Немногие фигуры в российской истории вызывают столь полярные оценки, как Екатерина II. Ее наследие представляет собой сложную мозаику, в которой соседствуют ярлыки «просвещенной монархини», «великой собирательницы земель» и «жестокой угнетательницы крестьян». Она обладала расчетливым умом, искренне увлекалась трудами европейских просветителей, но ее правление было полно глубоких и трагических противоречий. Как эти образы сосуществуют и какой из них ближе к истине? Ответ на этот вопрос — не в выборе одной из крайностей, а в системном анализе того, как ее образ формировался и трансформировался в глазах историков разных эпох. Чтобы сформировать объемный и критический взгляд на ее царствование, необходимо последовательно рассмотреть три ключевых историографических подхода: советский, западный и современный постсоветский.
Советская историография видит в Екатерине II защитницу дворянства
В рамках марксистско-ленинской методологии, доминировавшей в СССР, любая историческая личность оценивалась прежде всего через призму ее роли в классовой борьбе. В этой системе координат для Екатерины II была уготована однозначная роль — выразительницы интересов господствующего класса, дворян-крепостников. Советские историки представляли ее как хладнокровную и властную самодержавную правительницу, чья политика была целиком направлена на укрепление феодального строя.
Главным аргументом и центральным пунктом обвинения стала ее социальная политика. Именно в эпоху Екатерины крепостное право достигло своего апогея, распространившись на новые территории и приобретя самые уродливые формы. Законодательные акты, разрешавшие ссылать крестьян на каторгу и запрещавшие им жаловаться на помещиков, рассматривались как прямое доказательство ее антинародной сущности. Увлечение идеями Просвещения при этом трактовалось либо как лицемерие, либо как тонкий политический маневр для создания благоприятного образа в Европе.
Восстание под предводительством Емельяна Пугачева (1773-1775) в этой парадигме представлялось не случайным бунтом, а закономерным и трагическим итогом усиления эксплуатации. Оно стало поворотным моментом, который, по мнению советских историков, окончательно развеял «просветительские» иллюзии и показал истинное лицо режима.
Западная традиция изучает феномен «просвещенного абсолютизма»
За пределами советской идеологии, в европейской и американской исторической науке, сложился совершенно иной взгляд. Здесь личность и правление Екатерины II анализировались в контексте общеевропейского феномена «просвещенного абсолютизма». Западные историки XX века видели в ней монарха, который, подобно Фридриху II в Пруссии или Иосифу II в Австрии, пытался использовать идеи Просвещения для модернизации государства и укрепления собственной власти.
Аргументами в пользу этой концепции служили неоспоримые факты:
- Интеллектуальный диалог с Европой: Ее знаменитая многолетняя переписка с Вольтером и Дидро демонстрировала не только ее образованность, но и желание быть частью европейского интеллектуального процесса.
- Работа над «Наказом»: Масштабный труд, написанный для Уложенной комиссии, был напрямую основан на трудах Монтескьё и Беккариа. Хотя комиссия так и не приняла нового уложения, сам «Наказ» стал важнейшим памятником политической мысли, отражавшим прогрессивные для своего времени идеи.
- Реформаторская деятельность: Проведенные ею реформы, в первую очередь губернская, были направлены на создание более рациональной и централизованной системы управления империей.
Вместе с тем западные исследователи всегда указывали на пределы этого «просветительства». Они активно дискутировали о том, были ли ее реформы подлинно прогрессивными или служили лишь более эффективным инструментом для укрепления самодержавия. Многие приходили к выводу, что увлечение Просвещением было для Екатерины скорее средством, чем целью, инструментом для усиления личной власти и международного престижа России.
Постсоветская Россия переосмысляет роль Екатерины как государственного строителя
Крах советской идеологии привел к масштабному пересмотру исторических оценок. Отказ от жесткой марксистской догмы позволил российским историкам взглянуть на Екатерину II не как на безликого представителя класса, а как на самостоятельного и выдающегося политического деятеля. В постсоветской историографии на первый план вышла оценка ее роли как эффективного государственного строителя, стратега и прагматика.
Современные российские исследователи акцентируют внимание на ее способности решать сложнейшие государственные задачи. Ее реформы и внешняя политика анализируются с точки зрения прагматизма и государственной пользы. В этом контексте даже территориальная экспансия — присоединение Крыма и разделы Польши — часто рассматривается как акт национального строительства и решения вековых геополитических задач. Безусловно, критика имперской политики сохраняется, но она сместилась с классовых позиций на позиции анализа международных отношений и национальных интересов.
Эта смена исторических перспектив отражает не только научные процессы, но и более широкие изменения в национальном самосознании. Образ Екатерины Великой как сильной правительницы, укрепившей империю и расширившей ее границы, оказался востребован в новой России, ищущей в прошлом примеры сильной государственной власти.
Главный парадокс эпохи — просветительство и расширение крепостничества
Самой сложной и болезненной темой царствования Екатерины остается кричащее противоречие между ее «просвещенными» декларациями и жестокой крепостнической реальностью. Как увлечение идеями о свободе, равенстве и правах человека могло сочетаться с невиданным усилением рабства для миллионов подданных? Историки разных школ предлагают несколько объяснений этого парадокса.
- Цинизм и лицемерие: Этот взгляд, характерный для советской историографии, утверждает, что Екатерина никогда по-настоящему не верила в идеалы Просвещения, а лишь использовала их риторику в политических целях.
- Политическая необходимость: Более прагматичная точка зрения гласит, что императрица была заложницей своего положения. Придя к власти в результате дворцового переворота, она полностью зависела от дворянства — главной опоры трона. Любая серьезная попытка ограничить крепостное право обернулась бы для нее потерей власти и, возможно, жизни.
- Культурно-исторический барьер: Некоторые исследователи полагают, что ни Екатерина, ни ее окружение просто не воспринимали крепостничество как острую моральную проблему в современном понимании. Оно казалось им естественным, исторически сложившимся и единственно возможным порядком вещей, без которого экономика и социальная структура рухнут.
Ярчайшей иллюстрацией этого парадокса служит «Наказ», где императрица рассуждала о вреде рабства и важности законности, в то время как ее реальные указы лишь усиливали власть помещиков над крестьянами. Это противоречие остается ключевым вызовом для понимания ее эпохи.
Внешняя политика как зеркало имперских амбиций и национальных интересов
Внешнеполитические успехи Екатерины II оцениваются не менее диаметрально, чем ее внутренняя политика. Одни и те же события могут интерпретироваться и как величайший триумф, и как национальная трагедия.
С одной стороны, существует триумфальный взгляд. С этой точки зрения, Екатерина II решила вековые стратегические задачи России. В результате двух успешных русско-турецких войн страна получила выход к Черному морю и присоединила Крым. Разделы Речи Посполитой привели к возвращению западнорусских земель (современных Белоруссии и Правобережной Украины) и воссоединению, как тогда считалось, разделенного русского народа. В итоге Россия окончательно утвердилась в статусе великой мировой державы, с которой были вынуждены считаться все европейские монархии.
С другой стороны, существует критический взгляд, особенно распространенный в польской и западной историографии. В этой интерпретации Россия выступила в роли агрессивного империалиста. Разделы Польши рассматриваются как акт уничтожения суверенной европейской государственности и подавления национальных устремлений поляков. Эти события надолго осложнили отношения между русским и польским народами и стали предметом острой исторической полемики, не утихающей до сих пор.
Очевидно, что эти оценки во многом зависят от национальной и политической позиции самих историков, что делает внешнюю политику Екатерины еще одним сложным полем для дискуссий.
Синтез современных взглядов на многогранное наследие императрицы
Анализ различных историографических подходов показывает, что ни одна из упрощенных моделей — будь то «мать отечества» или «угнетательница» — не способна охватить всю сложность фигуры Екатерины II. Современная историческая наука стремится к синтетическому образу, признающему ее многогранность. Сегодня Екатерина Великая предстает как чрезвычайно умный, властолюбивый и прагматичный политик, чья деятельность была полна противоречий, продиктованных логикой эпохи.
Она, безусловно, использовала риторику Просвещения, но делала это в первую очередь для укрепления личной власти и решения конкретных государственных задач. Ее покровительство наукам и искусству соседствовало с жестоким подавлением инакомыслия. Ее действия были продиктованы не столько абстрактными гуманистическими идеалами, сколько интересами абсолютной монархии и дворянской империи, которую она возглавляла. Она мыслила категориями государственной пользы, как она ее понимала: расширение территории, централизация управления, усиление военной мощи.
Ключевой вывод современного подхода заключается в том, что величие Екатерины как государственного деятеля неотделимо от трагедии для миллионов ее подданных. Ее успехи в строительстве империи были оплачены ценой максимального закрепощения крестьянства и уничтожения государственности соседних народов. Признание этой двойственности позволяет избежать как апологетики, так и огульного осуждения, формируя более глубокое и честное понимание ее наследия.
Именно эта сложность и делает ее правление столь важным для изучения. Эпоха Екатерины II — это не просто набор фактов из прошлого, а зеркало, в котором отразились фундаментальные противоречия российской истории: между империей и народом, между европейскими идеями и самобытной реальностью, между модернизацией и архаикой.
Заключение
Мы проделали путь от анализа отдельных, зачастую идеологически ангажированных, оценок правления Екатерины II к попытке их синтеза. Как мы увидели, каждая историческая эпоха создавала свой образ императрицы, отражая собственные ценности, страхи и политические задачи. Советская историография видела в ней классового врага, западная — интересный пример «просвещенного абсолютизма», а постсоветская Россия — строителя сильного государства.
Главный тезис, который следует из этого анализа, заключается в том, что фигура Екатерины II слишком масштабна и противоречива для любой однозначной оценки. Подлинное понимание ее эпохи требует не выбора между ярлыками «просветительницы» и «крепостницы», а критического осмысления их неразрывной связи. Именно эта глубокая, трагическая противоречивость и делает ее одной из самых значимых и поучительных фигур в истории России, споры о которой не утихнут никогда.
Список использованной литературы
- Арсланов Р.А., Керов В.В., Мосейкина М.Н. История России с древнейших времен до начала XX века. – М.: Высшая школа, 2001. — 784 с.
- Брикнер Л. История Екатерины Второй. В двух томах. Репринтное воспроизведение издания А.С. Суворина 1885 г. — М., 1991. – 991 с.
- Буганов В.И. Крестьянские воины XVII – XVIII вв. – М.: Наука, 1976. — 223 с.
- Грушевский М.С. Очерк истории украинского народа. – К.: Лыбедь, 1990. – 400 с.
- История России с древнейших времен до 1861 года: Учебник для вузов. 3-е изд., перераб. / Н.И. Павленко, И.Л. Андреев, В.А. Федоров; Под ред. Н. И. Павленко. – М.: Высшая школа, 2004. – 536 с.
- Калюжный Д. В., Кеслер Я.А. Другая история Российской Империи. – М.: Вече, 2004. – 448 с.