Как написать курсовую по медиалингвистике — полный разбор на примере анализа диады «свой – чужой»

Введение

Современные средства массовой информации играют беспрецедентную роль в конструировании социальной реальности и формировании картины мира у миллионов людей. Они не просто отражают события, но и активно их интерпретируют, влияя на общественные установки и идеологические убеждения. В связи с этим неизменно высоким остается интерес лингвистов к когнитивной и прагматической специфике медиатекстов, поскольку именно язык выступает главным инструментом этого влияния.

Актуальность данного исследования обусловлена постоянным стремлением современной лингвистики раскрыть механизмы воздействия, заложенные в медиадискурсе. Особую значимость приобретает изучение фундаментальных концептуальных оппозиций, таких как диада «свой – чужой», которая является основой для конструирования идентичности, мобилизации общественного мнения и легитимации политических решений. Как отмечают исследователи, избрание той или иной формы аргументации в СМИ часто мотивировано не столько содержанием, сколько желанием оказать психологическое воздействие на аудиторию.

Целью настоящей работы является изучение специфики вербализации концептуальной диады «свой – чужой» в современных англоязычных СМИ.

Для достижения поставленной цели были сформулированы следующие задачи:

• Дать характеристику когнитивной и прагматической специфике современного медиадискурса.
• Рассмотреть его отличительные черты с точки зрения концептуальной картины мира и когнитивной лингвистики.
• Описать ключевые речевые стратегии, связанные с конструированием оппозиции «свой – чужой».
• Проанализировать концептуальную специфику языкового обозначения понятий «свой» и «чужой».
• Выяснить на практическом материале, как в англоязычных СМИ используются конкретные языковые средства для реализации данной диады.

Объектом исследования выступает медиадискурс современных англоязычных средств массовой информации. Предметом — языковые средства и риторические стратегии, используемые для вербализации концептуальной диады «свой – чужой».

Научная новизна работы заключается в комплексном анализе особенностей выражения диады «свой – чужой» в англоязычной прессе последних лет с применением современных подходов лингвистики. Теоретическая значимость состоит в уточнении и систематизации знаний о концептуальной и прагматической специфике данной диады в медиадискурсе.

Структурно работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. В первой, теоретической, главе рассматриваются ключевые понятия (медиадискурс, концептуальная диада) и аналитические подходы. Во второй, практической, главе представлен анализ эмпирического материала, демонстрирующий конкретные механизмы вербализации исследуемой оппозиции.

Глава 1. Теоретические основы исследования медиадискурса и концептуальных оппозиций

1.1. Медиадискурс как комплексный объект лингвистического анализа

Понятие «медиадискурс» является центральным для современной медиалингвистики. Это не просто совокупность текстов, распространяемых по каналам СМИ, а сложное коммуникативное явление, включающее в себя как сам текст, так и весь релевантный экстралингвистический контекст: социального, политического и культурного характера. Медиадискурс — это объект, в котором язык используется для достижения конкретных целей, прежде всего — для воздействия на аудиторию и формирования определенного видения реальности.

Для изучения этого комплексного объекта существует несколько ключевых подходов. Ведущим из них является критический дискурс-анализ (CDA), который рассматривает язык как форму социальной практики и исследует взаимосвязь между языком, властью и идеологией. Основоположники этого направления, такие как Тён ван Дейк, Норман Фэркло и Рут Водак, заложили основы анализа, позволяющего выявлять скрытые в тексте идеологические установки. Ван Дейк, например, разработал модель анализа новостного дискурса, показывающую, как структура текста способствует воспроизводству социальных предрассудков, а Фэркло подчеркивал, что язык не просто отражает, но и конструирует социальные отношения.

Помимо CDA, в медиалингвистике активно применяются и другие подходы:

• Корпусная лингвистика: предоставляет инструментарий для работы с большими массивами текстов, позволяя выявлять статистически значимые закономерности, такие как частотность определенных слов, типичные коллокации (устойчивые словосочетания) и семантические предпочтения. Это помогает сделать анализ более объективным.
• Прагматический анализ: фокусируется на скрытых смыслах, которые не выражены прямо, но подразумеваются. Анализ таких явлений, как пресуппозиции (информация, подаваемая как само собой разумеющаяся) и импликатуры (подразумеваемое содержание), крайне важен для понимания манипулятивного потенциала медиатекстов.
• Мультимодальный анализ: учитывает, что смысл в современных медиа создается не только текстом, но и визуальными элементами (фотографиями, инфографикой), звуком и версткой. Этот подход позволяет анализировать медиасообщение как единое целое.

Таким образом, основная цель лингвистического анализа медиа — это не просто описание языковых особенностей, а деконструкция механизмов убеждения. Аналитик стремится ответить на вопросы: как конструируется авторитет? Как формируется предвзятость? Какие идеологические установки транслируются аудитории как естественные и единственно верные?

1.2. Концептуальная диада «свой – чужой» в парадигме когнитивной лингвистики

Если медиадискурс — это поле исследования, то концептуальная диада «свой – чужой» — это один из ключевых объектов внутри этого поля. Чтобы понять, как она функционирует в языке, необходимо обратиться к аппарату когнитивной лингвистики. В основе этого подхода лежит понятие «концепт» — ментальная единица, хранящая знания о мире. «Концептуальная диада», в свою очередь, представляет собой пару тесно связанных, но противоположных по смыслу концептов. Оппозиция «свой – чужой» является одной из самых базовых и универсальных для человеческого сознания.

Процесс языкового воплощения этих абстрактных концептов называется вербализацией. В медиадискурсе вербализация диады «свой – чужой» — это целенаправленный процесс разделения мира на «нас» (положительно оцениваемую группу, с которой идентифицирует себя автор и предполагаемая аудитория) и «их» (группу, которая представляется как иная, чуждая и часто враждебная).

Основным когнитивным механизмом, обеспечивающим эту вербализацию, является теория фрейминга. Фрейминг — это процесс отбора и акцентирования определенных аспектов реальности, который делает их более заметными в тексте. Создавая сообщение, автор выбирает определенный фрейм (рамку интерпретации), который подсказывает аудитории, как именно следует понимать то или иное событие. Например, одно и то же действие можно представить во фрейме «борьба за свободу» или во фрейме «акт терроризма». Выбор фрейма определяет, кто будет считаться «своим», а кто — «чужим».

Мощным инструментом фрейминга, в свою очередь, выступает концептуальная метафора, теория которой была разработана Джорджем Лакоффом и Марком Джонсоном. Они показали, что мы мыслим и говорим об абстрактных понятиях через призму более конкретных. В контексте нашей темы это может проявляться в таких метафорах, как:

• «ЧУЖОЙ — это АГРЕССОР»
• «ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОППОНЕНТ — это ПРЕСТУПНИК»
• «ДРУГОЕ ГОСУДАРСТВО — это БОЛЕЗНЬ»

Такие метафоры не просто украшают речь, а структурируют наше понимание, делая образ «чужого» более конкретным, понятным и, как правило, негативно окрашенным. Таким образом, когнитивная лингвистика предоставляет инструменты, позволяющие увидеть, как через язык в сознании аудитории выстраиваются фундаментальные бинарные оппозиции, служащие для репрезентации социальных групп и легитимации определенных идеологий.

Глава 2. Эмпирическое исследование вербализации диады «свой – чужой»

2.1. Характеристика материала и методология анализа

Для проведения эмпирического исследования был сформирован корпус текстов из авторитетных англоязычных СМИ. В качестве материала были отобраны новостные и аналитические статьи таких изданий, как The Guardian и Fox News. Данный выбор обусловлен их значительным влиянием на общественное мнение и различными идеологическими позициями, что позволяет провести контрастивный анализ. Хронологические рамки исследования охватывают последние несколько лет, что обеспечивает актуальность материала. Критерием отбора статей послужило освещение в них международных конфликтов и политических кризисов, где оппозиция «свой – чужой» проявляется наиболее ярко.

Методология исследования носит комплексный характер и включает в себя несколько последовательных этапов, что позволяет обеспечить как широту охвата, так и глубину анализа.

Алгоритм исследования:

1. Сбор эмпирического материала. На первом этапе с использованием методов корпусной лингвистики был осуществлен первичный отбор релевантных статей. Поиск проводился по ключевым словам и словосочетаниям, маркирующим тему конфликта (например, crisis, conflict, tensions, aggression, defense), а также по названиям стран и политических акторов.
2. Качественный дискурс-анализ. Отобранные тексты были подвергнуты качественному анализу с опорой на методологию критического дискурс-анализа (CDA). Основное внимание уделялось тому, как языковые средства используются для конструирования определенных социальных и политических смыслов.
3. Интерпретация и анализ фреймов. На заключительном этапе проводился анализ риторических стратегий и доминирующих фреймов. Целью было выявить, какие интерпретационные рамки навязываются аудитории и как отдельные языковые приемы складываются в целостные стратегии убеждения.

Анализ материала проводился на трех ключевых языковых уровнях:

• Лексико-семантическом: анализ выбора слов, оценочной лексики, синонимов и номинаций.
• Синтаксическом: рассмотрение особенностей построения предложений, использования пассивного залога для снятия ответственности, акцентирования агента действия.
• Риторическом: выявление метафор, эпитетов, пресуппозиций и других фигур, формирующих общую тональность сообщения.

Такой пошаговый подход позволяет не просто констатировать наличие оппозиции «свой – чужой», но и детально реконструировать лингвистические механизмы ее создания.

2.2. Анализ лексико-грамматических средств конструирования оппозиции

На лексико-грамматическом уровне конструирование оппозиции «свой – чужой» происходит через целенаправленный и систематический выбор языковых средств. Анализ материала показал, что этот процесс опирается на несколько ключевых приемов.

1. Стратегия местоименного разделения. Наиболее очевидным маркером является использование личных и притяжательных местоимений. Местоимения ‘we’, ‘us’, ‘our’ (мы, нас, наш) формируют инклюзивную группу «своих», объединяя автора, издание и предполагаемую аудиторию в единое целое с общей позицией и ценностями. Напротив, местоимения ‘they’, ‘them’, ‘their’ (они, их) последовательно используются для дистанцирования и маркировки группы «чужих», которая выносится за рамки этого единства.

Пример: “This is a challenge to our values, and we must decide how to respond. They have shown that their promises cannot be trusted.” (Это вызов нашим ценностям, и мы должны решить, как реагировать. Они показали, что их обещаниям нельзя доверять.)

2. Использование оценочной лексики. Образ «своих» систематически конструируется с помощью слов с положительной коннотацией. Они выступают как defenders (защитники), allies (союзники), partners (партнеры), а их действия описываются как brave (смелые), decisive (решительные), justified (оправданные). В то же время для описания «чужих» подбирается лексика с устойчиво негативной семантикой. Это aggressors (агрессоры), regime (режим, а не ‘government’), threat (угроза), а их действия — brutal (жестокие), unlawful (незаконные), provocative (провокационные).

3. Асимметричные номинации. Один и тот же субъект или группа могут именоваться по-разному в зависимости от того, к какому лагерю — «своих» или «чужих» — их относит издание. Это один из самых мощных инструментов идеологического воздействия. Классическим примером является дихотомия: freedom fighters (борцы за свободу) vs. terrorists/militants (террористы/боевики). Первое наименование легитимирует действия группы, представляя их как борьбу за высокие идеалы. Второе, напротив, криминализирует их.

Пример разбора: в одной статье группа вооруженных людей названа “rebels seeking democracy” (повстанцы, стремящиеся к демократии), что создает образ «своих» борцов за правое дело. В другой статье та же группа номинируется как “foreign-backed insurgents” (поддерживаемые из-за рубежа мятежники), что конструирует их как «чужих», марионеток внешних сил.

Таким образом, даже на базовом уровне слов и грамматики медиатекст не является нейтральным. Он активно формирует у читателя систему координат, в которой «свои» ассоциируются с легитимностью, правильностью и моралью, а «чужие» — с угрозой, нелегитимностью и агрессией.

2.3. Роль фрейминга и риторических стратегий в поляризации образов

Если лексика и грамматика — это кирпичики, то фреймы и риторические стратегии — это архитектурный план, по которому из этих кирпичиков выстраивается целостное здание смысла. Анализ материала показал, что отдельные языковые средства складываются в устойчивые интерпретационные модели (фреймы), которые поляризуют образы «своих» и «чужих» на более высоком, концептуальном уровне.

В исследованных текстах были выявлены несколько доминирующих фреймов:

• Фрейм «угроза демократии/международному порядку». В рамках этого фрейма действия «своих» (например, введение санкций, поставки оружия) подаются как вынужденная защитная реакция на действия «чужих», которые представляются как экзистенциальная угроза установленным нормам и ценностям. «Чужие» здесь — это акторы, нарушающие правила, а «свои» — их защитники.
• Фрейм «гуманитарный кризис». Этот фрейм смещает фокус на страдания мирного населения. Ответственность за кризис, как правило, имплицитно или явно возлагается на «чужих», чьи действия описываются как жестокие и бесчеловечные. «Свои» же предстают в роли спасителей, оказывающих помощь и призывающих к справедливости.
• Фрейм «геополитическое соперничество». Здесь события интерпретируются как эпизод в глобальной борьбе за влияние. Этот фрейм часто использует концептуальную метафору «ПОЛИТИКА — это ВОЙНА». Используется милитаристская лексика: стороны ведут «экономические войны», совершают «дипломатические атаки», занимают «стратегические высоты». Это превращает сложный политический процесс в простую игру с нулевой суммой, где есть только победители («свои») и проигравшие («чужие»).

Эти фреймы усиливаются за счет специфических риторических приемов. Особую роль играют пресуппозиции — информация, которая подается как нечто само собой разумеющееся и не требующее доказательств. Например, фраза “The challenge is to stop the regime’s aggression” (Задача в том, чтобы остановить агрессию режима) подает как факт и то, что у власти находится «режим», и то, что он совершает «агрессию».

Новостные заголовки часто функционируют как сжатые фреймы, задавая тон всему последующему тексту. Заголовок вроде “Allies Vow to Stand Firm Against Threat” (Союзники клянутся твердо противостоять угрозе) мгновенно активирует оппозицию «свои (союзники) – чужие (угроза)» и задает героическую рамку для восприятия.

Таким образом, фрейминг и сопутствующие риторические стратегии являются мощнейшим инструментом поляризации. Они не просто описывают мир, а навязывают аудитории единственно верный способ его понимания, в котором роли «героев» и «злодеев» уже заранее распределены.

Заключение

Проведенное исследование было посвящено изучению специфики вербализации концептуальной диады «свой – чужой» в современных англоязычных СМИ. В ходе работы был выполнен обзор теоретической базы, охватывающей понятия медиадискурса, критического дискурс-анализа, когнитивной лингвистики и теории фрейминга, после чего эти теоретические инструменты были применены для анализа практического материала.

На основе анализа были сформулированы следующие ключевые выводы:

1. Анализ подтвердил, что вербализация диады «свой – чужой» является не случайным, а целенаправленным и системным процессом. Медиадискурс использует целый комплекс взаимосвязанных языковых средств для конструирования и поддержания этой фундаментальной оппозиции.
2. Было установлено, что на лексико-грамматическом уровне ключевыми механизмами выступают стратегия местоименного разделения (we vs. they), использование эмоционально и оценочно заряженной лексики, а также практика асимметричных номинаций, при которой одна и та же группа именуется по-разному в зависимости от идеологической задачи.
3. Исследование показало, что на риторическом и концептуальном уровнях отдельные языковые средства складываются в устойчивые фреймы («угроза демократии», «гуманитарный кризис»), которые навязывают аудитории готовую рамку для интерпретации событий. Эти фреймы усиливаются за счет концептуальных метафор и других риторических приемов, поляризуя образы «своих» и «чужих».

Теоретическая значимость работы заключается в систематизации знаний о языковых механизмах реализации оппозиции «свой – чужой» в медиа, что вносит вклад в развитие медиалингвистики и критического дискурс-анализа. Практическая значимость состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы для развития медиаграмотности — критического навыка, позволяющего аудитории распознавать манипулятивные техники в СМИ и формировать более объективное мнение о происходящих событиях.

Проведенное исследование открывает перспективы для дальнейшей научной работы. Интересными направлениями могут стать:

• Диахронический анализ, отслеживающий эволюцию языковых средств конструирования «чужого» с течением времени.
• Сравнительный анализ вербализации данной диады в медиадискурсах разных стран и культур.
• Расширение исследования за счет мультимодального анализа, включающего изучение роли визуальных образов в конструировании оппозиции «свой – чужой».

Список использованной литературы

1. Будаев, Э. В., Чудинов, А. П. Зарубежная политическая лингвистика. — М.: Флинта: Наука, 2008.
2. Демьянков, В. З. Политический дискурс как предмет политологической филологии // Политическая наука. Политический дискурс: История и современные исследования. — 2002. — № 3.
3. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. — М.: УРСС, 2003.
4. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса. — М.: Гнозис, 2004.
5. Bakumova, E. V. Cognitive and pragmatic aspects of the English media texts. — Samara, 2010.
6. Dijk, T. A. van. Discourse and Power. — New York: Palgrave Macmillan, 2008.
7. Dijk, T. A. van. News as Discourse. — Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1988.
8. Fairclough, N. Analysing Discourse: Textual Analysis for Social Research. — London: Routledge, 2003.
9. Fairclough, N. Critical Discourse Analysis: The Critical Study of Language. — London: Longman, 1995.
10. Fairclough, N. Language and Power. — London: Longman, 2001.
11. Fowler, R. Language in the News: Discourse and Ideology in the Press. — London: Routledge, 1991.
12. Gamson, W. A., & Modigliani, A. Media discourse and public opinion on nuclear power: A constructionist approach // American Journal of Sociology. — 1989. — Vol. 95, No. 1.
13. Halliday, M. A. K. An Introduction to Functional Grammar. — London: Arnold, 1994.
14. Herman, E. S., & Chomsky, N. Manufacturing Consent: The Political Economy of the Mass Media. — New York: Pantheon Books, 2002.
15. Johnson, M. The Body in the Mind: The Bodily Basis of Meaning, Imagination, and Reason. — Chicago: University of Chicago Press, 1987.
16. Lakoff, G. The Political Mind: A Cognitive Scientist’s Guide to Your Brain and Its Politics. — New York: Viking, 2008.
17. Lakoff, G., & Johnson, M. Metaphors We Live By. — Chicago: University of Chicago Press, 1980.
18. Richardson, J. E. Analysing Newspapers: An Approach from Critical Discourse Analysis. — Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2007.
19. Wodak, R. The discourse of politics in action: Politics as usual. — Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2011.
20. Wodak, R., & Meyer, M. (Eds.). Methods of Critical Discourse Analysis. — London: Sage, 2009.

Список использованной литературы

1. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл: Логико-семантические проблемы. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – 383с.
2. Бакумова Е.В. Взаимопонимание в политическом дискурсе и метафора // Культура взаимопонимания и взаимопонимание культур. – Воронеж, 2004. – Ч. 1. – С. 130 – 136.
3. Бакумова Е.В. Ролевая структура политического дискурса: автореф. дис. канд. филол. наук. – Волгоград, 2002. – 16c.
4. Баранов А.Н. Политический дискурс: методы анализа тематической структуры и метафорики. – М.: Фонд ИНДЕМ, 2004. – 94 с.
5. Будаев Э.В.; Чудинов А.П. Когнитивно-дискурсивный анализ метафоры в политической коммуникации // Политическая лингвистика. – Екатеринбург: УрГПУ, 2008. – С. 37-48.
6. Бушев А.Б. Клишированность политического медийного дискурса // Текст в системе высшего профессионального образования. – Таганрог: ТГПИ, 2003. – С. 46-48.
7. Вознесенская Ю.В. Речевые стратегии конфликта в немецкой политической коммуникации (на материале парламентских дебатов в Бундестаге): Автореф. дис. канд. фил. н. – СПб., 2010. – 18c.
8. Воробьёва О.И. Политическая лексика. Семантическая структура. Текстовые коннотации. – Архангельск: Изд-во Поморского ГУ, 1999. – 249 с.
9. Демьянков В.З. Исследование текста и дискурса СМИ методами контрастивной политологической лингвистики // Язык СМИ и политика. – М.: МГУ; Факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова, 2012. – С. 77–120.
10. Демьянков В.З. Политический дискурс как предмет политологической филологии // Политическая наука. – 2002. – №3. – С.32-43.
11. Демьянков В.З. Событийность в языке средств массовой информации // Язык средств массовой научной конференции. – М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 2001. – С. 59-60.
12. Домышева С.А. Политический дискурс в пространстве дискурса реагирования (на материале британской и американской прессы за 2000-2007гг.): автореф. дис. канд. филол. н. – Иркутск: 2008. – 22 с.
13. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. — М.: ЛКИ, 2012. — 288 с.
14. Карасик В.И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. научн. трудов. – Волгоград: Перемена, 2000. – С. 5-20.
15. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – М.: Гнозис, 2004. – 390 с.
16. Клюев Ю.В. Политический дискурс в массовой коммуникации: анализ публичного политического взаимодействия. – СПб.: СПбГУ, 2010. – 260с.
17. Кубрякова Е.С. Концепт // Кубрякова Е.С., Демьянков В.3., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. — М., 1996. — С. 90-93.
18. Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. – М.: Языки славянской культуры, 2004. – 792 c.
19. Левенкова Е.Р. Британский и американский политический дискурс: контрастивный анализ. – Самара: ПГСГА, 2011. – 308с.
20. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 52. 1993. № 1. С. 3-9.
21. Лукашевич Е.В. Когнитивная семантика: Эволюционно-прогностический аспект. – Москва, Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2002. — 233 с.
22. Меграбова Э.Г. Языковая репрезентация коммуникативных стратегий в дискурсе о России журнала Newsweek // Языковая репрезентация образа России в публицистическом дискурсе стран Запада и Востока. – Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2009. – С.19-45.
23. Могилевич Б.Р. Социально-политической дискурс языка в контексте межкультурной коммуникации. – Саратов: Научная книга, 2007. – 162 с.
24. Мулуд Н. Современный структурализм. – М.: Прогресс, 1973. – 376с.
25. Навицкайте Э.А. Лингвистические средства создания образа исламской угрозы в англоязычном медиадискурсе: дис. канд. филол. н. – Иркутск, 2012. – 18с.
26. Посохова Я.А. Зооморфная метафора как способ моделирования образа враждебной России в англоязычных СМИ // Политическая лингвистика. – Екатеринбург: УрГПУ, 2008. – С. 88-94.
27. Пшенкин А.А. Метафорический образ СССР/России в американском политическом дискурсе второй половины XX – начала XXI веков: дис. канд. филол. н. – Барнаул, 2006. – 197c.
28. Рябцева И.Г. Оппозиционный политический дискурс в американских СМИ: коммуникативный и прагматический аспекты: Автореф. дис. канд. филол. н. – Ростов-на-Дону, 2009. – 24с.
29. Стернин И.А. Методика исследования структуры концепта// Методологические проблемы когнитивной лингвистики. – Воронеж, 2001. – С.58-65.
30. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 990 с.
31. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Языки русской культуры, 1996. – 288с.
32. Тырыгина В.А. Жанровая стратификация масс-медийного дискурса. – M.: ЛИБРОКОМ (URSS), 2010 – 320 с.
33. Тюрина Н.А. Газетно-публицистический текст и прагматическое намерение автора // Материалы XXXI Всероссийской научной конференции 11-15 марта 2003 г. – СПб.: СПбГУ, 2003. – С. 59-67.
34. Феденева Ю.Б. Политическая метафора: эволюция и прагматика // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества. – Екатеринбург: УГПУ, 2000. – Т. 4. – С.29-32.
35. Фролова Е.В. Коммуникативные стратегии формирования имиджа регионального лидера в электронных СМИ: Автореф. дис. канд. филол. наук. – Омск, 2007. – 22 с.
36. Храмова Ю.А. Концептуальная диада «лицемерие-искренность»: (на мат. рус. и англ. языков): автореф. дисс. на соиск. уч. ст. канд. филол. н. — Волгоград, 2010. – 23с.
37. Чудинов А.П. Политическая лингвистика. – М.: Флинта, Наука, 2006. – 162с.
38. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000). – Екатеринбург: УрГПУ, 2001. – 238с.
39. Шапиева Д.З. Лексико-стилистические средства выражения оценки в политическом дискурсе: автореф. дис. канд. филол. н. – М., 2014. — 18 с.
40. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. – М.-Волгоград: Перемена, 2000. – 174с.
41. Dijk T.A. van. Racism and the Press. – L.: Routlege, 1991. – 185p.
42. Fairclough N. Discourse and Social Change. – Cambridge: Polity Press, 1992. – 272р.
43. Fowler R. Language in the News: Discourse and Ideology in the Press. – London and New York: Routledge, 1991. – 254 p.
44. Heinonen A. Journalism in the age of the net: Changing society, changing profession. – Tampere: Univ. of Tampere, 1999. – 376 р.
45. Searle J.R. Intentionality. An Essay in the philosophy of mind. – Cambridge: Cambridge University Press, 1983. – 278 p.