспектом наследия Ю.М. Лотмана и всей школы является его выход за пределы узкоакадемических кругов. Телевизионный цикл Ю.М. Лотмана «Беседы о русской культуре» стал уникальным феноменом, который не только популяризировал его идеи и Тартуский университет, но и сделал семиотический подход к культуре доступным для широкой аудитории. В своих «Беседах» Лотман с удивительной ясностью и глубиной раскрывал сложнейшие аспекты русской культуры XVIII-XIX веков, используя семиотические инструменты для объяснения повседневных обычаев, художественных произведений, социальных ритуалов. Этот цикл стал наглядным доказательством того, что строгая наука может быть увлекательной и востребованной обществом.

Таким образом, наследие Тартуско-московской семиотической школы не только сохраняет свою академическую значимость, но и продолжает вдохновлять новые поколения исследователей на поиск ответов на актуальные вопросы культуры, предлагая мощный аналитический инструментарий для понимания сложности современного мира.

Заключение: Перспективы изучения Тартуско-московской семиотической школы

Проведенный анализ убедительно демонстрирует, что Тартуско-московская семиотическая школа (ТМШ) является не просто одним из этапов развития отечественной гуманитарной мысли, а уникальным и до сих пор актуальным феноменом, оказавшим глубочайшее влияние на методологию и предметное поле культурологии, литературоведения, лингвистики и других дисциплин. Ее становление на пересечении московской лингвистической и ленинградско-тартуской литературоведческой традиций, ее пафос сциентизма, междисциплинарный подход и особая атмосфера летних школ создали уникальную интеллектуальную среду, в которой родились революционные идеи.

Основные достижения школы включают разработку фундаментальных концепций:

  • Семиосфера – как живой семиотический универсум, обладающий внутренней организацией, диахронной глубиной и неравномерностью, постоянно генерирующий смыслы через взаимодействие гетерогенных языков.
  • Концепция текста – понимаемого не как пассивное сообщение, а как активная, обладающая памятью и ответственностью полисемиотическая сущность, способная трансформировать язык, адресата и самого адресанта.
  • Вторичные моделирующие системы – как способ объяснения сложного устройства культуры, надстраивающейся над естественным языком.
  • Структурная поэтика – как инструмент для объективного анализа художественного произведения через выявление его внутренних знаковых механизмов.
  • Бинарные оппозиции и асимметрия культуры – как движущие силы культурной динамики и смыслообразования.

Методологические принципы ТМШ, такие как структурный анализ, междисциплинарность, пространственное понимание текста и внимание к его прагматике, позволили отойти от идеологизированных подходов и предложить более строгие и объективные методы исследования культуры. Школа бросила вызов устоявшейся марксистской эстетике и, несмотря на идеологическое давление, сумела сохранить относительную интеллектуальную свободу, пусть и ценой «эзотеричности» своего языка. Ее взаимодействие с западным структурализмом и ранние элементы постструктурализма в работах Лотмана (например, идея творческой роли непонимания) подчеркивают ее место в мировом интеллектуальном контексте.

В современном академическом знании наследие ТМШ продолжает служить мощным аналитическим базисом. Ее концепции применяются в исследованиях полисемиотических систем, теории перевода, биосемиотике, семиотике истории и идеологии. Прикладные возможности методологии школы охватывают широкий спектр от киносемиотики до анализа повседневного поведения, а популяризаторская деятельность Ю.М. Лотмана в «Беседах о русской культуре» свидетельствует о ее способности донести сложные научные идеи до широкой аудитории.

Перспективы дальнейших исследований ТМШ весьма обширны. Они могут включать:

  • Углубленный сравнительный анализ с современными школами семиотики и культурологии, выявляя точки соприкосновения и расхождения.
  • Развитие прикладных аспектов методологии для анализа новых медиа, цифровой культуры, искусственного интеллекта �� виртуальных пространств.
  • Исследование «нео-лотмановских» течений, которые продолжают или переосмысливают идеи школы в XXI веке.
  • Социологический анализ функционирования ТМШ как научного сообщества в условиях закрытого общества, изучение ее сетевых структур и механизмов выживания.

Данная работа, представляющая собой глубокий и структурированный анализ Тартуско-московской семиотической школы, призвана служить методологической основой для создания образцового научного исследования. Она демонстрирует принципы глубокого раскрытия темы, использования авторитетных источников, строгого следования академическому стилю и структуре, а также критического осмысления материала. Изучение ТМШ – это не только дань уважения выдающимся ученым, но и ключ к пониманию сложности и богатства культуры как вечно развивающейся знаковой системы.

Список использованной литературы

  1. «В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана». Топоров В. Н. М., 1992.
  2. Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1-2. М., 1994.
  3. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике. М., 1995.
  4. Успенский Б.А. Лотман и тартуская школа. М., 1964.
  5. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.
  6. Успенский Б.А. Поэтика композиции. М., 1972.
  7. Лотман Ю.М. Учебный материал по анализу поэтических текстов. Таллин, 1982.
  8. Бахтин М.М. Формы времени и хронотипа в романе. М., 1975.
  9. Лейдерман Н.Л. Введение в литературоведение. Екатеринбург, 1991.
  10. Петрова Т.С. Анализ художественного текста и творческие работы в школе. М., 2002.
  11. Штерн М.С. Символика художественного пространства. Екатеринбург, 1998.
  12. Живов В. Московско-тартуская семиотика: ее достижения и ее ограничения. Журнальный зал. 2009. №2. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2009/2/moskovsko-tartuskaya-semiotika-ee-dostizheniya-i-ee-ogranicheniya.html (дата обращения: 03.11.2025).
  13. Тороп П. Тартуская школа как школа. Ruthenia.Ru. URL: https://www.ruthenia.ru/lotman/teksty/torop02.htm (дата обращения: 03.11.2025).
  14. Трунин М. Ранний Лотман. Откуда взялась Тартуско-московская школа и что она сделала для гуманитарной науки. Российская государственная библиотека. 30.03.2022. URL: https://www.rsl.ru/ru/news/2022/03/30/lotman-early (дата обращения: 03.11.2025).
  15. Доценко С.Н. «Труды по знаковым системам» как код тартуской семиотики: становление школы. КиберЛенинка. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/trudy-po-znakovym-sistemam-kak-kod-tartuskoy-semiotiki-stanovlenie-shkoly (дата обращения: 03.11.2025).
  16. Московская и Тартуская школы семиотики. StudFiles. URL: https://studfile.net/preview/4405788/page:4/ (дата обращения: 03.11.2025).
  17. Лотман М.Ю. Текст в контексте тартуской школы: проблемы и перспективы. КиберЛенинка. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tekst-v-kontekste-tartuskoy-shkoly-problemy-i-perspektivy (дата обращения: 03.11.2025).
  18. Канарш Е.С. Методология Тартуско-Московской семиотической школы и проблема идеологического анализа текста. КиберЛенинка. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/metodologiya-tartusko-moskovskoy-semioticheskoy-shkoly-i-problema-ideologicheskogo-analiza-teksta (дата обращения: 03.11.2025).
  19. Гуминский В.М. Тартуско-московская семиотическая школа. История филологии. URL: http://philolog.ru/lit/gum_shkola.htm (дата обращения: 03.11.2025).
  20. Лотман М. Семиотика культуры в тартуско-московской семиотической школе. Ruthenia.Ru. URL: https://www.ruthenia.ru/lotman/teksty/m_lotman03.htm (дата обращения: 03.11.2025).
  21. Кукулин И.А. Тартуско-московская семиотическая школа: семиотическая модель культуры / культурная модель семиотики. Журнальный зал. 2004. №6. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2004/6/tartusko-moskovskaya-semioticheskaya-shkola-semioticheskaya-model-kultury-kulturnaya-model-semiotiki.html (дата обращения: 03.11.2025).
  22. Лотман Ю.М. Юрий Михайлович Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. 1994. ImWerden. URL: https://imwerden.de/pdf/lotman_i_tartusko-moskovskaya_semioticheskaya_shkola_1994_text.pdf (дата обращения: 03.11.2025).

Похожие записи