Восприятие романа Джона Фаулза «Коллекционер» исключительно как психологического триллера было бы значительным упрощением, упускающим из виду его глубокие философские и социальные пласты. В основе произведения лежит уникальная структура — повествование, разделенное между дневниковыми записями похитителя Фредерика Клегга и его жертвы Миранды Грей. Этот прием служит не просто для показа двух точек зрения. Настоящая работа исходит из тезиса, что Фаулз целенаправленно конструирует не диалог, а модель его фундаментальной невозможности. Мы наблюдаем не общение, а фатальное столкновение двух непримиримых миров: живого, развивающегося сознания Миранды и мертвого, косного, коллекционирующего сознания Клегга. Их взаимодействие — это хроника того, как живая душа пытается достучаться до герметичной системы, для которой «другой» является лишь объектом обладания. Чтобы доказать этот тезис, мы последовательно проанализируем нарративную форму романа, затем — внутренние миры каждого из героев, и в завершение выйдем на уровень социального и философского обобщения, заложенного автором.

1. Дуализм повествования как формальная экспозиция конфликта

Сама структура романа, разделенная на две неравные части, является не просто техническим приемом, а ключевым авторским высказыванием о непроницаемости миров, в которых существуют герои. Фаулз не предлагает читателю объективную реальность; он погружает его поочередно в две субъективные вселенные, доказывая их полную несовместимость.

Первая часть, рассказ Клегга, представляет собой классический пример повествования от лица «ненадежного рассказчика». Его язык изобилует эвфемизмами и попытками самооправдания. Он не описывает реальные события, а конструирует собственную версию реальности, где он — не преступник, а непонятый, почти романтический герой, а похищение — это возможность для Миранды узнать его получше. Он называет ее «гостьей», а тюрьму — уютным домом. Это не ложь в чистом виде, а органичное для его сознания искажение, маскирующее чудовищную суть его поступка. Читатель с самого начала понимает, что имеет дело не с фактами, а с их патологической интерпретацией.

Вторая часть, дневник Миранды, работает как мощный контрапункт. Это не просто «другая точка зрения», это свидетельство существования принципиально иной реальности. Если мир Клегга статичен и монологичен, то мир Миранды — это пространство рефлексии, внутренней борьбы, интеллектуального поиска и отчаянных попыток понять Другого. Ее записи наполнены размышлениями об искусстве, свободе, подлинных человеческих отношениях. Она анализирует, сомневается, растет духовно даже в условиях заточения. Таким образом, Фаулз сталкивает не просто двух людей, а два способа бытия и два языка описания мира. Язык Клегга — это язык овеществления и контроля. Язык Миранды — это язык жизни, духа и свободы. И главный структурный вывод романа заключается в том, что эти языки непереводимы.

2. Сознание коллекционера как замкнутая система монолога

Сознание Фредерика Клегга представляет собой патологически замкнутую систему, неспособную к подлинному диалогу, поскольку для нее другой человек не является субъектом, а лишь объектом для пополнения коллекции. Его мотивация — это не любовь, а одержимость обладанием. Миранда для него не личность, а редкая, прекрасная «бабочка», идеализированный экспонат, который нужно поймать и поместить в безопасное, контролируемое пространство. Он влюблен не в нее, а в ее образ, в факт обладания ею.

Анализ его речи и мыслей в первой части романа вскрывает полное отсутствие эмпатии и способности к рефлексии. Клегг физически не способен услышать Миранду. Он слышит только эхо собственных желаний и проецирует на девушку свои примитивные фантазии, полностью игнорируя ее реальные слова, чувства и страдания. Когда она пытается говорить с ним об искусстве, идеях, свободе, он воспринимает это не как содержание, а как шум, как очередной признак ее «классового превосходства». Его реакция на предложенные ею книги или репродукции картин — ярчайший маркер его духовной пустоты. Он не способен воспринять и усвоить то, что нельзя каталогизировать, умертвить и поместить в условную «банку».

Мир для Клегга состоит не из живых сущностей, а из экспонатов. Его страсть — это страсть некрофила, коллекционера мертвых форм, а не участника живых процессов.

В конечном счете, его сознание — это по своей сути непрерывный внутренний монолог. Любая попытка диалога извне, любая апелляция к его человечности или разуму обречена на провал. Она не находит точки входа в эту герметичную, самодостаточную в своей убогости систему. Клегг не хочет диалога, он хочет безмолвного восхищения со стороны своего экспоната.

3. Сознание пленницы как трагедия несостоявшегося диалога

Трагедия Миранды Грей раскрывается не только в физическом пленении, но и в ее тщетных, отчаянных попытках пробить стену отчуждения и «очеловечить» своего тюремщика. Ее дневник — это хроника духовной стойкости и одновременно история трагического фиаско диалога как такового. Мы можем проследить четкую динамику ее отношения к Клеггу:

  1. Отвращение и страх: Первоначальная, естественная реакция на насилие и потерю свободы.
  2. Попытки обучения: Осознав интеллектуальную и культурную пропасть, Миранда предпринимает педагогическую попытку «гуманизировать» Клегга, читая ему, объясняя искусство, апеллируя к разуму. Она верит, что зло — это лишь недостаток знания.
  3. Осознание тщетности: Постепенно она понимает, что имеет дело не с необразованностью, а с фундаментально иной, непроницаемой структурой личности. Ее попытки установить контакт лишь укрепляют его комплексы.

Ее внутренние монологи, полные рефлексии о свободе, искусстве и человеческих отношениях, представляют собой пространство подлинной жизни духа. Она постоянно сравнивает примитивный мир Клегга с миром художника Г.В., который, несмотря на свои недостатки, был носителем творческой, живой энергии. Ее дневник — это диалог с самой собой, с миром, с Богом и даже с Клеггом, но этот диалог остается без ответа, превращаясь в крик в пустоту. В отличие от мертвых, оправдательных отчетов похитителя, ее записи демонстрируют колоссальный внутренний рост и эволюцию.

Именно эта духовная стойкость и интеллектуальное развитие в неволе служат главным авторским контраргументом примитивному, статичному миру Клегга. Миранда до последнего остается открытой к контакту, ее сознание сохраняет диалогическую природу. Но для диалога нужны двое, а она оказывается в абсолютном одиночестве, запертая с человеческой оболочкой, лишенной внутреннего содержания.

4. Социальный и культурный антагонизм как непреодолимый барьер

Непреодолимый разрыв между героями имеет не только психологические, но и глубокие социальные и культурные корни. Классовая и культурная пропасть между Клеггом и Мирандой является не просто фоном истории, а одним из фундаментальных факторов, делающих их диалог невозможным с самого начала. Фаулз использует их столкновение как метафору конфликта двух Англий, двух культурных кодов.

Клегга можно охарактеризовать как представителя того, что сам Фаулз называл «Массой». Это человек низшего класса, лишенный подлинной культуры и образования, но внезапно получивший деньги (выигрыш в лотерею) и, как следствие, власть. Его глубинный комплекс неполноценности перед образованной и утонченной Мирандой трансформируется в уродливое желание обладать ею как символом «высшего» мира, который ему недоступен. Он не хочет стать как она, он хочет владеть ею, низведя ее до уровня вещи.

Миранда, в свою очередь, является воплощением «Немногих» — элиты не по рождению, а по духу. Для нее истинная ценность заключается не в материальном богатстве, а в интеллектуальном, эстетическом и духовном поиске. Эпизоды, в которых она пытается «просветить» Клегга, показывая ему репродукции картин или читая книги, лишь усугубляют конфликт. Он воспринимает это не как дар, а как очередное унижение, как демонстрацию ее превосходства. Ее попытки говорить на языке культуры наталкиваются на глухую стену его обиды и зависти.

Таким образом, их столкновение — это метафора непримиримого конфликта между подлинной культурой, основанной на творчестве и рефлексии, и потребительским сознанием, стремящимся лишь к обладанию и каталогизации. Диалог невозможен, когда слова и понятия имеют совершенно разный вес и смысл для его участников.

5. Философское измерение конфликта. Свобода против обладания

На самом глубоком уровне столкновение Клегга и Миранды служит для Джона Фаулза материалом для исследования ключевых философских дихотомий: свободы и неволи, жизни и смерти, подлинного бытия и овеществленного существования. Конфликт выходит за рамки социальной критики и становится притчей.

Образ Клегга — это художественное воплощение некрофилии, любви к мертвому, статичному, полностью контролируемому. Его страсть к коллекционированию бабочек — это стремление убить живую красоту, зафиксировать ее и превратить в вечный, но безжизненный экспонат. Точно так же он поступает и с Мирандой. Он не может вынести ее свободы, ее непредсказуемости, ее жизни. Его идеал — это красивая кукла в подвале, которая принадлежит только ему. Он стремится умертвить ее дух, превратив ее в вещь.

Миранда, напротив, является воплощением биофилии — любви ко всему живому, свободному, развивающемуся. Даже в заточении ее сознание остается динамичным и свободным. Она думает, чувствует, меняется, ее дух невозможно поймать и приколоть булавкой к пробковой доске. Она борется за жизнь и свободу до самого конца, не только в физическом, но и в духовном смысле.

Финал романа выносит Клеггу окончательный приговор. После смерти Миранды, пережив короткий миг подобия раскаяния, он быстро возвращается в свое привычное состояние. Его решение готовиться к новому преступлению, «совершенствуя» свои методы, доказывает его окончательную моральную деградацию и неизменность его «коллекционирующей» сущности. Для Фаулза зло — это не активная, демоническая ненависть. Зло — это пустота, неспособность к любви, эмпатии и диалогу. Это непреодолимое стремление превращать живое в мертвое.

Заключение. Несостоявшийся диалог как приговор

Проведенный анализ, прошедший путь от структуры романа к внутреннему миру героев и далее к их социальному и философскому антагонизму, позволяет сделать однозначный вывод. Концепция «диалога сознаний» в «Коллекционере» — это оксюморон. Диалог не просто не состоялся — он был невозможен в принципе. Фаулз не описывает коммуникативную неудачу отдельных людей, он выносит художественный приговор целому миру, в котором отсутствует общая ценностная и духовная основа для подлинного контакта. Мир Клегга и мир Миранды онтологически несовместимы.

Роман демонстрирует, что там, где одно сознание стремится к обладанию, а другое — к свободе, возможен лишь конфликт, ведущий к трагедии.

Патология Клегга и мученичество Миранды оказываются мощным художественным исследованием глубокого кризиса духовности, эмпатии и культуры. Актуальность этого исследования со временем лишь возрастает, превращая «Коллекционера» из классического триллера в одно из самых значительных философских произведений XX века, задающее вечные вопросы о природе добра, зла и человеческой свободы.

Список литературы

  1. Фаулз Д. Коллекционер. М., 1996.
  2. Fowles J. The Collector. London, 1973.
  3. Долинин А. «Паломничество Чарльза Смитсона» // Фаулз Дж. Подруга французского лейтенанта. Л., 1985
  4. Пелевин В. Джон Фаулз и трагедия русского либерализма // pelevin.nov.ru/rass/pe-jon/1.html — 19k
  5. Саруханян А. Фаулз // Энциклопедический словарь английской литературы XX века. М., 2005.
  6. Филюшкина С. Н. Средствами монтажа // Филюшкина С. Н. Современный английский роман. М., 1988.

Похожие записи