АНТИУТОПИЯ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА
Искусство выполняет работу памяти: оно
выбирает из потока времени наиболее яркое,
волнующее, значительное и запечатлевает
это в кристаллах книг.
Л. Толстой
С крушением двух мощных тоталитарных систем — фашизма и сталинизма жанр антиутопии в русской литературе получает новое направление в творчестве Ю. Даниэля («Говорит Москва», 1961), В. Аксенова («Остров Крым», 1977– 1979), В. Войновича («Москва 2042», 1984– 1986).
Если для русской антиутопии первой половины ХХ века была характерна установка на процесс социальных изменений, то во второй половине ХХ века авторы антиутопий стремятся переосмыслить прежде всего результат исторического развития с позиции некоторой временной дистанции. Антиутопии 20– 40-х годов Е. Замятина, А. Платонова, М. Булгакова были устремлены в будущее, писатели пытались дать социальные прогнозы, предупредить общество об опасности исторических заблуждений. Произведения Ю. Даниэля, В. Аксенова, В. Войновича нацелены на конкретную действительность.
Действие повести Ю. Даниэля «Говорит Москва» (1961) происходит в 1960 г. Автор точно указывает дату, чтобы читатель мог соотнести описанные события с историческими реалиями того времени. Уже был развенчан культ личности Сталина, произошли некоторые позитивные изменения в обществе, но в конце 50-х — начале 60-х годов вся страна переживала крушение надежд на хрущевскую «оттепель ». Смена власти не привела к разрушению системы насилия над личностью в обществе.
Ю. Даниэль расширяет возможности жанра антиутопии в изображении государственной системы. Она изображается как бы вне жизни людей, их поступков и интересов. Громкоговоритель (радио) в повести — это не просто техническая примета времени, а символ власти, знак другой, отличной от обычной человеческой жизни, реальности, но вместе с ним и признак существования тоталитаризма. Поэтому не случайно начало повести — сообщение по радио — вводит читателя в атмосферу несвободы, создает ощущение трагедии: «Говорит Москва, — произнесло радио, — говорит Москва. Передаем Указ Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик от
1. июля 1960 года. В связи с растущим благосостоянием… навстречу пожеланиям широких масс трудящихся… объявить воскресенье
1. августа 1960 года Днем открытых убийств. В этот день всем гражданам Советского Союза, достигшим шестнадцатилетнего возраста, предоставляется право свободного умерщвления любых других граждан». Этот фантастический прием имеет реальную основу в действительности ХХ века, когда главным условием существования тоталитаризма было насилие — физическое, полити- ческое, духовное, экономическое.
Однако Ю. Даниэль изображает тоталитаризм не как абстрактную форму государственной власти, а прежде всего как явление, имеющее прочные корни в человеческой психологии, в сознании людей. Отношение ко Дню открытых убийств, т.е. к насилию вообще (и к социальному, и индивидуальному), становится критерием оценки отдельных персонажей и всего общества в целом. Главный герой произведения Анатолий Карцев видит, что тоталитаризм прочно живет в человеческом сознании. Его знакомый Чупров заявляет: «Люди — звери». Геннадий Арбатов подтверждает: «Скоро звери единственным связующим звеном, единственной точкой соприкосновения между людьми будут. Звери, молодые люди, это не просто животные, это носители хранилища духовного начала». Данная сатирическая аллегория (люди как звери) раскрывается на протяжении всего произведения. Даниэль высмеивает «звериные повадки», их «животные инстинкты», проявляющиеся в борьбе за жизнь. Однако это смех сквозь слезы. В повести «Говорит Москва» ощущается глубокая тревога за человека, за состояние его духовного мира, от которого зависит состояние всего общества.
Карцев воспринимает объявление о Дне открытых убийств, о готовности людей уничтожать друг друга как нечто абсурдное, сверхъестественное, но он с ужасом наблюдает, как большинство отнеслось к этому вполне нормально и буднично: ничего особенного. Эта будничность восприятия насилия в общественном сознании определяет особый трагизм повести Ю. Даниэля «Говорит Москва»: страшно, когда человек убивает, но еще страшнее, если это становится привычным делом.
Духовная деградация людей, рабская психология, способность приспосабливаться к самому жестокому насилию становятся, по мнению Даниэля, условиями существования тоталитаризма. Поэтому фантастическая ситуация повести «Говорит Москва» наполняется вполне реальным смыслом. Традиционный для антиутопии конфликт «личность — государство » усложняется. В повести Ю. Даниэля присутствует не только столкновение человека с системой. Герой противопоставлен также массе, толпе, которая является опорой обществу насилия. Но вместе с тем в произведении раскрывается и конфликт человека с самим собой в борьбе за человеческое в нем. Повествование ведется от первого лица, что дает возможность автору показать сложную внутреннюю борьбу в душе, этапы развития психологического конфликта: единогласие — неприятие Дня открытых убийств — осознание себя как личности — протест против насилия, против толпы — осознание необходимости отвечать за самого себя, спасти себя от греха убийства — осмысление возможности спасения мира.
В повести Ю. Даниэля «Говорит Москва» главный герой словно возвращается к самому себе, к людям, к своему городу. Не убить ближнего, не смириться с насилием, спасти в себе человеческое — к таким выводам приходит Карцев, размышляя над выбором собственной позиции. Он сравнивает себя с Дон Кихотом, который, возможно, ездил бы на Россинанте по Москве в 1960 году, заступаясь за всех, и был готов преломить копье во имя Прекрасной Дамы, во имя России. В повести Ю. Даниэля изображается общество на краю гибели, на краю пропасти в бездну мрака и зла, однако автор предоставляет миру последний шанс спасения — это спасти душу человека от жестокости, страха и равнодушия, что зависит только от него самого.
Роман В. Аксенова «Остров Крым» (1977– 1979) не вписывается в привычные рамки жанра антиутопии. Здесь тесно переплетаются утопия и антиутопия, реальность и фантастика, возможность и действительность. Писатель исследует различные варианты социального развития, подвергая анализу прошлое и настоящее, а также пытаясь спрогнозировать будущее. Что было бы, если бы в 1920 году в Крыму победили не красные, а белые? Какова тогда возможность для обретения самостоятельности Крыма (как и для любого другого региона)? Применима ли западная модель общества для нашей страны? Могла ли быть альтернатива тоталитаризму в истории ХХ века? И могла ли сама история развиваться как-то иначе? Роман «Остров Крым» строится на историческом допущении: согласно воле автора, Крым не отдали красным в 1920 году, и в результате полуостров превратился в Остров — независимое процветающее государство. Этот условный Крым, где врангелевская белая гвардия, спасшаяся от разгрома, становится уголком современной западной цивилизации.
Остров Крым противопоставлен материку развитого социализма эпохи позднего застоя — СССР. В Крыму — свобода, роскошь, благополу чие. В СССР — КГБ, партия, нищета. По принципу разительного контраста построены описания крымской и советской жизни. На Острове царит «сверхизобилие гастрономических аркад», в Союзе же в магазинах «один сорт конфет, влажные вафли, сорт печенья, рыбные консервы «Завтрак туриста». Что же такое свобода и тоталитаризм? В чем их сущность и как они влияют на судьбу личности и народ? Эти вопросы становятся центральными в романе «Остров Крым». В Советском Союзе вся власть сосредоточена в руках представителей партии и КГБ. Закрытость географического пространства препятствует оттоку населения за рубеж. Страх и нищета являются основными условиями существования системы насилия. В отли чие от СССР, Крым предстает как Остров свободы. Здесь тридцать девять только одних зарегистрированных партий, безвизовый режим, беспошлинная торговля. В. Манухин отмечает: «Остров Крым» — случай по-своему уникальный: автор сводит лицом к лицу утопию и антиутопию, воображаемая встреча которых происходит согласно законам реальной политики конца семидесятых годов ХХ века». Однако было бы неправильно однозначно оценивать изображение Крыма как утопию, а СССР — как антиутопию. По мнению В. Аксенова, свобода и тоталитаризм — это не просто абстрактные понятия, а прежде всего конкретные люди с их отношением к жизни, истории, родине.
В центре романа судьба семьи Лучниковых — Арсения, его сына Андрея и внука Антона. Эта семья становится как бы маленькой моделью общества. Арсений Лучников, бывший белый офицер, а ныне «врэвакуант», отстаивает идею Возрождения Святой Руси. Идея воссоединения процветающего Острова с далеко не процветающим материком, прародиной Россией, развивается в сознании второго поколения островитян. Это редактор «Русского Курьера» Андрей Лучников и его одноклассники по Третьей Симферопольской Мужской Гимназии имени Императора Александра Второго Освободителя. Андрей Лучников воспринимается на прародине как «не русский», а как «западный вывихнутый левак», на Острове же — как «чекистский выкормыш». Антон Лучников, представитель молодого поколения, несет в себе иное понимание свободы: «Будущее нашей страны — это яки… Яки — это хорошо, это среднее между «Якши» и «о’кей»… Яки — это нация молодежи. Это наша история и наше будущее, а мы плевать хотели на марксизм, монархизм, на возрождение и на идею Общей Судьбы!». Мир русских людей, кровно связанных между собой общей судьбой и историей, раскололся подобно семье Лучниковых.
Раскол в обществе, разрыв социальных, политических, духовных и экономических связей — это закономерное следствие тоталитаризма. Осмысляя историю страны в статье для «Русского Курьера », Лучников приходит к выводу, что сталинская и гитлеровская системы насилия были основаны на общих принципах: подавления инакомыслящих, уничтожения самых талантливых, торжества ничтожеств и создания многомиллионной армии рабов. Причем сталинизм, как особая форма общественного сознания, продолжает жить и в 70-е годы. Власть сменилась: вместо сталинской гвардии пришли такие, как Кузенков, Сергеев, Степанов и другие. Они ездят на роскошных автомобилях, играют в теннис, носят английские пиджаки и даже иногда общаются с народом, но их функция осталась прежней — сохранять незыблемость системы. Центральным конфликтом романа является конфликт между свободой и тоталитаризмом, который переносится в сферу психологи ческую. Аксенов утверждает внутреннюю свободу личности и ее права выбирать собственную судьбу. Писатель подводит читателей к выводу, что ненависть к инакомыслию в тоталитарном государстве свидетельствует о существовании иной точки зрения, а значит, система насилия окончательно не победила. Появились писатели, режиссеры, художники, композиторы, которые нашли в себе силы стать в оппозицию к системе. Режиссер Виталий Гангут, Дим Шебеко с его арабской компанией музыкантов несмотря ни на что сохраняют в себе внутреннюю свободу и способность творить, что фактически становится духовным протестом против тоталитарного государства.
Главный герой романа «Остров Крым» Андрей Лучников чувствует, что вдали от своей исторической родины он перестает быть самим собой, утрачивает смысл жизни. Он не понимает ни «врэвакуантов», отгородившихся от России, ни нового поколения эмигрантов, которые заботятся только о том, как заработать деньги и приспособиться к западной жизни. В романе Андрей Лучников возвращается не только на свою родину, он возвращается к самому себе. Любовь Андрея Лучникова и Татьяны Луниной становится центром жизни, скрещением дорог, соединением судеб Острова и России. Однако финал романа трагичен. Никакая утопическая идея, никакая прекрасная мечта о свободе не могут устоять под действием силы. Доверчивые жители Острова принимают интервенцию советских войск за военно-спортивный праздник «Весна». Но проливается кровь, гибнут Татьяна, Кристина, и становится ясно, что это не случайное столкновение, а новое наступление тоталитаризма, который не знает иных способов управления, кроме насильственных. Но есть в этом трагическом финале и нечто обнадеживающее. Уезжают на катере из оккупированного Крыма четверо беглецов с новорожденным внуком Андрея Лучникова. Боевой вертолет послан уничтожить катер, но… приказ убивать нарушен советскими солдатами, а значит, одним грехом на душе человечества меньше, и мир еще может спастись.
Роман «Москва 2042» (1984– 1989) строится по принципу художественного моделирования. Главный герой Виталий Никитич Карцев пишет книгу о будущем своей страны, и результат его твор- чества существует на грани реальности. Игра воображения помогает Карцеву отправиться на шестьдесят лет вперед и перенестись из эмигрантского настоящего в Москореп — первую в мире коммунисти ческую республику. Художественную модель мира условно можно определить как изображение состояния человека и общества в конкретное или подразумеваемое время, что отражает систему взглядов писателя на принципы организации социального устройства.
В романе В. Войновича моделируется перспектива реа лизации идеи коммунизма. Левый террорист из партии «Мысль — идея — действие», направляющийся вместе с Карцевым на космоплане в будущее, излагает содержание утопической мечты о коммунизме. Люди при коммунизме будут жить в уютных городах. Круглый год там будет светить солнце. Все люди будут молоды, здоровы, красивы. Основные их занятия — гулять под пальмами и вести философские беседы. Старости и смерти не будет. Этой утопической картиной начинается вторая часть романа, а третья часть открывается главой «Наслаждение жизнью». Карцев попадает в коммунистический рай, который окрашен «гастрономи- чески». Денег здесь нет. Каждый берет сколько хочет продуктов и товаров, причем бесплатно. По улицам летают красивые дружелюбные люди. Но все это оказывается всего лишь сном Карцева. Утопия должна пройти долгий путь реализации, постепенно трансформируясь в романе Войновича в антиутопию.
В. Войнович основывается на реальных противоречиях жизни. Его фантастика становится действительностью, доведенной до абсурда. Возможности гротеска помогают писателю создать образ неестественного, странного мира. Гротеск в романе «Москва 2042» объединяет фантастическое и реальное, трагическое и комическое, правдоподобное и карикатурное. Все в Москорепе — частная и общественная жизнь — регламентировано до мелочей. В этом абсурдном мире человек превращается в «винтик» системы. Художественное пространство в романе Войнови ча пронизано ощущением замкнутости, присутствием какой-то бесчеловечной силы, определяющей ход жизни. В романе «Москва 2042» присутствуют два вида конфликта — социальный и психологический. Социальный конфликт проявляется на уровне столкновения коммунистического мифа с антимифом в Москорепе (миф о Симе).
Те, кто официально борются с Симом, оказываются скрытыми «симитами», и их открытое выступление против Гениалиссимуса становится кульминацией социального конфликта. По улицам движутся колонны танков, гремят выстрелы, и в итоге место Гениалиссимуса занимает долгожданный Карнавалов. Но этот конфликт принимает комическую окраску: «Мы, Серафим Первый, царь и самодержавец всея Руси, сим всемилостивейше объявляем, что заглотный коммунизм полностью изничтожен и более не существует». Но дальше буффонадная сцена въезда Сим Симыча в «освобожденную» Москву на белом коне приобретает трагический подтекст. Казнь отца Звездония на кресте за «незрелые убеждения» вызывает в памяти читателя аналогичную картину эксперимента в Институте Создания Нового Человека (распятие человека на столбе во имя установления истины «прочности сознания »).
Прием повтора показывает живучесть системы насилия, какие бы формы она ни принимала и кто бы ни стоял у власти. Психологический конфликт отличается от традиционного для антиутопий столкновения «личность — государство». Карцев, попадая в коммунистическое будущее, немного удивлен им, но в целом он доволен тем, что его принимают как «классика», окружают почетом и уважением. Столкновение героя и системы происходит из-за его романа. Творческий Пятиугольник требует изменить произведение, вычеркнув оттуда главы о Симе, а Карцев отказывается, чем обрекает себя на бойкот и проживание в гостинице «Социалистическая». Но этот конфликт разрешается вполне прагматично: Карцев решает, что литературные фантазии не могут быть дороже собственного благополучия и жизни, и он согласен переделать роман.
В тонкой иронии Войновича угадывается трагическая судьба художника и искусства в мире насилия. Но в конце романа к Карцеву все-таки приходит прозрение. Глава «Ночная беседа» — это вопросы героя самому себе и избавление от ложных мифов реальности. Карцев приходит к выводу, что корни социального абсурда находятся в искаженном, под влиянием системы насилия, массовом сознании, а поэтому все, в конечном итоге, зависит от человека — будет ли он еще оставаться в плену коммунистических иллюзий или трезво переосмыслит свою жизнь и попытается ее изменить. В финале романа «Москва 2042» голос героя сливается с голосом автора и звучит гуманистическая идея произведения: «Пусть будущая действительность окажется не похожей на ту, что я описал». Таким образом, в русской антиутопии второй половины ХХ века осмысляется историческое прошлое и настоящее страны в контексте актуальных вопросов современности. Ю. Даниэль, В. Аксенов и В. Войнович ставят проблему преодоления тоталитаризма не только в обществе, но и в сознании человека. Основной конфликт антиутопии второй половины ХХ века сосредоточен в душе главного героя — в борьбе за человеческое в нем самом. Сочетание раз 489 личных художественных моделей, соединение элементов утопии в антиутопии, использование фантастики и пародии, гротеска и сатири ческой аллегории дает возможность авторам всесторонне раскрыть социальные противоречия действительности и сделать прогноз на будущее.
