Сравнительный анализ партийных систем и технологий партийного строительства: От структурных расколов до картельных партий XXI века

За последние десятилетия политический ландшафт многих стран претерпел значительные изменения, поставив под сомнение устойчивость классических моделей партийных систем и подходов к партийному строительству. Кризис традиционных демократий, усиление популистских движений и парадоксальное сотрудничество между, казалось бы, конкурирующими партиями наталкивают на мысль о необходимости новой деконструкции механизмов, лежащих в основе формирования и функционирования политических партий. В условиях, когда общественный запрос на представительство сталкивается с трансформацией политической элиты, понимание теоретических основ, институциональных механизмов и практических технологий партийного строительства становится не просто академическим интересом, но и ключевым инструментом для анализа современных политических процессов.

Целью настоящей работы является исчерпывающий деконструктивный и сравнительный анализ теоретических основ, институциональных механизмов и практических технологий (стратегий) партийного строительства и формирования партийных систем в зарубежных странах. Особое внимание будет уделено современным тенденциям и региональным особенностям, чтобы показать динамику развития партийных систем от момента их зарождения до текущего состояния в XXI веке. Мы последовательно рассмотрим классические теоретические подходы к генезису и классификации партийных систем, углубимся в структурный анализ через концепцию социальных расколов (cleavages), исследуем роль избирательного законодательства как ключевой институциональной «технологии» и проанализируем трансформацию партийного строительства на примере картельных и популистских партий. Завершит работу раздел, посвященный методологическому аппарату количественной оценки фрагментации партийной системы, что предоставит инструментарий для дальнейших эмпирических исследований.

Классические Теоретические Основы Генезиса и Классификации Партийных Систем

Политическая наука начала систематическое изучение феномена политических партий в середине XX века, стремясь объяснить их появление, развитие и влияние на государственное устройство. Две фигуры — Морис Дюверже и Джованни Сартори — стали краеугольными камнями в этом направлении, предложив фундаментальные концепции генезиса и типологии партийных систем.

Генезис партий: «Внутренний» и «Внешний» пути по Дюверже

Морис Дюверже в своей знаковой работе «Политические партии» (1951) предложил одну из первых системных теорий происхождения политических партий, выделив два основных пути их формирования: «внутренний» (парламентский) и «внешний».

«Внутренний» путь генезиса партий, по Дюверже, тесно связан с эволюцией парламентской демократии и расширением избирательного права. Изначально, еще до появления формальных партий, в парламентах формировались группы депутатов, объединенных общими интересами или идеологией. Эти «парламентские объединения» служили площадкой для координации действий и отстаивания позиций. Со временем, по мере расширения избирательного права и увеличения числа избирателей, возникла потребность в мобилизации поддержки на выборах. Так появились «избирательные комитеты» — временные структуры, создаваемые для проведения избирательных кампаний в конкретных округах. Конечным этапом «внутреннего» пути стало установление постоянной и организационной связи между парламентскими группами и их избирательными комитетами, что и привело к формированию полноценных политических партий в современном смысле. Таким образом, развитие партий оказывается тесно связанным с развитием демократии, то есть с расширением народного волеизъявления и прав парламента, что подчеркивает их природу как инструментов представительства.

«Внешний» путь, напротив, предполагает, что партии возникают не из парламентской деятельности, а на базе уже существующих социальных организаций, действующих вне парламента. Примерами таких организаций могут быть профсоюзы, религиозные объединения (церкви), этнические группы, различные ассоциации или общественные движения. Эти организации, уже обладающие членской базой, структурой и ресурсами, со временем осознают необходимость прямого политического представительства для защиты своих интересов. Они трансформируются в политические партии, используя свою готовую организационную инфраструктуру для участия в выборах и влияния на государственную политику. Примером может служить возникновение социалистических партий из рабочего движения и профсоюзов, что демонстрирует способность гражданского общества к самоорганизации для достижения политических целей.

Типология партийных систем Сартори: Умеренный vs. Поляризованный плюрализм

Джованни Сартори, итальянский политолог, разработал одну из наиболее влиятельных и детализированных типологий партийных систем. В отличие от более простой классификации Дюверже, которая опиралась преимущественно на количественный критерий (одно-, двух-, многопартийные системы), Сартори ввел также качественные критерии, важнейшим из которых является степень идеологической дистанции и поляризации между партиями.

В своей классификации Сартори выделяет семь классов партийных систем, расположенных на континууме от полного отсутствия конкуренции до ее крайней степени:

1. Однопартийные системы: полное отсутствие конкуренции, одна партия монопольно удерживает власть.
2. Система с партией-гегемоном: несколько партий формально существуют, но одна из них доминирует, не допуская реальной конкуренции.
3. Система с доминирующей партией: одна партия регулярно побеждает на выборах, но другие партии имеют реальные шансы прийти к власти (например, Япония до 1990-х годов с ЛДП).
4. Двухпартийная система: две основные партии поочередно приходят к власти (например, США, Великобритания).
5. Система умеренного плюрализма: характеризуется наличием 3–5 значимых партий, умеренной идеологической дистанцией между ними и центростремительной конкуренцией. Это означает, что партии стремятся к центру политического спектра, чтобы привлечь более широкий круг избирателей, избегая радикальных позиций. Коалиции формируются относительно легко.
6. Поляризованный плюрализм: отличается наличием 6–8 или более значимых партий, высокой идеологической поляризацией, наличием антисистемных партий (тех, что оспаривают легитимность существующего порядка) и центробежной конкуренцией. В такой системе партии отталкиваются от центра, занимая все более радикальные позиции, что затрудняет формирование стабильных коалиций и способствует фрагментации.
7. Атомизированный плюрализм: очень большое количество мелких, неорганизованных партий, каждая из которых имеет минимальное влияние, что делает систему крайне нестабильной и непредсказуемой.

Ключевое различие, подчеркиваемое Сартори, — это степень идеологической поляризации. Системы умеренного плюрализма, такие как в Германии или Ирландии, обычно демонстрируют стабильность и способность к коалиционному управлению. Напротив, поляризованный плюрализм, исторически характерный для Италии после Второй мировой войны или Веймарской республики, часто сопровождается правительственной нестабильностью и политическими кризисами, что является прямым следствием невозможности найти компромисс между идеологически разобщенными акторами.

Важно отметить, что концепция «всеохватной партии» (catch-all party), введенная Отто Кирххаймером в статье «Трансформация западных партийных систем» (1966), описывает эволюцию партий от идеологически жестких, классово-ориентированных структур к более прагматичным образованиям, стремящимся охватить максимально широкий электорат. Это снижение идеологической нагрузки и ослабление связей с конкретным социальным классом напрямую влияет на динамику идеологической поляризации в партийных системах, способствуя переходу к умеренному плюрализму или даже доминирующим партиям, но в то же время открывая двери для новых форм конкуренции. В то же время, как показали П. Мэйр и Р. Катц, этот процесс может привести к формированию «картельных партий», о которых речь пойдет ниже.

Структурный Генезис: Концепция Социальных Расколов (Cleavages)

Понимание того, как и почему формируются конкретные партийные системы, немыслимо без обращения к концепции социальных расколов (cleavages), разработанной Сеймуром Мартином Липсетом и Стеном Рокканом. Их теория, представленная в работе «Структуры европейских партийных систем: 1789-1980», объясняет генезис партийных систем через призму глубинных структурных конфликтов между социальными группами, которые в определенный момент истории транслировались в политическую систему через создание и деятельность политических партий.

В основе теории лежит идея о том, что электоральный выбор избирателя определяется не только его индивидуальными предпочтениями, но и, в значительной степени, его солидарностью с определенной социальной группой, которая столкнулась с другими группами в ходе исторических трансформаций. Партии в данном контексте выступают как представители этих групп и каналы артикуляции их интересов. Таким образом, они обеспечивают представительство широкого спектра общественных сил в политическом процессе.

Четыре исторических раскола и их институционализация

Липсет и Роккан выделили четыре основных исторических раскола, сформировавшихся в Западной Европе в результате двух великих революций — Национальной (или политической) и Промышленной (или экономической), каждая из которых породила по два фундаментальных конфликта:

1. Раскол Центр-Периферия: Сформировался в ходе Реформации (XVI–XVII вв.) и процессов национального строительства. Он отражает конфликт между централизованной государственной властью, стремящейся унифицировать культуру, язык и административное управление, и региональными, этническими или лингвистическими группами на периферии, сопротивляющимися этой унификации. На политической арене это выражалось в борьбе за автономию, региональное представительство или защиту культурной идентичности.
2. Раскол Государство-Церковь: Возник в период Национальной революции (с 1789 г. и позже) и был связан с конфликтом между светским государством, утверждающим свою монополию на образование, брак и гражданские права, и традиционными религиозными институтами (прежде всего, католической церковью), стремящимися сохранить свое влияние в этих сферах. Этот раскол породил клерикальные и антиклерикальные партии.
3. Раскол Город-Село: Стал результатом Промышленной революции (XIX в.). Он отражает противоречия между интересами городского населения (промышленники, торговцы, рабочие), ориентированного на свободный рынок и индустриальное развитие, и сельского населения (землевладельцы, фермеры), заинтересованного в протекционизме, субсидиях и сохранении традиционного уклада. Этот раскол привел к появлению аграрных партий и партий, представляющих интересы городского бизнеса.
4. Раскол Собственники-Рабочие: Также порожден Промышленной революцией (XIX в.). Это, пожалуй, самый известный и влиятельный раскол, отражающий конфликт между капиталом и трудом, между владельцами средств производства и наемными работниками. Он дал начало буржуазным (либеральным, консервативным) и социалистическим/рабочим партиям, определив основную ось политической борьбы во многих странах. Каждое размежевание связано с «критической точкой» или «критическим событием», выразившим сущность конфликта (например, для раскола Собственники/Рабочие — отношение к интернациональному революционному движению).

Тезис о «замораживании» партийных систем

Центральный и, пожалуй, самый дискуссионный тезис концепции Липсета и Роккана — это тезис о «замораживании» (freezing) партийных систем в Западной Европе. Они утверждали, что основные контуры партийных систем большинства западноевропейских стран окончательно сформировались и «заморозились» в первой четверти XX века, примерно в период 1910–1920 годов.

Главная причина «замораживания» связана с принятием законов о всеобщем избирательном праве (или его значительном расширении) и институционализацией основных конфликтов эпохи революций. К 1920-м годам партии окончательно оформили свое представительство по существующим линиям раскола, сделав их устойчивыми и «унаследованными» для последующих поколений избирателей. Избиратели стали ассоциировать себя с определенными партиями, которые, в свою очередь, успешно представляли интересы соответствующих социальных групп.

Это «замораживание» означало, что новые расколы, возникающие в обществе после 1920-х годов (например, экологические проблемы, гендерные вопросы, новые формы неравенства), не приводили к появлению принципиально новых крупных партий. Вместо этого они либо игнорировались, либо абсорбировались уже существующими партиями, которые адаптировали свои программы. Например, экологические партии долгое время оставались маргинальными, прежде чем смогли прорваться в крупные парламенты, что демонстрирует инерцию сформировавшихся структур. Однако тезис о «замораживании» подвергается критике в свете современных трансформаций. Феномены, такие как рост популистских партий, упадок традиционных массовых партий и появление «картельных» партий (которые будут рассмотрены далее), ставят под сомнение абсолютную устойчивость «замороженных» систем. Они показывают, что, хотя базовые структуры могут сохраняться, динамика и характер партийной конкуренции могут существенно меняться под влиянием новых социально-экономических и политических вызовов. Тем не менее, как объяснительная модель генезиса, концепция Липсета и Роккана остается незаменимой.

Институциональная Технология Партийного Строительства: Избирательное Законодательство

В то время как социальные расколы формируют «скелет» партийной системы, «плотью» и динамикой ее функционирования во многом управляет избирательное законодательство. По мнению Джованни Сартори, избирательное законодательство является наиболее подвижной составляющей политической системы и «самым специфичным манипулятивным инструментом политики», поскольку его легче изменить, чем конституционные нормы, и оно напрямую влияет на количество и характер представленных в парламенте партий.

Закон Дюверже и механизм перехода к двухпартийности/многопартийности

Морис Дюверже, помимо анализа генезиса партий, сформулировал эмпирический закон, который связывает тип избирательной системы с количеством партий в системе. Закон Дюверже постулирует, что режим пропорционального представительства ведет к многопартийной системе, тогда как мажоритарное голосование в одномандатных округах способствует формированию двухпартийной системы (например, в США и Великобритании).

Этот закон объясняется двумя взаимосвязанными эффектами:

1. Механический эффект: При мажоритарной системе победитель получает всё (first-past-the-post). Это означает, что даже если небольшая партия набирает значительное количество голосов в нескольких округах, но не получает большинства ни в одном из них, она не получает ни одного мандата. Это приводит к непропорциональному распределению мандатов, в результате чего мелкие партии постоянно недопредставлены, а голоса, отданные за них, фактически «теряются». Например, в Великобритании Либеральные демократы часто получают значительную долю голосов на национальном уровне, но из-за мажоритарной системы количество их мест в парламенте значительно ниже этой доли, что является прямым следствием неэффективности поддержки малых партий.
2. Психологический эффект: Избиратели, осознавая механический эффект, не желают «терять» свой голос. Они стратегически голосуют не за ту партию, которая им нравится больше всего, а за одну из двух крупнейших партий, имеющих реальные шансы на победу. Этот эффект усиливает двухпартийность, поскольку избиратели целенаправленно отказываются от поддержки мелких партий. Например, избиратель, симпатизирующий экологической партии, но живущий в округе, где реальная борьба идет между консерваторами и лейбористами, может проголосовать за наименее нежелательную из двух крупных партий, чтобы предотвратить победу наиболее нежелательной.

Напротив, пропорциональная система, где места в парламенте распределяются пропорционально набранным голосам, поощряет появление множества мелких политических групп (фрагментацию) в законодательном органе. Это может привести к более точному представительству различных интересов, но, как следствие, к менее стабильным коалиционным правительствам, поскольку для формирования большинства требуется согласование интересов многих партий.

Электоральная инженерия: Джерримендеринг как инструмент манипуляции

Понимание Закона Дюверже и манипулятивного потенциала избирательного законодательства подводит нас к концепции электоральной инженерии. Это определяется как сознательные попытки изменения избирательной системы (например, избирательных правил, формул распределения мест, границ округов) для достижения оппортунистических или иных политических целей, создавая преимущества для определенных политических сил. Это может быть изменение избирательного порога, введение преференциального голосования или, как наиболее известный и одиозный пример, джерримендеринг.

Джерримендеринг — это нарезка избирательных округов с целью искусственного изменения соотношения политических сил или нарушения принципа равного представительства. Цель состоит в том, чтобы «упаковать» избирателей оппозиционной партии в несколько округов, где они победят с большим отрывом, но эти голоса будут «потрачены впустую», поскольку не повлияют на общее число мест. Одновременно сторонники своей партии «размазываются» по множеству округов, обеспечивая минимальное, но достаточное большинство для победы в каждом из них.

Термин джерримендеринг появился 26 марта 1812 года в Boston Gazette как карикатура на нарезку избирательного округа в Эссекс-Каунти, Массачусетс. Губернатор Элбридж Джерри подписал закон, который настолько исказил границы округа, что он стал напоминать мифического зверя. Журналисты объединили его фамилию с названием животного «саламандра» (salamander), создав неологизм «джерримендер». Этот исторический пример ярко иллюстрирует, как институциональные «технологии» могут использоваться для сознательного манипулирования электоральным ландшафтом, оказывая прямое влияние на партийную систему.

Современная Трансформация: Картельные и Популистские Партии XXI Века

В XXI веке традиционные модели партийного строительства и партийных систем столкнулись с беспрецедентными вызовами. Кризис традиционных массовых партий, ослабление их связи с социальными классами, а также последствия глобализации и экономических потрясений породили новые организационные формы и дискурсивные стратегии, которые ставят под сомнение устойчивость, предсказанную теорией «замораживания». В этом контексте особое значение приобретают концепции картельных и популистских партий.

Концепция Картельных партий (Катц и Мэйр)

Концепция картельных партий (Cartel parties), разработанная Ричардом Катцем и Питером Мэйром, описывает тип партий, который возникает в условиях кризиса традиционных массовых партий и характеризуется ориентацией на сотрудничество и взаимодействие с институтами государственной власти, а не на массовую мобилизацию. Тезис о картельных партиях был впервые представлен в 1992 году и подробно изложен в их знаковой статье «Изменение моделей партийной организации и партийной демократии: возникновение картельной партии», опубликованной в журнале Party Politics в 1995 году.

Ключевым признаком картельной партии является использование государственных субсидий и ресурсов в сговоре с другими основными партиями для сохранения своего доминирования и ограничения конкуренции. Вместо того чтобы конкурировать за голоса на основе четких идеологических различий, эти партии начинают сотрудничать друг с другом, контролируя доступ к государственным ресурсам, избирательным комиссиям и медиапространству. Они создают своего рода «картель», который защищает их от внешней конкуренции со стороны новых или мелких партий. Это приводит к размыванию идеологических границ между ведущими партиями, снижению их подотчетности избирателям и, в конечном итоге, к уменьшению гражданского участия в политике. Картельные партии часто теряют связь с обществом, превращаясь в квазигосударственные структуры, что несет угрозу самой идее демократического представительства.

Феномен популизма: Факторы роста и стратегия «мы – они»

Параллельно с развитием картельных тенденций, феномен популизма получил «второе дыхание» в XXI веке, став одним из наиболее заметных и влиятельных движений в мировой политике. Его рост связан с кризисом традиционных партийных систем, размыванием ценностей парламентаризма и рядом глубинных социально-экономических процессов. Каковы же основные факторы, способствующие этому феномену?

Среди факторов роста популистской волны в развитых и развивающихся странах отмечают:

• Противоречивые последствия глобализации: Глобализация, создавая новые возможности для одних, одновременно породила «побежденных» — группы населения, пострадавшие от деиндустриализации, потери рабочих мест, увеличения неравенства. Эти группы становятся благодатной почвой для популистских нарративов.
• Последствия мирового финансового кризиса 2008–2009 гг.: Этот кризис подорвал доверие к традиционным экономическим и политическим элитам, показав их неспособность эффективно управлять экономикой и защищать интересы простых граждан. Одним из наиболее ярких примеров популистской волны, порожденной отложенными последствиями финансового кризиса 2007–2008 гг., стало движение MAGA (Make America Great Again) Дональда Трампа, ядро которого составили жители так называемой «глубинной» Америки, пострадавшие от деиндустриализации и экономического спада.
• Миграционные кризисы и социокультурные изменения: Наплыв мигрантов, изменения в культурных нормах и ценностях вызывают беспокойство у части населения, которое чувствует угрозу своей идентичности и образу жизни.

Фундаментальными чертами популистского дискурса являются прямая апелляция к мнению большинства («народной воле») и максимальное упрощение действительности, сведение ее к простым лозунгам и клише. Популисты стремятся представить себя как единственных истинных представителей «народа», противопоставляя его коррумпированной и оторванной от реальности «элите».

Стратегия популистов основана на выстраивании оппозиции «мы – они». Здесь «мы» — это «истинный народ», «молчаливое большинство», «простые люди», которые являются носителями здравого смысла и морали. «Они» — это «коррумпированная элита», «истеблишмент», «глобалисты», которые узурпировали власть и действуют вопреки интересам народа. Правый популизм также часто использует «горизонтальную» оппозицию, например, между коренным населением и мигрантами, или между «традиционными ценностями» и «либеральной повесткой».

Возникновение и распространение картельных и популистских партий демонстрирует, что даже «замороженные» партийные системы не являются статичными. Они подвержены динамическим изменениям, вызванным как внутренней логикой развития партийной организации, так и внешними социально-экономическими и культурными шоками. Эти новые типы партий представляют серьезный вызов стабильности и демократической подотчетности, предсказанной классическими теориями.

Методологический Аппарат: Количественная Оценка Фрагментации Системы

Для глубокого и объективного анализа партийных систем, помимо качественных описаний, необходимо применение количественных методов. Они позволяют эмпирически оценить степень фрагментации, уровень конкуренции и реальное число значимых акторов в политической системе. Одним из наиболее авторитетных и широко используемых инструментов в сравнительной политологии для этой цели является Индекс эффективного числа партий (Effective Number of Parties, ENP), известный как индекс Лааксо-Таагеперы.

Индекс эффективного числа партий (Лааксо-Таагеперы)

Индекс Лааксо-Таагеперы, предложенный в 1979 году Марком Лааксо и Рейном Таагеперой, является мощным инструментом, который отражает одновременно число партий в системе и их относительный вес. Это позволяет измерить степень монолитности или, напротив, фрагментации предпочтений избирателей или распределения мест в законодательном органе. Индекс корректирует «номинальное» число партий (то есть всех существующих партий) до «эффективного» числа, которое показывает, сколько партий на самом деле имеют значимое влияние на политический процесс.

Формула для вычисления эффективного числа партий (N) по доле голосов (или доле мест в парламенте) имеет следующий вид:


N = 1 / ( Σni=1 p2i )


где:

• N — эффективное число партий;
• p_i — доля голосов (или мест), отданных за i-ю партию (выраженная в десятичных дробях, например, 25% = 0.25);
• n — общее число партий, участвующих в выборах или представленных в парламенте.

Детальный пример расчета:

Предположим, у нас есть партийная система с 4 партиями, которые получили следующие доли голосов на выборах:

• Партия А: 70% (0.7)
• Партия В: 15% (0.15)
• Партия С: 10% (0.1)
• Партия D: 5% (0.05)

Шаги расчета:

1. Возведем долю каждой партии в квадрат:
   • (0.7)² = 0.49
   • (0.15)² = 0.0225
   • (0.1)² = 0.01
   • (0.05)² = 0.0025
2. Просуммируем полученные квадраты:
   • 0.49 + 0.0225 + 0.01 + 0.0025 = 0.525
3. Разделим 1 на полученную сумму:
   • N = 1 / 0.525 ≈ 1.90

Интерпретация полученного значения:

В данном примере эффективное число партий (N) составляет приблизительно 1.90. Это показывает, что, несмотря на наличие 4 партий (номинальное число), система по степени конкуренции функционирует как двухпартийная или даже с одной доминирующей партией. Значение, близкое к 1, указывает на минимальный уровень соревновательности и доминирование одной партии (например, в однопартийных системах N будет стремиться к 1). Если же N близко к номинальному числу партий (n), это означает, что конкуренция максимально возможна, и несколько партий имеют примерно равный вес, что характерно для высокофрагментированных многопартийных систем. Индекс Лааксо-Таагеперы может быть применен как к долям голосов, так и к долям мест в парламенте, что позволяет сравнивать степень фрагментации на электоральном и законодательном уровнях. Расхождение между этими двумя значениями ENP может указывать на влияние избирательной системы (например, сильное механическое искажение мажоритарной системы), что делает его незаменимым инструментом для эмпирического анализа партийных систем.

Заключение

В рамках данного исследования мы осуществили комплексную деконструкцию и сравнительный анализ ключевых аспектов партийного строительства и формирования партийных систем. От отправных точек, заложенных классическими теоретиками, такими как Морис Дюверже, с его концепциями «внутреннего» и «внешнего» генезиса партий, и Джованни Сартори, предложившим детализированную типологию партийных систем на основе количественных и качественных критериев, мы проследили эволюцию научного понимания этого феномена.

Было показано, что структурные основы партийных систем глубоко укоренены в исторических конфликтах. Концепция социальных расколов (cleavages) Липсета и Роккана ярко продемонстрировала, как фундаментальные противоречия, возникшие в ходе Национальной и Промышленной революций, «заморозили» основные конфигурации партийных систем в первой четверти XX века. Эти исторические «швы» до сих пор ощущаются в политической архитектуре многих государств.

Однако партийные системы не являются статичными. Избирательное законодательство, будучи гибкой институциональной «технологией», активно используется для формирования или манипулирования политическим ландшафтом. Мы детально рассмотрели Закон Дюверже, объяснив его механические и психологические эффекты, а также проанализировали такой инструмент электоральной инженерии, как джерримендеринг, что подчеркивает осознанный характер влияния на партийную конкуренцию.

Наконец, мы обратились к современным трансформациям, анализируя появление «картельных» партий, описанных Катцем и Мэйром, как реакцию на кризис традиционных массовых партий и их сращивание с государственными институтами. Феномен популизма, вызванный последствиями глобализации и экономических кризисов, был представлен как новая дискурсивная стратегия, подрывающая традиционные оси конкуренции через противопоставление «народа» и «элиты». Эти тенденции ставят под сомнение устойчивость «замороженных» систем, демонстрируя их уязвимость перед новыми вызовами, и требуют постоянного переосмысления устоявшихся парадигм.

Таким образом, партийное строительство сегодня — это сложный синтез исторических структурных ограничений, рациональной институциональной инженерии и динамичных социополитических процессов. Понимание этих многоуровневых взаимодействий позволяет не только объяснить прошлое и настоящее, но и предвидеть будущие направления развития. Для эмпирического анализа, предложенный индекс Лааксо-Таагеперы является незаменимым инструментом для количественной оценки фрагментации и конкурентоспособности партийных систем.

Для дальнейших исследований перспективными направлениями являются изучение влияния социальных сетей и новых информационных технологий на процессы партийного строительства и мобилизации электората, а также анализ адаптации или деградации традиционных партийных систем в условиях нарастающего климатического кризиса и других глобальных вызовов, которые могут породить новые линии раскола.

Список использованной литературы

1. Конституция Российской Федерации. М.: Проспект, 2001.
2. Федеральный закон от 11.07.2001 № 95-ФЗ (ред. от 30.12.2006) «О политических партиях» (принят ГД ФС РФ 21.06.2001).
3. Алескеров Ф.Т., Кравченко А.С. Распределение влияния фракций в Государственных Думах Российской империи (1905−1917 гг.). М.: ГУ ВШЭ, 2005.
4. Баранов Н.А. Политические отношения и политический процесс в современной России. СПб: Изд-во БГТУ, 2003.
5. Бурдье П. Социология политики. М., 1993.
6. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.
7. Галай С.М. Еврейские погромы и роспуск I Государственной Думы в 1906 г. // Вопросы истории. 2004. № 9.
8. Гельман В. Создавая правила игры: российское избирательное законодательство переходного периода // Полис. 1997. №4.
9. Голосов Г.В. Сравнительная политология: Учебник. Изд-во Европейского ун-та в С.-Петербурге, 2001.
10. Голосов Г. Пределы электоральной инженерии: «смешанные несвязанные» избирательные системы в новых демократиях // Полис. 1997. №3.
11. Долгова Г. Генезис партий и приватизация в России. // Власть. 2005.
12. Елисеев С.М. Политические партии и проблемы развития национального поля российской политики, 2004.
13. Коргунюк Ю. Избирательная кампания 1999г. и перспективы развития российской многопартийности. // Бюллетень «Партинформ». URL: www.user.cityline.ru/~partinf.
14. Коргунюк Ю.Г., Заславский С.Е. Российская многопартийность: становление, функционирование, развитие. М.: Фонд ИНДЕМ, 1996.
15. Конституционное (государственное право) зарубежных стран: Учебник / Отв. ред. проф. Б.А. Страшун. 3-е изд., обновл. и дораб. М.: Издательство БЕК, 2000.
16. Кертман Г.Л. Партия-фантом и реалии электорального поля. ФОМ, 2003. URL: http://bd.fom.ru/report/map/d031732.
17. Кынев А. Государственная дума Российской империи. URL: http://www.krugosvet.ru/articles/104/1010440/1010440a1.htm.
18. Лапаева В.В. Право и многопартийность в современной России.
19. Макаренко Б.И. Партийная система в России: эволюция, нынешнее состояние и перспективы: Доклад. М.: Московский центр Карнеги, 2001.
20. Малетин С.С. Политология. Учебное пособие, Новосибирск, 1998.
21. Мартов Л. (Ю.О.) Политические партии в России. М., 1906.
22. Политология: Учеб. пособие / Под ред. М.А. Василика. СПб.: Изд-во СПбГТУ, 1997.
23. Попов С.А. Партии, демократы, выборы. М., 2003.
24. Рене Давид. Правовые системы современности. М.: Международные отношения, 1999.
25. Соловьев А. Электоральный дефолт и деинституционализация политического рынка // ПОЛИС, 2004, № 1.
26. Фарукшин М.Х., Юртаев А.Н. Некоторые проблемы и противоречия становления многопартийности в СССР // Советское государство и право. 1991. № 10. С. 85.
27. Флигстин Н. От сетей и институтов к схемам действия / Экономическая социология: Новые подходы к институциональному и сетевому анализу. М., 2000.
28. Шабров О. Либерал Касьянов не выглядит разочарованным // Родная газета, 2003, 19 декабря. Известия, 2005, 8 июля.
29. Шацилло К.Ф. I Государственная дума // Отечественная история. 1996. № 4; Гайда Ф.А. Февральская революция и судьбы Государственной думы // Вопросы истории. 1998. № 2.
30. Шлезингер A.M. Циклы американской истории. М., 1992.
31. Шутько Д.В. Становление многопартийной системы в Российской Федерации (политико-правовые вопросы) // Политические проблемы теории государства. М., 1993.
32. Яргомская Н.Б. Избирательная система и уровень партийной фрагментации в России // Полис, 1999, № 4.
33. Karl, Schmitter, 1991, p. 269–284; Шмиттер, 1991, с. 29–46.
34. Lipset, S. and Rokkan, S. Cleavage Structures, Party Systems and Voter Alignments, in S. Lipset and S. Rokkan, Party Systems and Voter Alignments, New York: Free Press, 1967.
35. Sartory, G. Parties and Party Systems. Vol. 1: A Framework for Analysis, Cambridge University Press, 1976.
36. Политические партии и партийные системы // moiwibori.ru.
37. Parties and Party Systems: Известные типологии и типы партийных систем // mgimo.ru.
38. Вопрос 18. Типология партийных систем, Типологии дюверже и сартори: (2019-09-04) // studfile.net.
39. Теория социальных расколов Липсета-Роккана и возможности ее применения для анализа первой, второй и третьей партийных систем России // cyberleninka.ru.
40. Сравнительная политология Тема 8 // pavroz.ru.
41. Теория партийных систем: (2020-06-23) // hf-guap.ru.
42. Концепция социетальных расколов с. Липсета и с. Роккана как фактор формирования современных партийных систем // studfile.net.
43. ТИПОЛОГИИ ПАРТИЙНЫХ СИСТЕМ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ: КЛАССИКА И СОВРЕМЕННОСТЬ // cyberleninka.ru.
44. ПОПУЛИЗМ В XXI ВЕКЕ: ВРЕМЕННО, НАДОЛГО, НАВСЕГДА? // msu.ru.
45. К теории партий и партийных систем // cyberleninka.ru.
46. Современные избирательные системы // bsu.by.
47. Виды избирательных систем в сравнительном измерении // cyberleninka.ru.
48. Картельные политические партии: особенности возникновения и политического участия // cyberleninka.ru.
49. Расколы идейно-политическом пространстве: (2024-04-19) // mgimo.ru.
50. Теория партий: Учебное пособие // hf-guap.ru.
51. ВЛИЯНИЕ ПАРТИЙНЫХ СИСТЕМ НА НАЦИОНАЛЬНУЮ МОДЕЛЬ ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ (СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ) // cyberleninka.ru.
52. Диссертация на тему «Воздействие смешанных избирательных формул на фрагментацию партийных систем: опыт Италии и России // dissercat.com.
53. МОДЕЛИРОВАНИЕ ЕВРОПЫ В ЛОГИКЕ РОККАНА // elibrary.ru.
54. ЭЛЕКТОРАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ // studref.com.
55. Электоральная инженерия: допустима или нет в современном избирательном процессе? // elibrary.ru.
56. Индекс Лааксо-Таагеперы кампании Станислава Воскресенского: (2018-09-13) // 1000inf.ru.
57. Электоральная инженерия: литература посвящена влиянию избирательной системы на партийную систему страны // narod.ru.
58. Влияние электоральной инженерии на результаты выборов в регионах России // hse.ru.