Наполеоновская идея как трагедия «сверхчеловека»: Сравнительный анализ философско-этических аспектов в романах Ф.М. Достоевского («Преступление и наказание») и Л.Н. Толстого («Война и мир»)

Введение: Постановка проблемы и методологические основы

Культ Наполеона Бонапарта, возникший на волне европейского романтизма и продолжавший жить в России на протяжении всего XIX века, стал не просто историческим феноменом, но и мощным символом, кристаллизовавшим идею индивидуального величия, оправдывающего любые средства. В русской литературе этот образ трансформировался в трагическую идею «сверхчеловека», ставшую предметом глубочайшего философско-этического осмысления.

Целью настоящей работы является комплексное компаративное исследование критики «Наполеоновской идеи» в двух ключевых произведениях русского реализма: в «идеологическом» романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» (1866) и в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир» (1865–1869). Оба автора, работая практически одновременно над своими произведениями, вступили в негласный, но глубокий диалог с современностью, предлагая принципиально разные художественные и философские пути опровержения культа индивидуалистического своеволия.

Актуальность исследования определяется тем, что «Наполеоновская идея» в их интерпретации выходит за рамки политического или военного вопроса, становясь этической проблемой: проблемой границ дозволенного, свободы воли и ответственности перед совестью и народом. Мы стремимся выявить типологическое сходство и фундаментальные различия в методах Достоевского и Толстого, а также продемонстрировать, как жанровая специфика их произведений (полифонический роман против романа-эпопеи) используется для создания окончательного приговора идее «сверхчеловека». И что из этого следует? Приговор этот до сих пор служит важнейшим основанием для анализа этики власти и индивидуального насилия в современном мире.

Теоретико-концептуальная база исследования

Для проведения корректного компаративного анализа необходимо определить контекст, в котором развивался «наполеоновский миф», и установить ключевые методологические понятия, которыми оперировали великие писатели.

«Наполеоновский миф» в русской литературе первой трети XIX века

Достоевский и Толстой не были первооткрывателями темы Наполеона в русской литературе. Напротив, их романы стали кульминацией осмысления «наполеоновского комплекса», начатого еще в первой трети XIX века. Эпоха, пережившая вторжение 1812 года, испытывала двойственное отношение к французскому императору: от ненависти к завоевателю до романтического поклонения силе личности.

Уже А.С. Пушкин в «Евгении Онегине» обозначил эту проблему через фразу: «Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы / Для нас орудие одно…». Этот тезис закрепил в русской культуре идею Наполеона как архетипа человека, стремящегося к власти над массами, презирающего их и готового пожертвовать их жизнями ради собственного величия. У Пушкина этот миф отразился и в образе Евгения из «Медного всадника», который бросает вызов стихии и государству, и в фигуре Германна из «Пиковой дамы», одержимого идеей обогащения любой ценой. М.Ю. Лермонтов продолжил эту линию, внося в «наполеоновский комплекс» мотивы демонизма и неудовлетворенного честолюбия, поэтому в его произведениях, таких как «Маскарад» и «Демон», прослеживается трагедия одинокого, гордого героя, который противопоставляет себя миру. Таким образом, к моменту написания «Войны и мира» и «Преступления и наказания» идея «Наполеона» уже представляла собой не просто историческую аллюзию, а готовый культурный код, обозначающий индивидуализм, гордыню и право на преступление.

Авторские системы и жанровая специфика

Художественные миры Достоевского и Толстого базируются на принципиально различных методологических основах, которые определили их подход к критике «сверхчеловека».

Критерий сравнения Ф.М. Достоевский («Преступление и наказание») Л.Н. Толстой («Война и мир»)
Жанр Идеологический роман (Полифонический роман) Роман-эпопея (Историософский трактат)
Ключевая концепция Полифонизм (Бахтин) «Мысль народная»
Отношение автора Автор «устраняется», равноправие голосов Автор активно комментирует, прямая критика
Предмет исследования Моральная философия, психология преступления Исторический фатализм, этика, народный дух
Критика Наполеона Через идею (Раскольников — Человекобог) Через историческое событие (1812 г. — Антигерой)

Центральной категорией в творчестве Достоевского, как отметил М.М. Бахтин, является полифонизм — «множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний». В «Преступлении и наказании» «Наполеоновская идея» существует не как авторский тезис, а как равноправная, полновесная позиция героя (Раскольникова), которая сталкивается с другими «голосами» (Порфирий Петрович, Соня Мармеладова). Автор не выносит приговора напрямую, а дает возможность столкнуться различным правдам в открытом диалоге.

Напротив, художественный мир Л.Н. Толстого в «Войне и мире» сосредоточен вокруг «мысли народной». Это глубинное, надличностное чувство, исходящее из нерассуждающего естества и единящее человека с миром. В этом мире индивидуалистический, рациональный культ Наполеона априори ложен и ничтожен. Толстой активно использует авторские отступления, чтобы прямо изложить свою историософскую концепцию, ставя «великих людей» в зависимость от «роевой», бессознательной жизни масс.

Важно отметить, что эти два произведения, осмысляющие одну и ту же проблему — индивидуалистическое насилие, — публиковались одновременно в одном и том же журнале — «Русский вестник». «Преступление и наказание» (1866) и первые части «Войны и мира» (под названием «1805 год», 1865–1866) не просто совпали по времени, но, вероятно, вступали в непосредственный литературный диалог, отвечая на одни и те же вызовы русской общественной мысли. Вот почему столь пристальный анализ их различий и сходств необходим для понимания этического климата эпохи.

Философско-этическая критика идеи «сверхчеловека»

Критика «Наполеоновской идеи» у Достоевского и Толстого строится вокруг принципиально разных объектов: Достоевский критикует идею в сознании интеллектуала, Толстой — личность в историческом процессе.

Идея «права имеющих» в «Преступлении и наказании»

Родион Раскольников совершает преступление, руководствуясь не бедностью, а философской теорией, которую он сам называет «мрачным катехизисом». Эта теория заключается в разделении человечества на два разряда:

  1. «Твари дрожащие» (обыкновенные): Люди, живущие в подчинении, сохраняющие мир и умножающие род.
  2. «Право имеющие» (необыкновенные): Избранные, которые, подобно Наполеону или Магомету, имеют внутреннее право «перешагнуть через кровь» и устранить препятствия для осуществления своей великой цели.

Для Раскольникова Наполеон — это идеальный символ человека, который «осмелился» и не побоялся пролить кровь «по совести». Главная причина убийства ростовщицы — это стремление к самоутверждению, «проба» себя на принадлежность к разряду «необыкновенных»: «Я… я захотел осмелиться и убил…». Какой важный нюанс здесь упускается? Убийство, задуманное как доказательство свободы и величия, превращается в доказательство его же ничтожности, ибо он не выдерживает внутреннего нравственного испытания.

Глубина интеллектуального преступления Раскольникова раскрывается через его список исторических личностей, которых он ставит в один ряд с Наполеоном как установителей новых законов, которым было позволено нарушать старые. В этом списке не только полководцы, но и мыслители:

  • Ликург
  • Солон
  • Магомет
  • Кеплер
  • Ньютон
  • Наполеон

Присутствие в списке Ньютона и Кеплера, великих ученых, указывает на то, что Раскольников видит свое преступление не как акт грабежа, а как интеллектуальный эксперимент. Он хочет стать «новым Ньютоном», которому позволено пожертвовать жизнью «одного, десяти, ста человек» ради великого открытия — доказать, что он не «вошь», а гений, имеющий право на самосуд.

Разочарование в культе Наполеона в «Войне и мире»

Если Достоевский исследует философию Наполеона в сознании убийцы, то Толстой показывает, как культ Наполеона разрушается в сознании двух главных героев — князя Андрея Болконского и Пьера Безухова. Критику «сверхчеловека» у Толстого также можно рассмотреть в контексте композиционных приемов.

В начале романа князь Андрей одержим жаждой «Тулона» — славы, подобной той, что вознесла Бонапарта. Он ищет свой «Магнит», свою звезду, и видит в Наполеоне идеал. Этот культ рушится под Аустерлицем. После ранения, лежа на поле, Болконский видит над собой «высокое, справедливое и доброе небо». В сравнении с этим вечным и бесконечным небом, суетное и мелкое «величие» Наполеона, проезжающего мимо, кажется ничтожным:

«Да, всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба».

В отличие от князя Андрея, который разочаровывается в ложном величии, Пьер Безухов проходит путь от абстрактного поклонения Наполеону (в начале романа он считает его «великим человеком») до полного осознания его бессмысленности. Истину Пьер находит не в рациональных идеях, а в единении с народом, символом которого становится Платон Каратаев. Каратаев, отвергающий индивидуальное и рациональное величие, воплощает идею органической жизни, которая противостоит наполеоновскому эгоизму. Встреча с Каратаевым становится для Пьера окончательным приговором идее о том, что отдельная личность может контролировать и направлять историю. Разве не в этом кроется главный урок Толстого о подлинном смысле бытия?

Религиозный и нравственный приговор идее

Различия в критике «сверхчеловека» у Достоевского и Толстого проистекают из их фундаментальных мировоззренческих позиций.

Аспект критики Достоевский (Раскольников) Толстой (Наполеон)
Основа приговора Религиозно-этическая Нравственно-историософская
Главный конфликт Человекобог vs. Богочеловек Разумное (ложное) vs. Бессознательное (истинное)
Суть ошибки Гордыня, отпадение от Христа и коллективной совести Отсутствие «простоты, добра и правды» в великих целях
Наказание Внутренние муки, невозможность «переступить» совесть Комичность, ничтожность в историческом контексте

Для Достоевского критика Наполеоновской идеи носит в первую очередь религиозный аспект. Бессилие Раскольникова состоит в том, что его идея Человекобога (сверхчеловека, самостоятельно устанавливающего мораль) не способна преодолеть идею Богочеловека (Христа и христианского единства). Раскольников признает свое преступление не потому, что убил старуху, а потому, что «не вынес его и сделал явку с повинною». Он не стал Наполеоном, а оказался «вошью» в том смысле, что не смог подавить в себе голос совести — то, что Достоевский считает божественным началом в человеке.

Толстой критикует культ Наполеона с позиций нравственной истины. Наполеон в «Войне и мире» — это воплощение гордыни, рационального расчета и стремления к ложному величию. Толстой демонстрирует, что в «величии» Наполеона полностью отсутствует «простота, добро и правда». Его «разумные» действия (нападение, убийства) бессмысленны с точки зрения народной морали, в то время как самопожертвование и любовь (действия Кутузова, Каратаева) кажутся «бессмысленными» с точки зрения рациональной логики, но являются истинными.

Композиционные и стилистические приемы: Диалог авторов с читателем

Различное отношение к Наполеоновской идее неизбежно повлекло за собой использование принципиально разных литературных приемов.

Полифония и «казуистика» у Достоевского

Достоевский, строя свой роман по принципу полифонии, использует диалогизм и внутренние монологи как основное средство для раскрытия и критики идеи «сверхчеловека». Идея Раскольникова постоянно проверяется на прочность в столкновениях с другими идеями:

  • Следствие, которое ведет Порфирий Петрович, строится не на поиске улик, а на психологическом диалоге, в котором Порфирий, используя сократовский метод, заставляет Раскольникова самого осознать нравственную несостоятельность своей теории.
  • Диалог с Соней Мармеладовой — это столкновение гордыни и смирения, своеволия и христианской веры. Соня предлагает путь спасения через страдание, а не через насилие.

Ключевой стилистический прием, используемый для демонстрации нравственного падения Раскольникова, — это казуистика и подмена понятий. Герой, пытаясь избежать суда совести, постоянно «переименовывает» убийство. Это не убийство, а:

  • «дело»,
  • «мечта»,
  • «фантастический вопрос»,
  • «арифметическое» устранение «вши».

Такая подмена позволяет Достоевскому показать, что идея «сверхчеловека» требует от своего носителя не только преступления закона, но и преступления языка, — отказа называть зло злом. И действительно, если индивидуум не способен назвать кровь кровью, то можно ли его считать полностью нравственно вменяемым?

«Остранение» и авторские отступления у Толстого

Толстой, в отличие от Достоевского, не «устраняется» из текста. Он активно использует обширные авторские отступления для изложения своей историко-философской концепции. Эти отступления, особенно концентрированные в последнем томе и Эпилоге, преобразуют роман в историософский трактат, где Наполеон — это лишь марионетка истории, а не ее творец.

Для непосредственной критики личности Наполеона Толстой применяет прием «остранения» (термин, впоследствии разработанный В. Шкловским). Суть приема в том, чтобы показать привычный объект с непривычной, отчужденной точки зрения, лишив его мифологизированного ореола.

В «Войне и мире» Наполеон подвергается «остранению» в ключевых сценах:

  • Эпизод на Бородинском поле: Наполеон показан не как великий стратег, а как суетный, мелочный человек с «дрожащей икрой» на ноге, который не может контролировать ход сражения.
  • Его отношение к портретам: Он позирует перед своим портретом, демонстрируя нарциссизм и зацикленность на собственном мифе.

Этот прием делает Наполеона комичным и ничтожным на фоне истинного, нерассуждающего величия русского духа (Кутузов, Тушин, народ). В то время как Раскольников в своем сознании мифологизирует Наполеона, Толстой художественно демифологизирует его, тем самым лишая идею о великом человеке всякой исторической или нравственной опоры.

Усиление: Наполеон как культурно-мистический феномен

Для достижения максимальной академической глубины необходимо интегрировать историко-культурный контекст, который углубляет критику идеи «сверхчеловека», особенно в романе Достоевского. Что же стояло за образом Наполеона, кроме исторической фигуры?

«Наполеоновский» Петербург Достоевского

«Наполеоновский миф» в России XIX века имел не только литературные, но и явные социально-культурные проявления. В 1830–1860-х годах Петербург был пронизан этим культом. Миф отражался в названиях общественных заведений, украшениях квартир и, что особенно важно, в психологическом подражательстве.

Достоевский мастерски вводит этот фон в «Преступление и наказание». Раскольников живет в городе, который сам по себе является памятником наполеоновским войнам (Казанский собор, Александровская колонна, Египетский мост). Эта среда, наполненная историческими отсылками и романтическими представлениями о великих людях, питает идеи Раскольникова. Его идея не является чисто абстрактной, она рождена в конкретной, «наполеоновской» атмосфере Петербурга.

«Наполеон-Пророк» и русские секты

Наиболее уникальный и малоисследованный аспект критики «сверхчеловека» у Достоевского связан с религиозным подтекстом. Образ Наполеона в России имел даже мистико-религиозный характер.

Исторические данные свидетельствуют о существовании в 1820-х — 1840-х годах мистических сект русских раскольников — почитателей Наполеона, которые видели в нем «пророка» и «Магомета Запада». Эти группы, известные как секта «наполеоновы», негласно собирались в Москве, поклонялись бюсту императора и верили, что он жив и «скоро явится, чтобы начальствовать над правоверными полками». Достоевский, глубоко интересовавшийся религиозным сектантством, мог обыграть это явление, интегрировав его в идейную ткань романа:

  1. Фамилия Раскольник��ва: Прямо связывает его с раскольническим движением.
  2. Двойник Миколка: Крестьянин-раскольник Миколка, который берет на себя вину за убийство, является двойником главного героя.

Таким образом, Достоевский придает «Наполеоновской идее» Раскольникова сектантский, антихристианский характер. Идея «сверхчеловека», который проливает кровь ради новой веры и новых законов, становится не просто этическим заблуждением, а формой ереси и отпадения от православного понимания истины. В этом Достоевский достигает максимальной глубины критики: он показывает, что самобоготворение (Человекобог) неизбежно ведет к моральному и религиозному краху.

Толстой, напротив, фокусирует внимание на Отечественной войне 1812 года, чтобы показать, что Наполеон — это лишь исторический персонаж, зависимый от «малых причин» и не имеющий сакрального значения.

Заключение: Диалектика критики в русской литературе

Сравнительный анализ романов Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» и Л.Н. Толстого «Война и мир» демонстрирует, что оба великих автора, используя принципиально разные художественные системы, пришли к единому, но многослойному выводу: культ «сверхчеловека» и индивидуальное величие Наполеона антиэтичны и противоречат русскому нравственному идеалу.

Достоевский, через полифонизм и исследование «мрачного катехизиса» Раскольникова, показал трагедию идеи, рожденной в гордом, одиноком сознании, и опроверг ее религиозно-этически. Он доказал, что право на преступление — это не свобода, а саморазрушение, ведущее к изоляции и невозможности стать «Наполеоном».

Толстой, через жанр романа-эпопеи, историческую философию и «мысль народную», опроверг культ Наполеона историософски и нравственно. Он показал, что истинное величие заключено не в рационалистическом своеволии, а в смирении, простоте и подчинении высшему, бессознательному потоку жизни, который движет историю.

Таким образом, русская литература XIX века, в лице своих титанов, предложила мощный, двойной удар по мифу о «сверхчеловеке»: Достоевский разрушил его изнутри, в глубинах человеческой совести; Толстой — извне, в контексте истории и народного духа. Интеграция малоизвестного историко-религиозного контекста (секта «наполеоновы») позволяет заключить, что Достоевский видел в «Наполеоновской идее» не просто политическое заблуждение, а форму сектантского, антихристианского бунта, что придает его критике окончательную, бескомпромиссную глубину.

Список использованной литературы

  1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. Москва: Художественная литература, 1972. URL: https://fedordostoevsky.ru/encyclopedia/polifonizm/ (дата обращения: 22.10.2025).
  2. Бурсов Б. И. Л. Толстой. (О «народной мысли»). ФЭБ, 1956. URL: http://feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/bs2/bs2-005-.htm (дата обращения: 22.10.2025).
  3. Визель М. Война и мир… и некоторые детали // Год Литературы. 2015. 07 декабря. URL: https://godliteratury.ru/articles/2015/12/07/voyna-i-mir-i-nekotorye-detali (дата обращения: 22.10.2025).
  4. Горбанев Н. А. Наполеоновский мотив в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // Вестник Дагестанского государственного университета. Серия 2: Гуманитарные науки. 2009. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/napoleonovskiy-motiv-v-romane-f-m-dostoevskogo-prestuplenie-i-nakazanie (дата обращения: 22.10.2025).
  5. История Франции. Москва: Крафт+, 2009. 464 с.
  6. Кирпотин В. Я. Разочарование и крушение Родиона Раскольникова: (Книга о романе Достоевского «Преступление и наказание»). Москва: Советский писатель, 1970. 448 с.
  7. Мережковский Д. С. Лев Толстой и Достоевский. URL: https://ru.wikisource.org/wiki/Лев_Толстой_и_Достоевский_(Мережковский)/Религия/Часть_1/Глава_II (дата обращения: 22.10.2025).
  8. Никольский С. А. Смыслы и ценности русского мировоззрения в творчестве Л.Н. Толстого. Москва: Институт Философии РАН, 2007. URL: https://iphras.ru/page50772719.htm (дата обращения: 22.10.2025).
  9. Одиноков В. Г. Типология образов в художественной системе Ф.М. Достоевского. Новосибирск: Наука, 1981. 144 с.
  10. Петрушин А. Анализ истории болезни пациента Р.Р. Раскольникова, 2018. URL: https://revistas.ugr.es/index.php/historia/article/download/7492/6897/23011 (дата обращения: 22.10.2025).
  11. Подосокорский Н. Н. «Наполеоновский» Петербург и его отражение в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» // Достоевский и мировая культура. Филологический журнал. 2022. № 4. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/napoleonovskiy-peterburg-i-ego-otrazhenie-v-romane-f-m-dostoevskogo-prestuplenie-i-nakazanie (дата обращения: 22.10.2025).
  12. Подосокорский Н. Н. Ньютон в свете наполеоновской идеи Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // Новый мир. 2025. № 3. URL: https://nm1925.ru/articles/nyuton-v-svete-napoleonovskoy-idei-raskolnikova-v-romane-f-m-dostoevskogo-prestuplenie-i-nakazanie (дата обращения: 22.10.2025).
  13. Подосокорский Н. Н. Религиозный аспект наполеоновского мифа в романе «Преступление и наказание»: образ «Наполеона-пророка» и мистические секты русских раскольников-почитателей Наполеона // Достоевский и мировая культура. Филологический журнал. 2022. № 2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/religioznyy-aspekt-napoleonovskogo-mifa-v-romane-prestuplenie-i-nakazanie-obraz-napoleona-proroka-i-misticheskie-sekty-russkih (дата обращения: 22.10.2025).
  14. Полтавец Е. Ю. Войны России с Наполеоном в зеркале толстовской мифопоэтики // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2013. № 6. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/voyny-rossii-s-napoleonom-v-zerkale-tolstovskoy-mifopoetiki (дата обращения: 22.10.2025).
  15. Тарасов А. Б. Праведничество в художественном мире Л. Н. Толстого // Знание. Понимание. Умение. 2005. С. 139.
  16. Топоров В. Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами мифологического мышления («Преступление и наказание») [1973] // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Москва, 1995. С. 193–258.
  17. Цимбаева Е. Н. Антивоенная проповедь Льва Толстого в эпопее «Война и мир» и ее общественное звучание. МГУ им. М.В. Ломоносова. Via Evrasia. URL: https://viaevrasia.com/publication/antiwar-sermon-of-leo-tolstoy-in-the-epic-war-and-peace-and-its-public-sound/ (дата обращения: 22.10.2025).

Похожие записи