Символический интеракционизм: Критический анализ теоретических постулатов и познавательных возможностей социологической парадигмы

В 1937 году Герберт Блумер в своей статье «Social psychology» впервые сформулировал и ввел в научный оборот термин «символический интеракционизм», заложив фундамент для одной из наиболее влиятельных парадигм в микросоциологии и социальной психологии. Этот подход перевернул традиционные представления о природе социального, сместив фокус с макроструктур на динамику повседневных взаимодействий, где смысл рождается и постоянно пересоздается через символический обмен. Символический интеракционизм (СИ) предлагает уникальный взгляд на формирование человеческого «Я», социализацию и конструирование социальной реальности, делая акцент на активной роли индивида в этом процессе.

Актуальность всестороннего исследования СИ в современной науке обусловлена не только его фундаментальным статусом как теоретической основы, но и необходимостью критической оценки его методологических и познавательных возможностей. В условиях стремительных социальных изменений, усложнения коммуникационных процессов и многообразия форм идентичности, глубокое понимание механизмов символического взаимодействия становится ключом к анализу широкого круга явлений – от межличностных конфликтов до формирования глобальных субкультур. Следовательно, данная работа ставит своей целью не просто изложение основных положений СИ, но и проведение его критического анализа, выявление сильных сторон и методологических ограничений, а также демонстрацию его применения в эмпирических исследованиях. Структура работы последовательно раскрывает генезис теории, ее ключевые концепции, методологические различия внутри парадигмы, прикладные аспекты и, наконец, критические замечания и перспективы дальнейшего развития.

Теоретические основы и категории классического символического интеракционизма

История любой значимой научной парадигмы начинается задолго до того, как ей будет дано имя. Символический интеракционизм не является исключением, уходя своими корнями в философию американского прагматизма, в частности, в работы Джона Дьюи. Именно из прагматизма СИ унаследовал акцент на действии, опыте и инструментальной функции мышления. Однако подлинными архитекторами парадигмы, заложившими ее основные камни, считаются Чарльз Хортон Кули и, в особенности, Джордж Герберт Мид, чьи идеи о природе «Я» и социальном характере мышления стали краеугольными. Герберт Блумер, ученик Мида, не только ввел сам термин, но и систематизировал его положения, выделив три базовые посылки, которые стали манифестом СИ:

  1. Люди действуют в отношении объектов на основе тех значений (смыслов), которыми эти объекты обладают для них. Это означает, что не сами по себе вещи или ситуации определяют наше поведение, а наша интерпретация их значения. Чашка кофе — это не просто жидкость в емкости; для кого-то это ритуал пробуждения, для кого-то — повод для встречи, для кого-то — символ статуса, отражая глубоко индивидуализированный подход к восприятию мира.
  2. Значение таких объектов возникает из социального взаимодействия, в которое люди вступают между собой. Смыслы не даны нам изначально и не присущи объектам сами по себе. Они являются продуктом коллективного опыта, переговоров и консенсуса, формируясь в процессе обмена символами.
  3. Эти значения используются, применяются и изменяются в ходе интерпретативного процесса, который индивид осуществляет в отношении встречающихся ему предметов. Значения не статичны. Они постоянно пересматриваются, модифицируются и адаптируются в зависимости от контекста взаимодействия и внутренних мыслительных процессов индивида.

Таким образом, СИ отрицает как жесткий социальный детерминизм (где индивид лишь пассивно принимает предписанные нормы), так и биологический детерминизм (где поведение обусловлено инстинктами). Вместо этого он предлагает концепцию детерминизма значений, где индивид является активным интерпретатором и созидателем своего социального мира.

Концепции символа, значимого жеста и дефиниции ситуации

В центре символического интеракционизма лежит понятие символа. В обыденном понимании символ — это нечто, что замещает или представляет собой что-то другое. Однако в контексте СИ, символ — это не просто знак. Это жест, которому придается определенное значение, и это значение должно быть общим для участников взаимодействия. Если я поднимаю руку, чтобы остановить такси, это жест. Но если этот жест одинаково интерпретируется мной и водителем как сигнал остановиться, он становится значимым символом.

Джордж Герберт Мид развил эту идею, определив значимый символ как жест, способный вызвать одинаковую, предсказуемую реакцию как у того, кому он адресован, так и у самого индивида, который его использует. Именно благодаря значимым символам становится возможной человеческая коммуникация в ее высших формах. Когда мы используем слова, мы не просто издаем звуки; мы вызываем в сознании собеседника (и в своем собственном) определенные образы, смыслы и ожидания. Язык, по Миду, является наиболее развитой системой значимых символов, позволяющей человеку «становиться объектом для самого себя» и вступать во внутренний диалог.

Процесс взаимодействия, опосредованный символами, не происходит в вакууме. Каждый актор привносит в него свою интерпретацию текущей ситуации. Это приводит нас к понятию дефиниции ситуации (definition of the situation). Предложенное Уильямом Айзеком Томасом, это понятие было глубоко интегрировано в СИ. Оно означает, что люди постоянно интерпретируют и дают определение социальному контексту, в котором они находятся. Если люди определяют ситуацию как реальную, то она реальна по своим последствиям. Например, если группа людей ошибочно определяет ситуацию как опасную, их паническая реакция будет вполне реальной, даже если объективной угрозы не было. Эта взаимная интерпретация и согласование дефиниций ситуации являются основой для любого скоординированного социального действия.

Формирование «Я» (Self): От «Зеркального Я» Ч. Кули к «I» и «Me» Дж. Г. Мида

В отличие от многих других психологических и социологических теорий, символический интеракционизм утверждает, что концепция «Я» (Self) — того, кто мы есть, нашего самосознания — не является врожденной или изначально присущей человеку. «Я» формируется исключительно в социальном взаимодействии и коммуникации, через непрерывный обмен символами. Мы не рождаемся с готовым представлением о себе; мы его строим, наблюдая за реакциями других и интерпретируя их.

Одним из первых и наиболее ярких описаний этого процесса стала теория «зеркального Я» (Looking-glass self), предложенная Чарльзом Хортоном Кули. Эта теория метафорически сравнивает процесс формирования самосознания с тем, как мы смотримся в зеркало. Кули выделил три ключевых компонента, из которых складывается наше «Я»:

  1. То, какими, по нашему мнению, нас видят другие. Мы постоянно пытаемся угадать, как нас воспринимают окружающие — умными или глупыми, красивыми или некрасивыми, добрыми или злыми.
  2. То, какой, по нашему мнению, их реакция на нас. Мы представляем себе, как другие люди реагируют на наше поведение, внешность, слова. Одобряют ли они нас, критикуют, игнорируют?
  3. Наши чувства (гордость, смущение) в результате этого. Эти предполагаемые реакции других вызывают у нас эмоциональный отклик, который и формирует основу нашего самоощущения. Если мы думаем, что нас одобряют, мы испытываем гордость; если осуждают — смущение.

Таким образом, «зеркальное Я» — это не столько то, что мы есть, сколько то, что, по нашему мнению, другие думают о нас.

Джордж Герберт Мид углубил и детализировал этот процесс, предложив более сложную модель развития «Я». По Миду, развитие «Я» происходит через две основные стадии, тесно связанные с социальным взаимодействием и принятием ролей:

  • Стадия Игры (Play): На этом этапе (характерном для раннего детства) ребенок принимает роли конкретных других людей. Он может играть в «доктора», «полицейского», «маму», имитируя их поведение и установки. В этот момент ребенок учится видеть мир глазами одного конкретного «другого», но еще не способен координировать множество ролей одновременно.
  • Стадия Соревнования / Обобщенного Другого (Game): Эта стадия знаменует собой переход к более сложному уровню социализации. Ребенок (или взрослый) учится учитывать установки всех участников группы, а также правила и ожидания, присущие самой группе или обществу в целом. Чтобы успешно играть в бейсбол, нужно не просто знать свою роль, но и понимать роли других игроков, а также правила игры. Это требует способности к принятию роли Обобщенного Другого.

Обобщенный Другой (Generalized Other) — это ключевое понятие Мида. Это не конкретный человек, а абстрактное представление об организованном сообществе, социальной группе или обществе в целом, чьи установки, нормы и ожидания индивид усваивает и интернализует. Обобщенный Другой служит основой для самоконтроля и формирования социальной, или «объективной», части нашего «Я».

Наконец, Мид предложил дихотомическую структуру личности, состоящую из двух компонентов:

  • «Me»: Это социализированная часть «Я», которая представляет собой набор усвоенных установок и ожиданий Обобщенного Другого. «Me» — это то, как мы видим себя глазами других, это наши социальные роли, нормы и ценности, которые мы интериоризировали. Оно является источником социального контроля и предсказуемости поведения.
  • «I»: Это спонтанная, импульсивная, творческая и непредсказуемая реакция индивида на установки «Me» и других. «I» — это та часть нас, которая постоянно находится в процессе становления, источник новизны, индивидуальности и изменения. Оно позволяет нам не быть просто пассивными исполнителями социальных ролей, а активно интерпретировать и модифицировать их.

Взаимодействие между «I» и «Me» является динамическим процессом, который определяет нашу личность. «Me» обеспечивает социальную стабильность и предсказуемость, а «I» — индивидуальность и возможность для изменения.

Методологические разногласия: Сравнительный анализ Чикагской и Айовской школ

Хотя символический интеракционизм и представляет собой единую парадигму, внутри нее сформировались различные направления, наиболее значимыми из которых стали Чикагская и Айовская школы. Эти школы, названные по университетам, где работали их основные представители, по-разному трактовали методологические принципы и познавательные возможности СИ, что привело к острым дискуссиям о путях его развития. Разве не удивительно, что даже в рамках одной парадигмы могут существовать столь существенные различия в подходе к изучению реальности?

Чикагская школа (Г. Блумер): Процессуальный фокус и качественная методология

Чикагская школа, возглавляемая Гербертом Блумером, считается наиболее ортодоксальным продолжателем традиций Джорджа Герберта Мида. Ее центральный акцент — это процессуальный аспект социального взаимодействия. Блумер настаивал на том, что социальная жизнь — это не статичная структура, а непрерывный процесс становления, интерпретации и переосмысления смыслов. Для него социальные явления не являются чем-то фиксированным и законченным, а постоянно находятся в движении, формируясь «здесь и сейчас» через интеракцию.

Из этого процессуального фокуса вытекает и методологическое кредо Чикагской школы. Блумер категорически выступал против попыток операциональных определений и применения стандартных количественных методов исследования, таких как тесты, шкалирование или опросы в их традиционном понимании. Он полагал, что такая «научность» неизбежно ведет к потере глубины и искажению подлинной природы социального взаимодействия, редуцируя живой процесс к статичным категориям. Для Блумера, личность всегда находится в процессе постоянного изменения, творчества и интерпретации, и поэтому ее нельзя измерить фиксированными инструментами.

Вместо этого Чикагская школа предпочитала качественные методы исследования, такие как включенное наблюдение, углубленные интервью, анализ документов и кейс-стади. Целью было не столько измерение, сколько понимание субъективных значений, которыми люди наделяют мир, и того, как эти значения формируются и изменяются в процессе взаимодействия. Блумер настаивал на том, что социолог должен «поставить себя на место» исследуемых, чтобы понять их перспективу, а не навязывать им собственные, заранее определенные категории.

Айовская школа (М. Кун): Попытка структурализации и Тест двадцати высказываний (ТДВ)

В противовес Чикагской школе, Айовская школа символического интеракционизма, представленная Манфордом Куном, предприняла попытку модифицировать концепции Мида в духе неопозитивизма. Если Блумер видел социальный мир как постоянно текущий процесс, то Кун стремился к изучению более стабильных, «ставших» символических структур, которые, по его мнению, могли быть измерены и систематизированы.

Кун и его последователи были убеждены, что символический интеракционизм, несмотря на его акцент на субъективности и процессе, может и должен быть совместим со строгими эмпирическими методами. Они стремились разработать способы операционализации ключевых концепций СИ, чтобы сделать их доступными для количественного анализа.

Одним из наиболее значимых методологических продуктов Айовской школы, разработанным Манфордом Куном совместно с Томасом МакПартлендом в 1954 году, стал Тест двадцати высказываний (Twenty Statements Test, ТДВ), также известный как тест «Кто Я?». Этот стандартизированный проективный метод был направлен на измерение Я-концепции личности. Суть теста заключалась в том, что респонденту предлагалось дать 20 различных ответов на вопрос «Кто Я?».

Интерпретация ответов в ТДВ позволяла исследователям определить, в какой степени самовосприятие индивида основано на:

  • Членстве в социальных группах: например, «Я — студент», «Я — член футбольной команды».
  • Институциональных ролях: например, «Я — дочь», «Я — учитель».
  • Личностных характеристиках: например, «Я — добрый», «Я — амбициозный».

Методологическая новизна ТДВ заключалась в том, что он позволял количественно оценить различные аспекты «Я» и, в частности, определить степень, в которой индивид интериоризировал установки Обобщенного Другого, что являлось ключевым для СИ. Это был прямой вызов утверждению Блумера о невозможности операционализации понятий СИ. ТДВ дал возможность эмпирически проверять гипотезы о влиянии социальной среды на формирование самосознания, предлагая стандартизированный инструмент для сравнения групп и индивидов.

Таким образом, если Чикагская школа (Блумер) фокусировалась на процессе и содержательных, глубоких понятиях, используя качественные методы, то Айовская школа (Кун) стремилась к изучению структуры и операциональным определениям, пытаясь адаптировать принципы СИ к количественной методологии. Этот методологический контраст иллюстрирует внутреннюю напряженность в парадигме, между стремлением к глубокому пониманию субъективного мира и желанием построить более строгую, измеримую социологию.

Познавательные возможности СИ и эмпирические модели анализа

Несмотря на внутренние методологические разногласия, символический интеракционизм обладает значительной познавательной ценностью, предлагая уникальный ракурс для анализа сложных социальных явлений. Его сила заключается в способности рассматривать социальный смысл как нечто одновременно объективное и субъективное. Он объективен, поскольку зависит от диалогового согласования и разделяется многими участниками взаимодействия, но при этом не существует вне участников диалога и их мотивов, что делает его не исключительно объективным. Такой подход позволяет избежать как наивного реализма, так и крайнего субъективизма.

СИ предлагает универсальный инструмент анализа социальных явлений через схему «определение ситуации – презентация значений». Это означает, что любое социальное взаимодействие может быть рассмотрено как процесс взаимной интерпретации символов, в ходе которого акторы не только дают определение текущей ситуации, но и активно презентуют себя и свои смыслы другим, тем самым конструируя общую реальность.

Драматургический анализ Эрвина Гофмана: Управление впечатлениями и концепция «Фрейма»

Одним из наиболее ярких и влиятельных эмпирических применений идей символического интеракционизма стал драматургический подход Эрвина Гофмана. Гофман, представитель «второго поколения» Чикагской школы, мастерски использовал метафору театра для анализа повседневной жизни. В его концепции повседневное социальное взаимодействие предстает как спектакль, где люди являются «актерами», постоянно играющими различные «роли» перед своей «публикой» (другими людьми).

Центральным понятием в драматургии Гофмана является управление впечатлениями (impression management). Акторы стремятся контролировать и формировать то впечатление, которое они производят на других. Это достигается через продуманный подбор слов, жестов, одежды, мимики и других символических элементов. Цель — создать определенный образ себя, который будет соответствовать ожидаемой роли и способствовать достижению желаемых целей. Мы постоянно выступаем на «сцене», будь то деловая встреча, свидание или семейный ужин, и адаптируем свою «игру» в зависимости от «сценария» и «публики».

Гофман также ввел в социологию важнейшее понятие «фрейм» (рамка). Фрейм — это контекст или структура, в которую человек вкладывает свое понимание конкретного события, ситуации или взаимодействия. Это своего рода «линза», через которую мы смотрим на мир и интерпретируем его. Например, одно и то же действие, такое как удар по мячу, будет иметь совершенно разное значение (разные фреймы) в контексте футбольного матча, детской игры или агрессивной стычки. Фреймы помогают нам структурировать и осмысливать огромный поток информации, определять, что является важным, а что нет, и как следует реагировать. Интересно, что концепция фрейма у Гофмана не ограничивалась чисто социальными аспектами; он признавал, что фреймы могут включать и психобиологические элементы, такие как эмоции и настроения, которые также влияют на наше восприятие и интерпретацию ситуации.

Использование СИ в криминологии: Теория стигматизации (Labeling Theory)

Познавательные возможности СИ проявляются и в его глубоком влиянии на различные области социологии, включая социологию девиантного поведения. Наиболее значимым эмпирическим применением СИ в криминологии является Теория стигматизации (Labeling Theory), разработанная такими выдающимися авторами, как Говард Беккер, Эдвин Лемерт и Фриц Сак.

Теория стигматизации радикально меняет взгляд на природу девиантности. Она утверждает, что девиантное поведение не является внутренне присущим действию или индивиду, а представляет собой оценочное определение (ярлык), налагаемое на конкретные модели поведения социальными группами и органами социального контроля. Иными словами, не само действие делает человека преступником или девиантом, а реакция общества на это действие.

Ключевые идеи СИ, такие как дефиниция ситуации и процесс социального согласования смыслов, лежат в основе этой теории:

  • Дефиниция ситуации: Общество, посредством своих институтов (полиции, судов, СМИ), определяет, что является «нормальным», а что «девиантным». Это определение не является универсальным или абсолютным, оно социально конструируется.
  • Социальное согласование: Когда определенное поведение «маркируется» как девиантное, на индивида налагается «ярлык» (стигма). Этот процесс стигматизации является интерактивным: общество определяет человека как «преступника», «наркомана», «психически больного», и этот ярлык начинает влиять на его самосознание (зеркальное Я) и дальнейшие действия.
  • Вторичная девиация: По Лемерту, если первичное девиантное поведение может быть случайным или ситуативным, то вторичная девиация возникает как результат реакции индивида на наложенную на него стигму. Человек начинает соответствовать ярлыку, который ему присвоили, интериоризируя его и выстраивая свою идентичность вокруг этого статуса.

Таким образом, Теория стигматизации, глубоко укорененная в символическом интеракционизме, демонстрирует, как социальное взаимодействие и процесс наложения символических ярлыков активно конструируют девиантность, а не просто реагируют на нее. Она подчеркивает мощное влияние социальных определений на жизнь индивидов и функционирование общества в целом.

Критика, преодоление ограничений и перспективы развития

Несмотря на свои значительные познавательные возможности и глубокий вклад в социальные науки, символический интеракционизм не лишен и серьезных критических замечаний. Как и любая парадигма, он имеет свои ограничения, которые, однако, в современном научном дискурсе становятся отправными точками для дальнейшего развития и синтеза.

Критика «структурного вакуума» и макросоциологические ограничения

Основное и наиболее часто выдвигаемое критическое замечание против СИ состоит в том, что он исследует поведение человека в своего рода «структурном вакууме». Критики указывают, что СИ игнорирует или, по крайней мере, недооценивает влияние макроструктур (таких как классы, социальные институты, экономические системы, исторический контекст, политические структуры) на межличностные интеракции микроуровня.

Символический интеракционизм, сосредоточенный на индивидуальных интерпретациях и повседневных взаимодействиях, может дать глубокое понимание механизма социального взаимодействия — как люди интерпретируют символы, конструируют смыслы и формируют «Я». Однако он зачастую не объясняет, почему человек поступает тем или иным образом в рамках более широкой социальной системы. Например, почему одни группы людей имеют больше ресурсов для определения ситуации в свою пользу, а другие — меньше? Почему некоторые символы обладают большей властью, чем другие? Эти вопросы остаются за пределами основной оптики СИ.

Критики из макросоциологических школ (например, структурный функционализм или конфликтология) утверждают, что без учета этих макроструктур, анализ взаимодействия остается неполным и односторонним. СИ рискует представить социальный мир как совокупность свободных, ничем не ограниченных интеракций, упуская из виду системные неравенства, принуждение и предписанные роли, которые оказывают мощное влияние на то, как люди могут интерпретировать и действовать. Например, экономическое положение индивида или его принадлежность к определенному социальному классу значительно влияет на его «дефиницию ситуации» и на то, какие символы и интерпретации он может использовать.

От «эмоционального вакуума» к Социологии эмоций: Современные перспективы СИ

Еще одним важным недостатком, который долгое время приписывали СИ, было недостаточное внимание к роли эмоций в человеческом поведении. Классический символический интеракционизм, сосредоточенный на рациональной интерпретации и символическом обмене, часто оставлял аффективную сторону человеческого опыта в тени. Однако в последние десятилетия в рамках СИ предпринимаются активные попытки преодолеть этот «эмоциональный вакуум».

Современная социология эмоций, развивающаяся на основе символического интеракционизма, рассматривает эмоции не как чисто внутренние, индивидуальные переживания, а как социальные феномены, которые возникают во взаимодействии, формируются им и, в свою очередь, влияют на него. В этом контексте эмоции анализируются как включенные в различные формы социальных отношений, такие как самопрезентация, социальный контроль, формирование групповой идентичности.

Ключевыми понятиями, разработанными в рамках этой перспективы, являются:

  • Эмоциональные эталоны: Это социально принятые, культурно обусловленные нормы и ожидания относительно того, какие эмоции уместно испытывать, выражать и демонстрировать в определенных социальных ситуациях. Например, на похоронах ожидается скорбь, на свадьбе — радость. Эти эталоны формируются в процессе символического взаимодействия и служат регуляторами социального поведения.
  • Контекстуальные эмоции: Эмоции не существуют изолированно от контекста. Их значение и проявление глубоко зависят от конкретной социальной ситуации, в которой они возникают, и от того, как эта ситуация интерпретируется участниками взаимодействия. Даже гнев может быть уместен и функционален в одном контексте (например, на футбольном поле) и совершенно неприемлем в другом (на деловых переговорах).

Таким образом, современные интеракционистские подходы к эмоциям активно интегрируют аффективные аспекты в свою аналитическую рамку, демонстрируя, как эмоции, подобно другим символам, конструируются, интерпретируются и используются в процессе социального взаимодействия. Это развитие позволяет СИ преодолеть одно из своих прежних ограничений и предложить более полную картину человеческого опыта.

Необходимо также отметить, что сам Эрвинг Гофман, один из самых ярких представителей СИ, высказывал сомнения относительно возможности создания в рамках символического интеракционизма единой, формальной и общей теории социального взаимодействия. Он указывал на несистемный характер многих концепций СИ и на его склонность к описательности, а не к генерализации.

Тем не менее, перспективы развития СИ лежат в его синтезе с другими парадигмами. Сочетание с феноменологической социологией позволяет углубить понимание субъективного опыта и обыденного мира, а с этнометодологией — раскрыть неявные, фоновые правила, по которым люди организуют свои взаимодействия. В целом, СИ продолжает оставаться мощным инструментом для исследования процесса «конструирования социальной реальности» и диалогового согласования смыслов, открывая новые горизонты для анализа того, как мы создаем и поддерживаем наш общий социальный мир.

Заключение

Символический интеракционизм, зародившийся на пересечении философии прагматизма и трудов классиков Чикагской школы социологии, Джорджа Герберта Мида и Чарльза Хортона Кули, внес фундаментальный вклад в развитие социальных наук. Его центральная идея о том, что люди действуют в отношении объектов на основе значений, которые эти объекты имеют для них, и что эти значения являются продуктом социального взаимодействия, перевернула традиционные представления о природе общества и личности.

Высокая познавательная ценность СИ заключается в его способности предложить глубокий анализ процесса социального конструирования реальности. Концепции «значимого символа», «дефиниции ситуации», «зеркального Я», а также дихотомия «I» и «Me» Мида, предоставляют мощный аналитический аппарат для понимания того, как формируется человеческое самосознание, как происходит социализация и как люди активно участвуют в создании своего социального мира. Эмпирические применения, такие как драматургический анализ Эрвина Гофмана с его идеями управления впечатлениями и «фреймов», а также Теория стигматизации в криминологии, ярко демонстрируют прикладную мощь парадигмы в объяснении сложных социальных явлений.

Однако, как и любая теоретическая система, символический интеракционизм не лишен ограничений. Наиболее острым критическим замечанием является так называемый «структурный вакуум» — недооценка влияния макросоциологических структур (экономических, политических, институциональных) на микроуровень взаимодействия. Внимание к процессу становления смыслов иногда приводило к игнорированию уже «ставших» структур, которые оказывают мощное формирующее воздействие на поведение индивидов. Кроме того, классический СИ изначально недостаточно внимания уделял роли эмоций, хотя современные направления в социологии эмоций активно развивают эту тему, интегрируя аффективные аспекты в интеракционистскую рамку.

Различия между Чикагской (процессуальный, качественный) и Айовской (структурный, количественный, с применением Теста двадцати высказываний) школами СИ подчеркивают внутреннее напряжение в парадигме, однако одновременно указывают на ее потенциал для методологического синтеза.

В заключение, символический интеракционизм остается незаменимым инструментом для понимания динамики человеческого взаимодействия, формирования идентичности и процессов конструирования значений. Для получения целостной и всеобъемлющей картины общества, он нуждается в дальнейшем развитии и плодотворном синтезе с макросоциологическими теориями, что позволит преодолеть его методологические ограничения и расширить познавательные горизонты. Только через такой диалог можно достичь более глубокого и многомерного понимания сложной природы социальной реальности.

Список использованной литературы

  1. Бахитова М.Ш. Об одной «новейшей» социальной утопии. М., 1958.
  2. Зиммель Г. Социальная дифференциация. М.: Наука, 1990.
  3. Ионин Л.Г. Критика социальной психологии Г.Мида и ее современных интерпретаций // Социологические исследования. 1974. №1.
  4. Кон И.С., Шалин Д.Н. Джордж Г. Мид и проблема человеческого «Я» // Вопросы философии. 1969. №12.
  5. Парыгина Б.Д. Социальная психология как наука. Л., 1967. С.55-57.
  6. Символический интеракционизм как методологическое основание исследования эмоций в социологии. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/simvolicheskiy-interaktsionizm-kak-metodologicheskoe-osnovanie-issledovaniya-emotsiy-v-sotsiologii (дата обращения: 23.10.2025).
  7. Символический интеракционизм и проблема понимания. URL: https://intelros.ru/pdf/45_2017_1.pdf (дата обращения: 23.10.2025).
  8. Проблема символического взаимодействия по Блумеру. URL: https://rin.ru/cgi-bin/sart/print.pl?id=2377 (дата обращения: 23.10.2025).
  9. Андреева Г.М., Богомолова Н.Н., Петровская Л.А. Символический интеракционизм. URL: https://psychology-online.net/articles/id_1320.html (дата обращения: 23.10.2025).
  10. Критика символического интеракционизма — КЛАССИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ВООБРАЖЕНИЯ. URL: https://studme.org/172346/sotsiologiya/kritika_simvolicheskogo_interaktsionizma (дата обращения: 23.10.2025).
  11. Becker Н.P. Deutsche Gedankengut in der amerikanischen Socialpsychologie und Sociologie. In: Jahrbuch fur Amerikastudien, Bd. III. Heidelberg, 1958. S.16.
  12. Blumer Н. What in Wrong with Social Theory? // ASR. 1954. v.19, N1. p.8.
  13. Brittan A. Meanings and Situations. London, 1973. p.34.
  14. Burke К. A Grammar of Motives. Berkley- London — Amsterdam, 1969.
  15. Cooley Ch. Human Nature and the Social Order. N.Y., 1964. p.166.
  16. Denzin N. Symbolic interactionism and Ethnometodology. In: Understanding Everyday Life / J. Douglas (Ed.). London, 1972. p.266-269.
  17. Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. Garden-City (NY), 1959.
  18. Goffman E. Relations in Public. N.Y., 1973. p.187.
  19. Hickman C., Kuhn M. Individuals, Groups and Economic Behavior. N.Y., 1956. p.224-225.
  20. Frank A.P. Kenneth Burke. N.Y., 1969. p.3.
  21. Mead G.H. American Journal of Sociology. 1966. v.71, N5. p.535.
  22. Mead G.H. Mind, Self and Society. Chicago, 1936. p.90.
  23. Natanson M. The Social Dynamics of George Herbert Mead. Washington, D.C., 1956. p.6.
  24. Meltzer В., Petras J. The Chicago and Iowa Schools of Symbolic Interactionism. In: Human Nature and Collective Processes / T. Shibutani (Ed.). N.Y., 1970. p.9.
  25. Moreno J. Psychodrama, v.1. N.Y., 1947. p.3.
  26. Morris Ch. Foreword. In: Mead G.H. Mind, Self and Society. Chicago, 1936. p.XXI.
  27. Bates R. Comment on H. Blumer’s paper. American Journal of Sociology. 1966. v.71, N5. p.157.
  28. Pfnetze P.E. Self, Society, Existence. Human Nature and Dialogue in the Thought of G.H. Mead and M. Buber. N.Y., 1961; Winter G. Elements for a Social Ethic. N.Y., 1966.
  29. The Social Psychology of G.H. Mead. A. Strauss (Ed.). Chicago, 1956. p.XVI). Sociological Methods. N. Denzin (Ed.). Chicago, 1970. p.167.

Похожие записи