краткий пересказ
ШИНЕЛЬ
Повесть (1842)
История, произошедшая с Акакием Акакиевичем Башмачкиным, начинается с рассказа о его рождении и причудливом его именовании и переходит к повествованию о службе его в должности титулярного советника. Многие молодые чиновники, подсмеиваясь, чинят ему докуки, осыпают бумажками, толкают под руку, — и лишь когда вовсе невмоготу, он говорит: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — голосом, преклоняющим на жалость. Акакий Акакиевич, чья служба состоит в переписывании бумаг, исполняет ее с любовью и, даже придя из присутствия и наскоро похлебав щей своих, вынимает баночку с чернилами и переписывает бумаги, принесенные на дом, а если таковых нет, то нарочно снимает для себя копию с какого-нибудь документа с замысловатым адресом. Развлечений, услады приятельства для него не существует, «написавшись всласть, он ложился спать», с улыбкою предвкушая завтрашнее переписывание.
Однако таковую размеренность жизни нарушает непредвиденное происшествие. Однажды утром, после многократных внушений, сделанных петербургским морозом, Акакий Акакиевич, изучив свою шинель (настолько утратившую вид, что в департаменте давно именовали ее капотом), замечает, что на плечах и спине она совершенно сквозит. Он решает нести ее к портному Петровичу, чьи повадки и биография вкратце, но не без детальности изложена. Петрович осматривает капот и заявляет, что поправить ничего нельзя, а придется делать новую шинель. Потрясенный названною Петровичем ценой, Акакий Акакиевич решает, что выбрал неудачное время, и приходит, когда, по расчетам, Петрович похмелен, а потому и более сговорчив. Но Петрович стоит на своем. Увидев, что без новой шинели не обойтись, Акакий Акакиевич приискивает, как достать те восемьдесят рублей, за которые, по его мнению, Петрович возьмется за дело. Он решается уменьшить «обыкновенные издержки»: не пить чаю по вечерам, не зажигать свечи, ступать на цыпочках, дабы не истереть преждевременно подметок, реже отдавать прачке белье, а чтобы не занашивалось, дома оставаться в одном халате.
Жизнь его меняется совершенно: мечта о шинели сопутствует ему, как приятная подруга жизни. Каждый месяц он наведывается к Петровичу поговорить о шинели. Ожидаемое награждение к празднику, против ожидания, оказывается большим на двадцать рублей, и однажды Акакий Акакиевич с Петровичем отправляется в лавки. И сукно, и коленкор на подкладку, и кошка на воротник, и работа Петровича — все оказывается выше всяких похвал, и, ввиду начавшихся морозов, Акакий Акакиевич однажды отправляется в департамент в новой шинели. Событие сие не остается незамеченным, все хвалят шинель и требуют от Акакия Акакиевича по такому случаю задать вечер, и только вмешательство некоего чиновника (как нарочно именинника), позвавшего всех на чай, спасает смущенного Акакия Акакиевича.
После дня, бывшего для него точно большой торжественный праздник, Акакий Акакиевич возвращается домой, весело обедает и, посиба-ритствовав без дел, направляется к чиновнику в дальнюю часть города. Снова все хвалят его шинель, но вскоре обращаются к висту, ужину, шампанскому. Принужденный к тому же, Акакий Акакиевич чувствует необычное веселье, но, памятуя о позднем часе, потихоньку уходит домой. Поначалу возбужденный, он даже устремляется за какой-то дамой («у которой всякая часть тела была исполнена необыкновенного движения»), но потянувшиеся вскоре пустынные улицы внушают ему невольный страх. Посреди огромной пустынной площади его останавливают какие-то люди с усами и снимают с него шинель.
Начинаются злоключения Акакия Акакиевича. Он не находит помощи у частного пристава. В присутствии, куда приходит он спустя день в старом капоте своем, его жалеют и думают даже сделать складчину, но, собрав сущую безделицу, дают совет отправиться к значительному лицу, кое может поспособствовать более успешному поиску шинели. Далее описываются приемы и обычаи значительного лица, ставшего значительным лишь недавно, а потому озабоченного, как бы придать себе большей значительности: «Строгость, строгость и — строгость», — говаривал он обыкновенно». Желая поразить своего приятеля, с коим не виделся много лет, он жестоко распекает Акакия Акакиевича, который, по его мнению, обратился к нему не по форме. Не чуя ног, добирается тот до дома и сваливается с сильною горячкой. Несколько дней беспамятства и бреда — и Акакий Акакиевич умирает, о чем лишь на четвертый после похорон день узнают в департаменте. Вскоре становится известно, что по ночам возле Калинкина моста показывается мертвец, сдирающий со всех, не разбирая чина и звания, шинели. Кто-то узнает в нем Акакия Акакиевича. Предпринимаемые полицией усилия для поимки мертвеца пропадают втуне.
В то время одно значительное лицо, коему не чуждо сострадание, узнав, что Башмачкин скоропостижно умер, остается страшно этим потрясен и, чтобы сколько-нибудь развлечься, отправляется на приятельскую вечеринку, откуда едет не домой, а к знакомой даме Каролине Ивановне, и, среди страшной непогоды, вдруг чувствует, что кто-то ухватил его за воротник. В ужасе он узнает Акакия Акакиевича, коий торжествующе стаскивает с него шинель. Бледный и перепуганный, значительное лицо возвращается домой и впредь уже не распекает со строгостью своих подчиненных. Появление же чиновника-мертвеца с тех пор совершенно прекращается, а встретившееся несколько позже коломенскому будочнику привидение было уже значительно выше ростом и носило преогромные усы.
Мир героев
Башмачкин Акакий Акакиевич — центральный персонаж повести о пропавшей шинели, «вечный титулярный советник» (статский чиновник 9-го класса, не имеющий права на приобретение личного дворянства — если он не родился дворянином; в военной службе этому чину соответствует звание капитана, что в какой-то степени роднит несчастного Башмачкина с несчастным капитаном Копейкиным из «Мертвых душ»).
« Маленький человечек с лысинкой на лбу», чуть более пятидесяти лет, служит переписчиком бумаг «в одном департаменте». В основу сюжета положен полностью переосмысленный анекдот о чиновнике, который долго копил на ружье, потерял его во время первой охоты, слег и умер бы, если бы сослуживцы не собрали по подписке деньги на новое ружье.
Образ А. А. связан с социальным типом «маленького человека», занимавшим русских писателей 1830— 1840-х гг. (ср. Самсона Вырина из «Повестей Белкина», бедного Евгения из «Медного всадника» А. С. Пушкина).
Всю жизнь А. А. служит на одном и том же месте, в одной и той же должности; жалованье у него мизерное — 400 руб. в год, вицмундир давно уже не зеленого, а рыжевато-мучного цвета; вьношенную до дыр шинель сослуживцы, которые постоянно издеваются над А. А., называют капотом.
Сюжет завязывается в момент, когда А. А., измученный северным морозом Петербурга, является к одноглазому портному Петровичу с просьбой в очередной раз подлатать ветхую ткань — и получает решительный отказ: нужно шить новую шинель, старая починке не подлежит. Второй визит к «беспощадному» Петровичу (который, словно бы не замечая ужаса клиента, грозит разорительной суммой в 150, а то и в 200 руб.) не помогает. Приняв двугривенный на опохмел, тот повторяет вчерашний «диагноз»: починить нельзя, нужно шить новую.
Расчислив все свои доходы и расходы, А. А. решается на приобретение новой шинели. Имея привычку от каждого потраченного рубля оставлять по грошу, он уже накопил 40 руб.; сколько-то удается собрать за счет отказа от вечернего чая и свечей; наконец, департаментские «деньги к празднику», вопреки ожиданию, выплачивают в размере 60 руб. — вместо обычных сорока. А. А. воодушевлен «вечной идеей будущей шинели»; несмотря на всю свою робость, он допускает даже порой «дерзкие и отважные мысли»: а не положить ли куницу на воротник?
Через 2-3 месяца минимально необходимые 80 руб. собраны; шинель с крашеной кошкой вместо куницы Сшита; тихий А. А. по дороге в департамент несколько раз усмехается, чего с ним прежде никогда не случалось. Сослуживцы предлагают «вспрыснуть» обнову; вечер назначен у помощника столоначальника, живущего в лучшей части города, куда А. А. едва ли не впервые отправляется со своей окраины. Благодаря шинели, словно какая-то пелена спадает с его глаз; он удивленно разглядывает модные лавки, столичное освещение и проч. В гостях — опять же едва ли не впервые в жизни — он задерживается до
1. ночи, выпивает шампанского — и на возвратном пути из светлого центра к темной окраине лишается шинели, которую успел ощутить «подругой жизни». Некие люди с усами окружают его, и один из них, произнеся: «А ведь шинель-то моя!» — показывает кулак величиною с чиновничью голову.
Первый круг житейского ада пройден; день величайшего торжества завершился ночью величайшей утраты. Сюжет повести идет на второй заход: А. А. предстоит новый круг ада — на сей раз бюрократического.
Явившись рано поутру к частному приставу, А. А. слышит ответ— еще спит; в 10 утра — еще Спит; в 11 — его уже нет дома. Прорвавшись в обеденное время к недовольному приставу, А. А. ничего не добивается. Вместо того чтобы начать поиск похищенной шинели, частный выговаривает потерпевшему: «Да почему он так поздно возвращался, да не был ли в беспорядочном доме» и проч.
Не найдя поддержки внизу иерархической лестницы, А. А. решается искать защиты «наверху» — у «одного значительного лица», лишь недавно получившего генеральский чин. Само по себе это «значительное лицо» вовсе не злобно; однако чин и сознание высоты собственного положения совершенно сбивают его с толку. Человеческое начало подавлено в нем бюрократическим гонором. Просьба несчастного А. А. «списаться как-нибудь с г. обер-полицмейстером» вызывает в генерале приступ чиновного негодования (надо было через секретаря), а невинное замечание («секретари того… ненадежный народ») приводит в такое неистовство, что робкого А. А. канцеляристы должны подхватить и вывести под руки в полуобморочном состоянии.
Потрясенный, в дырявой шинели, с открытым от изумления ртом, он возвращается домой; по дороге вьюга надувает ему горловую жабу; доктор выносит приговор — неизбежную смерть не позднее полутора суток. Так и не очнувшись (в бреду ему видится шинель с западнями для воров), «сквернохульничая» на его превосходительство, А. А. умирает. Подобно бедному Евгению из пушкинского «Медного всадника», оказавшись за гранью разума — и на волосок от смерти, он бессильно бунтует против безличного «властелина судьбы».
А. А. покидает пределы этой омертвевшей жизни, где даже о кончине человека узнают лишь на четвертый день после похорон (на дом к А. А. является посыльный из департамента, чтобы узнать, почему того нет в присутствии) — и тут же заменяют «выбывшего» новым исполнителем функции.
Сюжет совершает третий «заход»; характер повествования резко меняется. Рассказ о «посмертном существовании» А. А. в равной мере исполнен ужаса и комизма, фантастического правдоподобия и насмешливо поданной неправдоподобности. Выйдя из подчинения законам мира сего, А. А. из социальной жертвы превращается в мистического мстителя. В мертвенной тишине петербургской ночи он срывает шинели с чиновников, не признавая бюрократической разницы в чинах и действуя как за Калинкиным мостом (т. е. в бедной части столицы), так и в богатой части города. Лишь настигнув непосредственного виновника своей смерти, «одно значительное лицо», которое после дружеской начальственной вечеринки направляется к «одной знакомой даме Каролине Ивановне», и сорвав с него генеральскую шинель, «дух» мертвого А. А. успокаивается, исчезает с петербургских площадей и улиц. Видимо, «генеральская шинель пришлась ему совершенно по плечу».
Таков итог жизни социально ничтожной личности. У А. А. не было никаких пристрастий и стремлений, кроме страсти к бессмысленному переписыванию департаментских бумаг; кроме любви к мертвым буквам, ни семьи, ни отдыха, ни развлечений. Но социальное ничтожество неумолимо ведет к ничтожеству самого человека. А. А., по существу, лишен каких бы то ни было качеств. Единственное положительное содержание его личности определяется отрицательным понятием: А. А. незлобив. Он не отвечает на постоянные насмешки чиновников-сослуживцев, лишь изредка умоляя их в стиле Поприщина, героя «Записок сумасшедшего»: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» Само имя Акакий в переводе с греческого и означает «незлобивый».
Но незлобивость Башмачкина обладает определенной духовной силой; в повесть введен «боковой» эпизод с «одним молодым человеком», который внезапно услышал в жалостливых словах обиженного Акакия Акакиевича «библейский» возглас: «Я брат твой» — и переменил всю свою жизнь. Так социальные мотивы, связанные с А. А. как «типом», оказываются изначально обрученными с религиозным содержанием его образа; и вся печальная история о шинели А. А. строится на взаимопроникновении, взаимопереходе социального начала в религиозное и наоборот.
Пристрастие Акакия Акакиевича к буквам «обличает» безличность бюрократического мироустройства, в котором содержание подменено формой. И в то же самое время оно пародирует сакральное, мистическое отношение к священной Букве, Знаку, за которым скрыт таинственный смысл. Описание ледяного зимнего ветра, который мучит петербургских чиновников и в конце концов убивает А. А., связано с темой бедности и униженности «маленького человека». И в то же самое время, как давно замечено, время в «Шинели» расчислено по особому календарю; естественная хронология грубо нарушена, чтобы действие начиналось зимой, зимой продолжилось и зимой завершилось. Петербургская зима в изображении Гоголя приобретает черты вечного, адского, обезбоженного холода, в который вморожены души людей — и душа А. А, прежде всего.
Жизненная катастрофа героя предопределена столько же бюрократически-обезличенным, равнодушным мироустройством, сколько и религиозной пустотой, и пустотой действительности, которой принадлежит Акакий Акакиевич, и пустотой самого Акакия Акакиевича
