Введение: От индустриализма к сетевой морфологии
Когда в середине 1990-х годов испанский социолог Мануэль Кастельс начал публикацию своей монументальной трилогии «Информационная эпоха: экономика, общество и культура», мир стоял на пороге фундаментальных перемен, сравнимых по масштабу лишь с промышленной революцией. Эти перемены, согласно его теории, привели к появлению сетевого общества — общества, ключевые социальные структуры и деятельность членов которого организованы вокруг глобальных сетей электронных коммуникаций.
Актуальность теории М. Кастельса в 2020-х годах для экономической социологии и менеджмента не только не снизилась, но и приобрела дополнительный вес. В условиях доминирования цифровых платформ, гиг-экономики и глобальных цепочек поставок, концепции, сформулированные более двух десятилетий назад, служат незаменимой методологической основой для понимания современной организационной динамики.
Ключевой тезис работы Кастельса заключается в том, что информация и знание становятся фундаментальными источниками производительности и власти — процесс, названный информационализмом. Отличие сетевого общества от предшествующего индустриального состоит не просто в использовании технологий, а в том, что сами эти технологии создают новую социальную морфологию, где доминирующей организационной формой становится сеть. И что из этого следует? Это означает, что для достижения успеха фирмам и государствам необходимо не просто внедрять цифровые инструменты, но полностью перестраивать свою структуру по принципу гибкой и адаптивной сети, отказываясь от жесткой иерархии индустриальной эпохи.
Данный доклад ставит целью не просто пересказ классических идей Кастельса, но их прикладной анализ: синтез теоретического каркаса с актуальными социоэкономическими данными 2020-х годов. Мы проанализируем, как сетевая логика меняет товарно-денежные отношения (платформенная экономика) и как трансформируется фирма, переходя от иерархии к сетевому предпринимательству, а также какие новые управленческие вызовы (знание и доверие) возникают при этом переходе.
Фундаментальные концепты сетевой социальной структуры
Сетевое общество — это не просто общество, использующее сети; это общество, структурированное сетями. Для описания этой новой социальной морфологии Кастельс вводит триаду взаимосвязанных концепций, которые определяют логику функционирования информациональной экономики. Сущность сетевой структуры состоит в ее способности к динамической реконфигурации, что дает ей колоссальное преимущество перед статичными иерархическими моделями.
Пространство потоков против Пространства мест
Центральным элементом социальной структуры сетевого общества является Пространство потоков (Space of Flows). Кастельс определяет его как материальную организацию, которая позволяет осуществлять синхронное взаимодействие на большие расстояния. Это не просто каналы коммуникации, а совокупность узлов, хабов и потоков, по которым движутся информация, капитал, технологии, образы и управленческие решения. Функциональность, ресурсы и власть в сетевом обществе определяются именно этими потоками.
Пространство потоков противопоставляется Пространству мест (Space of Places). Места — это географически ограниченные территории, где сосредоточены культурное, историческое и социальное значение, где люди живут, взаимодействуют и формируют свою идентичность.
«Функциональность в потоках, жизнь в местах».
Это противопоставление порождает главное противоречие глобализации: в то время как экономические и властные элиты полностью интегрированы в безграничное Пространство потоков, большинство населения остается привязанным к Пространству мест. Эта дихотомия является мощным объяснительным механизмом для анализа социального исключения и фрагментации, которые возникают в сетевом обществе. Какой важный нюанс здесь упускается? Упускается тот факт, что доступ к Пространству потоков не гарантирует равенства: даже внутри этой глобальной сети существуют жесткие иерархии, определяемые скоростью доступа, качеством информации и владением ключевыми цифровыми активами.
Сетевая логика и Вневременное время
Сетевая логика (Network Logic) представляет собой ключевой принцип организации. Сеть — это открытая, динамичная структура, способная к неограниченному расширению путем включения новых узлов. Главное условие включения — способность узла к коммуникации, то есть использование аналогичных коммуникационных кодов. Эта логика обеспечивает беспрецедентную гибкость и адаптивность, позволяя сетям быстро перестраиваться и обходить препятствия.
В сетевой логике ключевым является принцип «власть структуры оказывается сильнее структуры власти». Это означает, что не конкретный центр или иерарх доминирует, а сама архитектура сети, ее правила включения и исключения, определяет, кто имеет доступ к ресурсам и информации. Разве не ведет это к тому, что невидимые алгоритмы и архитекторы этих сетей обладают самой значительной властью в современном мире?
Концепция Вневременного времени (Timeless Time) описывает разрушение традиционных линейных и циклических временных ограничений, характерных для индустриального общества. В информациональной экономике время сжимается и деформируется. Например, в финансовых потоках операции завершаются в мгновение ока, а производство может быть организовано по принципу "точно в срок" (Just-in-Time), стирая понятие склада и запасов. Сетевое общество стремится создать «вечную вселенную», где ритмичность жизни и труда разрушается, что оказывает глубокое влияние на трудовую этику и социальную стабильность.
Информациональная экономика: трансформация товарно-денежных отношений
Информациональная экономика, о которой пишет Кастельс, знаменует собой переход, где главным источником производительности и власти становится генерация, обработка и передача информации, а не физическое производство товаров. Этот сдвиг фундаментально трансформирует товарно-денежные отношения, прежде всего через появление цифровых платформ.
Феномен платформенной экономики и гиг-экономика
Цифровая платформа — это, по сути, институционализированная и коммерциализированная форма сетевой логики. Она выступает посредником, координирующим взаимодействие между множеством независимых агентов (поставщиков и потребителей), и является ключевой организационной инновацией.
В качестве примера Кастельс приводит модель, где фирма не вкладывает значительных средств в приобретение активов (как в примере с Uber, которая не владеет автомобилями, но координирует 5 млн водителей). Это позволяет платформенным компаниям достигать беспрецедентного масштабирования и создавать мощный сетевой эффект, когда ценность платформы растет пропорционально числу ее пользователей. Какой важный нюанс здесь упускается? То, что платформная монополия, как правило, приводит к эксплуатации "узлов" (работников и мелких поставщиков), поскольку они лишаются прямого доступа к рынку и полностью зависят от правил, устанавливаемых владельцем платформы.
Следствием расцвета платформ является формирование гиг-экономики (экономики разовой работы) — парадигмальной модели организации труда, основанной на краткосрочных контрактах и самозанятости. Этот феномен демонстрирует ускорение сетевой логики в сфере труда:
| Показатель | Значение (2024–2025 гг.) | Аналитический вывод |
|---|---|---|
| Объем мирового рынка гиг-экономики (2024 г.) | $561,245 млрд | Демонстрирует доминирование неформализованного сетевого труда. |
| Прогнозируемый объем к 2031 году | $1704,69 млрд (CAGR 17,20%) | Указывает на экспоненциальный рост и закрепление модели как долгосрочного тренда. |
| Число самозанятых в России (март 2025 г.) | Более 13 млн человек | Отражает быструю адаптацию национальных экономик к сетевой логике труда, где более 50% ранее были в "серой" зоне. |
Эти данные подтверждают тезис Кастельса о том, что сетевая логика пронизывает не только экономические, но и социальные структуры, меняя сам характер занятости.
Роль цифровых платформ в изменении рыночной капитализации
Трансформация товарно-денежных отношений находит свое отражение и в структуре мирового капитала. Цифровые платформенные компании, основанные на информационных потоках и сетевом эффекте, стабильно занимают не менее половины мест в списке топ-10 мировых компаний по рыночной капитализации.
Их экономический вклад, который оценивался в 1–2% мирового ВВП в 2020 году, прогнозируется к росту до 30% за счет их уникальной способности к масштабированию и практически нулевым предельным издержкам на добавление нового клиента или рынка. Таким образом, капитализация этих фирм основана не столько на материальных активах, сколько на владении информацией, алгоритмами и, самое главное, контролем над сетевыми узлами.
Трансформация объекта управления: от иерархии к сетевому предпринимательству
В эпоху индустриализма доминирующей организационной формой была вертикально интегрированная, иерархическая фирма — исторический эквивалент фордистской организации. В сетевом обществе, как отмечает Кастельс, происходит переход к сетевому предпринимательству, где вертикальный контроль стандартизированного массового производства заменяется гибкостью, автономией и горизонтальными связями.
Сетевое предприятие как базовая организационная форма
Сетевое предприятие (network enterprise) становится базовой организационной формой в глобальной информациональной экономике. Принципиальное отличие заключается в том, что единицей производственного процесса является не сама фирма как замкнутая структура, а информационные сети, которые связывают поставщиков, потребителей, субподрядчиков и даже конкурентов.
Ключевые характеристики сетевого предприятия:
- Гибкость: Способность к быстрой реконфигурации и адаптации к меняющимся рыночным условиям.
- Децентрализация: Управляемость основана на технологиях коммуникации, а не на жестких приказах.
- Кастомизация: Минимизация наличия склада и ориентация на заказ "под себя", что является антитезой массовому производству.
Организационная трансформация фирмы в цифровую экономику, часто называемая "неоиндустриализацией", требует внедрения организационных инноваций, которые используют цифровые технологии как конкурентное преимущество во всех сферах — от производства до коммуникаций. Это приводит к появлению должностей вроде Chief Digital Officer (CDO) и смещению требований к компетенциям сотрудников в сторону аналитики данных и высокого владения технологиями.
Зрелость цифровой трансформации в крупном бизнесе
Процесс трансформации от иерархии к сети носит повсеместный характер. Анализ ситуации в России подтверждает, что крупный бизнес активно осваивает сетевую логику:
Во-первых, российский ИТ-рынок, являющийся фундаментом для цифровой трансформации, демонстрирует впечатляющую динамику. Он растет на 12% ежегодно, что вдвое превышает глобальные темпы, и достиг 3,2 трлн рублей в 2023 году. Этот рост обеспечивает материальную базу для перехода к сетевым структурам.
Во-вторых, отечественные компании демонстрируют значительную зрелость в освоении сетевой логики:
| Этап Цифровой Трансформации | Доля компаний (2024–2025 гг.) | Оценка зрелости |
|---|---|---|
| Завершили основные этапы трансформации | 10% | Достигли максимальной организационной гибкости и используют сетевую логику как основное конкурентное преимущество. |
| На продвинутом этапе оптимизации решений | 38% | Активно перестраивают внутренние процессы и интегрируют внешние сети (поставщики, партнеры) на основе данных. |
| Итого зрелых компаний | 48% | Почти половина крупного бизнеса уже функционирует или находится в процессе перехода к сетевому предприятию. |
Эти данные свидетельствуют о том, что концепция сетевого предпринимательства Кастельса перестала быть лишь теоретической моделью и стала практическим императивом для достижения рыночной конкурентоспособности.
Специфика управления сетевыми организациями: механизмы знания и доверия
В сетевой организации, где границы между фирмами размыты, а производственный процесс распределен между множеством автономных узлов, традиционные механизмы контроля (жесткие правила, иерархия) становятся неэффективными. Управление смещается в плоскость нематериальных ресурсов: знания и доверия.
Управление знаниями и сетевой выигрыш
В условиях сетевого взаимодействия, управление знаниями (Knowledge Management) становится критически важным. Сети основаны на постоянном, оперативном и эффективном разделении информации и знаний между партнерами. Выигрыш доли рынка достигается не через сокрытие информации (как это часто было в индустриальную эпоху), а через скорость и качество обмена знаниями, необходимыми для инноваций.
Сетевое предприятие — это, по сути, структура, оптимизированная для генерации, обработки и применения знаний.
Если иерархия индустриальной фирмы была нацелена на управление ресурсами и трудом, то сетевая организация нацелена на управление потоками информации. Управленческий вызов заключается в создании организационной культуры и технологической инфраструктуры, которая способствует неформальному обмену знаниями, их кодификации и быстрому внедрению в процесс принятия решений.
Доверие как механизм снижения трансакционных издержек
Если знание является ключевым ресурсом, то доверие выступает ключевым механизмом, позволяющим этому знанию циркулировать. Сетевое доверие, согласно Кастельсу и последующим исследованиям новой экономической социологии (М. Грановеттер), создается в сетях личных связей между экономическими субъектами, а не на безличном рынке или в жесткой иерархии.
Синтез с теорией трансакционных издержек:
С экономической точки зрения, управление доверием имеет прямое практическое значение. Согласно теории трансакционных издержек (Р. Коуз, О. Уильямсон), фирмы стремятся минимизировать расходы, связанные с функционированием рынка (поиск информации, ведение переговоров, заключение и контроль исполнения контрактов).
Доверие выступает как ключевой механизм снижения этих издержек. Высокий уровень доверия между партнерами в сети позволяет:
- Сократить расходы на детальные, юридически сложные контракты (поскольку партнеры полагаются на репутацию и общие нормы).
- Минимизировать расходы на контроль и мониторинг (поскольку предполагается, что партнер не будет действовать оппортунистически).
Таким образом, для сетевого предприятия доверие — это не просто социологическое понятие, а прагматический экономический актив, напрямую влияющий на операционную эффективность.
Проблема оптимального доверия и сетевой дуализм
Однако доверие не является безусловным благом. Проблема управления доверием сводится к определению оптимального уровня доверия. Чрезмерный контроль подавляет гибкость и инновации (увеличивая трансакционные издержки), а недостаток контроля делает сеть уязвимой для оппортунизма.
Социологический аспект (Грановеттер) подчеркивает, что оптимальное доверие в фирме основано на личностных качествах, организационной культуре и специальных тактиках поведения.
Кастельс также указывает на сетевой дуализм доверия: сетевая структура и высокий уровень доверия, обеспечивающие эффективную работу легальных рынков и высокотехнологичных фирм, могут с той же эффективностью использоваться для функционирования криминальных и коррупционных организаций. Это подтверждает, что сетевая логика сама по себе нейтральна, а ее моральная окраска зависит от ценностей узлов.
Для виртуальных организаций, представляющих собой высшую форму сетевой фирмы, формируется отдельное направление менеджмента доверия, фокусирующееся на процессах его построения, поддержания и восстановления в условиях отсутствия физического контакта.
Критический анализ и современные коррективы теории Кастельса
Несмотря на прогностическую силу, теория сетевого общества Мануэля Кастельса не избежала критических аргументов, которые требуют современных корректировок, особенно в свете растущей власти Big Tech и глобального неравенства.
Проблема социального исключения и возрастающего неравенства
Одним из наиболее острых критических аргументов является тезис о том, что сетевое общество не устраняет, а, напротив, усиливает неравенство. Функциона��ьные элиты, интегрированные в Пространство потоков, получают беспрецедентные преимущества, в то время как большинство остается привязанным к Пространству мест, где ресурсы и власть ограничены.
Кастельс описывает это возрастающее неравенство с помощью концепции «Социального исключения» (Social Exclusion). Это означает, что в глобальной динамике информационального капитализма происходит разрыв связи между «людьми как людьми» (обладателями прав и гражданских свобод) и «людьми как рабочими/потребителями» (функциональными узлами в сети). Те, кто не может быть интегрирован в потоки, оказываются исключенными из системы, что приводит к формированию «четвертого мира» и усилению социального раскола.
Цифровой капитал и включенность как новый фокус неравенства
Современные коррективы смещают фокус анализа цифрового неравенства от простого технического доступа к информационно-коммуникационным технологиям. В 1990-х годах неравенство определялось наличием компьютера или подключения к интернету. Сегодня, когда доступ к мобильной связи почти повсеместен, ключевым становится анализ преимуществ от использования этих технологий.
Актуальный вектор критики и анализа фокусируется на концепциях цифрового капитала и цифровой включенности:
- Цифровой капитал: Это не просто наличие доступа, а совокупность цифровых навыков, знаний и социальных связей, которые позволяют индивиду извлекать экономическую и социальную выгоду из сетевой среды.
- Цифровая включенность: Способность населения эффективно использовать цифровые инструменты для улучшения своего экономического и социального положения.
Неравенство сегодня возникает на уровне навыков, грамотности и практического применения, что означает, что даже при наличии доступа к сети, человек, не обладающий цифровым капиталом, остается функционально исключенным из Пространства потоков.
Консерватизм государства и демонтаж социального контракта
Теория Кастельса отмечает, что государство, как институт, часто консервативно стремится сохранить институциональную структуру, характерную для индустриальной логики развития. Оно сопротивляется сетевой логике, поскольку Сеть по своей сути наднациональна и децентрализована, что подрывает монополию государства на власть и контроль.
Информациональная эпоха привела к глобальному демонтажу государства благосостояния на Западе. Этот процесс ликвидирует старый социальный контракт, сложившийся в индустриальную эпоху между трудом, капиталом и государством. В условиях гибкой сетевой экономики коллективная защита работников уменьшается, а риск перекладывается на самих работников (например, в гиг-экономике), что требует пересмотра механизмов социальной защиты и налогообложения.
Заключение
Теория сетевого общества Мануэля Кастельса остается одним из наиболее влиятельных и прогностически точных аналитических инструментов для понимания XXI века. Его концепции — Пространство потоков, сетевая логика и информационализм — не просто описывают переходный этап, но определяют новую социальную морфологию, в которой мы живем.
Прикладная значимость этой теории для современной экономической социологии и менеджмента заключается в следующем:
- Трансформация управления: Подтвержден переход от вертикально интегрированной фирмы к гибкому сетевому предприятию, что проиллюстрировано высокой степенью зрелости цифровой трансформации в крупном бизнесе.
- Изменение экономики: Доминирование цифровых платформ и экспоненциальный рост гиг-экономики (объем рынка более $561 млрд в 2024 году) демонстрируют, что товарно-денежные отношения строятся на координации информации, а не на владении физическими активами.
- Критические управленческие вызовы: В сетевой организации управление доверием становится критическим активом. Доверие, согласно продвинутому анализу, функционирует как ключевой механизм снижения трансакционных издержек (контроль, контракты), обеспечивая эффективность сети.
Дальнейшие перспективы исследования должны быть сосредоточены на влиянии власти Big Tech, которая, являясь наиболее развитой формой сетевого предприятия, контролирует критически важные узлы Пространства потоков. Также актуален анализ будущего трудовых отношений в гиг-экономике и разработка новых механизмов для компенсации растущего социального исключения и цифрового неравенства, переходящего на уровень цифрового капитала и включенности. Если мы не научимся управлять невидимыми потоками информации и контролировать власть алгоритмов, мы рискуем закрепить глобальное неравенство, в котором участвуют лишь избранные "узлы".
Список использованной литературы
- Быкова, А. А. Организационные структуры управления. Москва : ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2003. 160 с.
- Глинчикова, А. Г. Россия и информационное общество // Мир России. 2003. № 1. С. 98–100.
- Гладкова, А. А., Вартанова, Е. Л. Цифровое неравенство, цифровой капитал, цифровая включенность: динамика теоретических подходов и политических решений. [Б. м.], [б. г.].
- Грановеттер, М. Экономическое действие и социальная структура: проблема укорененности // Экономическая социология. 2002. № 3. С. 54.
- Гудкова, Т. В. Трансформация фирмы в условиях цифровой экономики. [Б. м.], [б. г.].
- Заиченко, С. А. Занятость в Интернет: нетипичные свойства и новые подходы к изучению // Экономическая социология. 2002. № 5. С. 93–110.
- Карасев, О. В. Информационная эпоха и новая экономика в трудах Мануэля Кастельса. [Б. м.], [б. г.].
- Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. Москва, 2000. С. 28.
- Кастельс, М., Киселева, Э. Россия и сетевое общество // Россия в конце XX века. 2000.
- Ламанов, А. Новые формы российских промышленных сетей // Проблемы теории и практики управления. 2004. № 1.
- Окинавская Хартия глобального информационного общества // Дипломатический вестник. 2000. № 8. С. 51–56.
- Олейник, А. Модель сетевого капитализма // Вопросы экономики. 2003. № 8. С. 132–149.
- Радаев, В. В. Основные направления развития современной экономической социологии // Экономическая социология: Новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Под ред. В. В. Радаева. Москва : РОССПЭН, 2002. С. 3–18.
- Румянцева, М. Н., Третьяк, О. А. Трансформация фирмы в сетевую организацию на примере экстернализации НИР // Российский журнал менеджмента. 2006. № 4. С. 75–92.
- Тодорович, С. Цифровая трансформация как стратегия роста бизнеса: барьеры и перспективы для российских компаний. [Б. м.], [б. г.].
- Финк, О. О., Плетнев, Д. А. Доверие как фактор развития сетевых отношений российских фирм. [Б. м.], [б. г.].
- Чернов, А. А. Становление глобального информационного общества: проблемы и перспективы. Москва, 2003.
- Шелепов, А. В. Оценка роли цифровых платформ и экосистем в экономическом развитии. [Б. м.], [б. г.].